Странный показательный процесс

До оглашения приговора экс-главе Минэкономразвития остаются считанные дни. Если, вопреки традиции, требования обвинителей будут отклонены или радикально смягчены, это станет еще одним удивительным событием в цепи не менее удивительных, из которых и вылеплено все это дело.

Арест действующего министра и последующий открытый процесс над ним близки по скандальности к давним судам над Михаилом Ходорковским. Сравнивая их, видишь, насколько нынешнее десятилетие отличается от прошлого.

На формальную сторону обвинений, предъявлявшихся Ходорковскому, публика быстро перестала обращать внимание. Чтобы дать ему срок, а потом второй, нужно было соблюсти некие ритуальные процедуры. Все именно так это и понимали. Но понимали и другое. Ходорковский начал или хотя бы обдумывал большую политическую игру. В его распоряжении был чрезвычайно лакомый актив. И, судя по всему, он вызывал острую личную неприязнь у Владимира Путина. Все это в совокупности сплачивало против него мощную коалицию и служило недостойным, однако совершенно ясным поводом для репрессий.

И вот сейчас Улюкаев. С одной стороны, его дело укладывается в нынешнюю кампанию арестов губернаторов, мэров и генералов, которая демонстрирует народу казенную борьбу за чистые ризы, помогает наращиванию могущества охранительной системы и одновременно служит выражением внутренней борьбы в кругу силовиков и прочих властных групп. Но Улюкаев, в отличие от других репрессируемых чиновников, — публичная фигура с огромным стажем. Как экономический публицист он стал знаменит еще в позднесоветское время. Потом, в команде Гайдара, входил в круг если и не самых влиятельных, то самых известных ее членов. А эпоха Путина стала временем его административного взлета. С 2000 года он шестнадцать лет подряд занимал очень заметные должности в цитадели сислибов, в так называемом экономическом блоке, — первый замминистра финансов, первый замглавы ЦБ, министр экономического развития.

Помимо прочих занятий, он, возможно по старой привычке, специализировался на публичных заявлениях — авторитетно предвещал снижение инфляции, когда она росла, подъем экономики, когда впереди был спад, и т. п. Благодаря этому Улюкаев был постоянным героем публикаций на экономические темы, в том числе и моих. Я видел в нем фигуру скорее комическую, типичного бывшего либерала, готового ради должности на любые услуги. К тому же он писал стихи. Это добавляло колорита.

Однако взглянем на него глазами людей из руководящего круга, к которому он до сих пор принадлежал. Да, человек не слишком свой, из интеллигентов. Но полностью лоялен. Всегда выполнял все приказы. Служебной карьерой обязан лично Владимиру Путину. И бывал им обласкан, судя по высоким наградам. А сколько-нибудь крупных промахов по службе, как минимум видимых публике, не допускал.

Не располагал и богатствами, которые бы подталкивали к тому, чтобы их оприходовать. Арестованное его имущество не дотягивает до $10 млн. Для простого человека — очень большая сумма. Для улюкаевских собратьев — смешная. Если верить сайтам, коллекционирующим компромат, кое-какие выгоды статус Улюкаеву или его близким приносил. Но, видимо, в рамках дозволенного у нас для лиц такого ранга. Иначе это было бы уж точно вытащено сейчас на суд. А обвиняют только в одном — в вымогательстве у Игоря Сечина двухмиллионной взятки за содействие в поглощении «Башнефти» «Роснефтью».

Должность Улюкаева была так высока, что суд над ним неизбежно становился показательным. Но, чтобы он органично смотрелся в обойме более скромных антикоррупционных процессов, нужны были какие-то яркие доказательства. Горы валюты и драгоценностей, которые можно прогнать по телеэкранам. Записи зловещих вымогательских переговоров, не оставляющие у публики сомнений. Ничего такого не было. Улюкаев, которого несколько месяцев официально прослушивали, ни разу никому ни на что не намекнул. В «Роснефть» за предполагаемой взяткой его зазвал Сечин. И опять, даже при вручении пресловутой сумки, деньги не присутствовали ни в одной фразе.

Разумеется, никто не поверит, что Улюкаев имел возможности шантажировать Сечина. Да, он ворчал по поводу сечинской операции с «Башнефтью». Но чтобы понять ее нецелесообразность для казны, не надо быть ни министром, ни либералом. Решающее слово о судьбе «Башнефти» произнес Путин. После чего Улюкаев, как всегда, взял под козырек.

Помню, мне показалась правдоподобной версия, которая ходила сразу после улюкаевского ареста. Что он, собираясь в отставку, якобы попросил на прощание какие-то премиальные, под видом вручения которых его и заманили в капкан. Но, следя за процессом, я не увидел доказательств даже этой гипотезы. Обвинение оперирует психологическими предположениями, остротами и ссылками на некий таинственный жест двумя пальцами, который то ли имел место, то ли нет. Главный свидетель отказывался являться для дачи показаний до тех пор, пока правосудие с этим не смирилось. Других важных свидетелей даже и не позвали.

С точки зрения внешнего наблюдателя, результаты прений на открытом процессе целиком в пользу обвиняемого. Я бы сказал, что однозначно доказать не удалось вообще ничего. Перечитайте стенограммы. Если исходить из презумпции невиновности, то спорить просто не о чем. Догадки и психологические штудии к делу не подошьешь. Если оно правосудное, конечно.

Огромный срок, затребованный, тем не менее, прокурорами — вовсе не единственная странность этого процесса. Совершенно необычные утечки и публикации записей, компрометирующие или, как минимум, выставляющие в странном виде главу «Роснефти», выдают, что одновременно с открытым разбирательством шло и какое-то закрытое, о сюжете и участниках которого можно только строить предположения.

И непосредственный организатор улюкаевского «взятия с поличным», тогдашний заместитель Игоря Сечина, генерал ФСБ Олег Феоктистов (сеть полна красочных историй о схожих операциях, проведенных под его руководством против множества крупных номенклатурщиков в погонах и без погон), не только не был возвышен, но наоборот — выведен в отставку и трудоустроен с понижением.

В отличие от «дела Ходорковского», подлинные причины «дела Улюкаева» непонятны. Или уж, по меньшей мере, понятны не до конца. У Улюкаева не было чего-то такого, что хотелось бы отнять. Включая и должность, за которую он уже не держался. Примерное наказание его за коррупционность вряд ли вписывается в предвыборный пиар Путина, ввиду неубедительности процесса.

Может быть, причина в непрофессионализме участников облавы, но сделать вину очевидной они не сумели. А прокуроры, которые, строго говоря, принадлежат к другому ведомству, все-таки слабины не дают и настаивают на самой суровой каре. Что-то тут не до конца ясно.

Улюкаев называет свое дело провокацией, подстроенной, по его словам, Сечиным и Феоктистовым. Может быть. Но ведь и тут вопросы. Министр экономразвития — номенклатура президента. Он дал отмашку. За что Путин рассердился на верного слугу? Если за мелочь какую-то, мог ведь просто уволить. Или правы те, кто говорит, что такие акции уже проворачиваются мимо вождя?

Да и самому Сечину зачем столько трудов в отместку за пустяковые накладки с оформлением «Башнефти», если допустить, что таковые вообще имели место? Дело не в доброте, а в занятости. У него хватает хлопот с другими людьми. Единственный органично смотрящийся интересант — из тех, кто на виду, — это, пожалуй, генерал-лейтенант Феоктистов. Его карьера построена именно на таких делах. Но наша система далеко зашла, если решения о показательных делах высшего разряда уже принимаются на таком уровне.

Вот такая у нас сейчас логика властных структур. Госмашина репрессирует не только чужих, но и своих, а почему — догадывайтесь сами.

Жалко ли Улюкаева? Мне — жалко. Причина не только в том, что он кое в чем покаялся в своем последнем слове. Мог бы и не каяться. Правосудия заслуживает любой человек, хорош он или плох. Отсутствие такового — не чья-то личная трудность, а общественное бедствие. Не понимаю поэтому ту часть наших интеллектуалов, которая говорит, что пусть, мол, Улюкаева укатают на каторгу по обвинению, в которое они и сами не верят. Все равно ведь заслужил. Поскольку виноват если и не в этом, то во многом другом.

Так могут рассуждать только те, кто не видит родства улюкаевского процесса со многими прочими репрессиями, от дела Серебренникова до разгрома Европейского университета. Кто и зачем душит Европейский, несмотря на полную его готовность уступать и отступать, тоже ведь непонятно. На публике появляются лишь исполнители карательных мероприятий. А насчет более высоких лиц и их мотивов серьезные люди только теряются в догадках. Никто ничего в точности не знает. Произвол такого сорта — это произвол в квадрате.

Что же до процесса Алексея Улюкаева, то пока финал неизвестен, можно еще желать, чтобы он оказался вдруг небанальным.

Сергей Шелин

Последнее слово Алексея Улюкаева

Уважаемый суд! В прениях и в своих более ранних выступлениях я постоянно говорил о том, что я невиновен во вменяемом мне преступлении. Я категорически отклоняю предъявленные мне обвинения. Подтверждаю это в своем последнем слове.

Ни одно свидетельское показание, ни один из материалов дела, документов или иных материалов, которые были изучены в ходе судебного следствия, не содержат никаких доказательств моей причастности к совершению преступления — вымогательству взятки. Более того, они неопровержимо свидетельствуют — извините, что я уподобился государственному обвинителю и использовал слово «неопровержимо», я его исключу — о том, что против меня была совершена чудовищная и жестокая провокация.

В ходе прений я рассказывал о странностях событий 14 ноября 2016 года. Но не меньше странностей обнаруживается и в ходе самого судебного следствия. Это удивительное следствие: в нем потерпевший сначала превращается в свидетеля, а потом фактически утрачивает даже этот статус — превращается в мнимого свидетеля, который, затерявшись где-то в просторах между Ханты-Мансийском и Римом, растворился. Так же растворился, как растворился пресловутый синергетический эффект для бюджета от приобретения компанией «Роснефть» акций компании «Башнефть». Растворился, только запах серы в воздухе остался. Мнимый свидетель, притворный свидетель, какой-то подпоручик Киже.

Ни потерпевший, ни свидетель — кто же он в процессе? Может, специалист? Ну, скорее всего, специалист. Специалист по проворачиванию определенного рода делишек. Дурно пахнущих делишек. Это процесс по делу, в котором заявление по преступлению подается не заявителем, а по его поручению лицом, которое лишь слышало рассказ о якобы угрозах и вымогательствах.

Процесс, в котором организатор так называемого оперативного эксперимента, младший оперуполномоченный, исчезает в длительной командировке, так и не дав никаких свидетельских показаний. Может, он тоже существует лишь в воображении государственного обвинителя?

Процесс, в котором важнейшие материалы следственного дела отправляются следователями за ненадобностью по принадлежности, так сказать, то есть в небытие, тоже растворяются. Где государственный обвинитель (Улюкаев имеет в виду гособвинителя Филипчука, участвующего в процессе по делу генерала МВД Дениса Сугробова), который в другом процессе также в статусе государственного обвинителя объявляет определенные действия, например использование средств частных лиц, преступлением и провокацией взятки, считает теперь это нормальным элементом оперативного эксперимента. Одним за такое действие полагается длительный тюремный срок, другим — повышение по службе. Ну что у нас в самом деле, что ли, закон что дышло?

Данный процесс вызвал очень большой интерес публики, похож на цирк. Такой немолодой, пенсионного возраста гладиатор картонным мечом отмахивается от таких вполне реальных орудий, а публика в удобных креслах наблюдает, готовя палец вниз, палец вверх поднять, спрашивает: как там на суде? А что ему светит, какой срок получит? А ведь уже порядком давно было сказано: не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе. Он может зазвонить по любому из зрителей.

Теперь это стало очень легко: сумка, корзинка, плохо снятый видеоролик, три клика — и готово. Представьте ситуацию: вот есть у вас знакомый чиновник, который почему-то перестал вам нравиться. Вы приглашаете его на прогулку и говорите: «Подержи, пожалуйста, портфель, у меня шнурок развязался». И не успеет шнурок завязаться, как уже добры молодцы из кустов выхватывают, берут под белы руки этого бывшего приятеля и направляют его в следственный изолятор. Нет человека — нет проблемы. Однако ящик Пандоры открыть легко, а вот закрыть его будет значительно труднее.

Это процесс, в котором государственный обвинитель строит свое обвинение на весовых характеристиках предметов. На том, что сумка уж больно тяжела, что может быть в тяжелой сумке, как не деньги, — это точное воспроизведение аргументов, которые приводились в бессмертном романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: «Пилите, Шура, гирю». А если там не золото? А что же там еще, по-вашему? Что же еще, по-вашему, может быть в тяжелой сумке, как не деньги? Или обвинение полагает, что очки подсудимого оборудованы рентгеновской оптикой специальной?

Раз сумка тяжелая — значит, там деньги. А если сумка коричневая, а подсудимый почему-то этого не помнит, то именно это и доказывает его преступный замысел. Вышинский отдыхает, а мог бы подарить гособвинителю свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя». Действительно, побежденному — у того хоть царицей доказательств вина была, а тут только сплошное «не мог не знать» да «не мог не понимать». Это удивительный криминальный опыт чтения мыслей не только на расстоянии, но и во времени.

Ну и интересный вопрос, который здесь уже затрагивался: откуда все-таки взялись эти доллары, которые гособвинитель так и сяк раскладывал на столе?

Один из организаторов провокации, Феоктистов, показал, что $2 млн ему дал некий частный инвестор. Так это инвестиция! То есть вложить $2 млн просто так на неопределенное время, без гарантии возврата, под нулевую ставку — это инвестиция. Какая-то прямо повесть об эффективном инвесторе. Надо бы Росстату подсказать, чтобы включил эту инвестицию в свою статистику.

И никого не заинтересовало в отличие от аналогичных дел о провокации взяток истинное происхождение этих денег. Не свидетельствуют ли они о существовании в «Роснефти» черной кассы, так называемой неучтенной, о незаконном обналичивании денежных средств и других подобных деяниях?

Обвинение абсурдно. Доказательства абсурдны. Но во всяком абсурде, как известно, должна быть своя система. Она есть и в этом абсурде. Его краеугольный камень — это жестокость и вседозволенность провокаторов. Ну и, так сказать, материальная часть, о которой я уже говорил в прениях. Без домыслов и вымысла, только факты. Кому выгодно? Выгодоприобретатель этой чудовищной провокации очевиден. Все это надо расследовать, и все это, несомненно, рано или поздно будет расследовано. Уверен, что этим преступным действиям будет дана должная оценка.

Провокаторы потратили немало сил и средств, чтобы оклеветать невинного человека, заманить его в ловушку, осуществить расправу. Следствие и обвинение, вместо того чтобы разобраться в существе дела, поспешили сшить дело белыми нитками. Черное дело шито белыми нитками.

Надеюсь и верю, что суд поднимется над завесой инсинуаций и лжи и защитит попираемое право и справедливость, не позволит отнять у престарелых инвалидов-родителей их сына, единственную опору в старости, а у маленьких детей — отца, который должен поставить их на ноги и помочь идти по тернистому жизненному пути. Моей маме 85 лет, папе — 86, сыну 12 лет, дочери семь. Трудно им будет без меня.

65 лет назад, выступая на процессе по сфабрикованному против него делу, Фидель Кастро сказал: «История меня оправдает». Могу лишь повторить эти пророческие слова. Жернова истории мелют медленно, но неумолимо. И муку хорошую делают. Уверен, что так будет и на этот раз.

В понедельник, когда я сказал, что мне было весело слушать речь государственного обвинителя, многие удивились. Кое-кто, возможно, решил, что у меня от переживаний крыша поехала. Зря — крыша на месте и еще послужит. Просто я вспомнил слова непопулярного нынче Маркса о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. А следствие и обвинение по методике Вышинского — это, конечно, наше прошлое, позорное прошлое. И мы с ним расстаемся. Слишком медленно, правда, но расстаемся.

Хочу здесь высказать слова признательности моим товарищам, которые в эти трудные месяцы поддерживали меня и мою семью. Их немного, но они есть, эти благородные люди. Хочу поблагодарить и тех простых неизвестных мне людей, которые просто на улице во время моих прогулок подходили, желали удачи, подбадривали, передавали слова поддержки через моих родственников.

И последнее. Хочу здесь сделать заявление, что признаю себя виновным. Виновным, конечно, не в том абсурдном обвинении, которое мне с упорством, достойным лучшего применения, предъявляют государственные обвинители. Очевидно, что ничего общего с угрозами и вымогательством взятки я не имею. Я виновен в другом.

Конечно, на протяжении многих лет я как мог служил гражданам России. Старался делать свою работу, как мог, хорошо, приносить пользу. И дело не в полученных наградах и орденах, почетных званиях, которых было немало, а в том, что в самом деле кое-что удалось сделать на благо людей. Но как известно, для Родины сделано недостаточно, если не сделано все. Того, что я делал, недостаточно. Прискорбно мало.

Я виновен в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, карьеру и благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе бюрократическом, получал какие-то подарки, сам их делал. Пытался выстраивать отношения, лицемерил. Только когда сам попадаешь в беду, начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди, с какой несправедливостью они сталкиваются. А когда у тебя все в порядке, ты позорно отворачиваешься от людского горя. Простите меня за это, люди! Я виноват перед вами.

Много я передумал за этот год. Как ни сложись моя дальнейшая судьба, остаток жизни я посвящу отстаиванию интересов людей.

Хочу также попросить прощения у своих родных и близких за тревогу и боль, которые им невольно принес. Ничего, будет и на нашей улице праздник.

Ну что ж, как сказал в аналогичной ситуации Сократ, вот уже время идти отсюда. Мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить. А кто из нас идет на лучшее, это сейчас никому не ясно. Конечно, со времен Сократа много воды утекло, сейчас времена гораздо более вегетарианские. Но тем не менее десять лет строгого режима для человека 62 лет от роду несильно отличаются от смертного приговора.

Ну и, наконец, чтобы закончить на более светлой ноте. У нас впереди Новый год. Хочу всех поздравить с наступающим Новым годом, пожелать веселого праздника, всего самого доброго! Будьте здоровы, живите долго и счастливо. Спасибо.