Общественно-политический журнал

 

Обязанность не забывать, чтобы не повторилось

Обвиняемый прятался за темными солнцезащитными очками, прикрывая лицо красной папкой, когда судебный служащий катил его на инвалидной коляске в переполненный зал суда в Гамбурге. Это был первый день, когда он давал показания, жалуясь, что сам процесс «уничтожает» его «достойную» старость. «Нет, не так я ее себе представлял», - сказал этот 93-летний человек, обращаясь к председателю суда.

В черной шляпе, синем пиджаке и серых брюках Бруно Дей, - так зовут обвиняемого, - прочитал заранее подготовленное заявление, отвечая, таким образом, на более чем пять тысяч обвинений в причастности к убийству, базирующихся на факте его службы охранником в нацистском концлагере Штуттгоф с августа 1944 года по май 1945 года. «Кошмары страданий и ужасов преследовали меня всю жизнь», - утверждал Дей. Суд над ним стал одним из многих, проходивших в последние годы в Германии в погоне за ускользающим временем, чтобы успеть вывести на судебную авансцену последних оставшихся в живых нацистов, где бы они ни жили.

После того, как в мае 2011 года в Германии был осужден Джон (Иван) Демьянюк за ту роль, которую он сыграл в убийстве 29 тысяч человек в Собиборе, а также его кончина через год в возрасте 91 года, стало ясно, что существует не только необходимость в срочности, но и возможность проведения процессов даже в отсутствие свидетельств очевидцев и показаний тех, кто выжил в то страшное время.

Как поясняет берлинский корреспондент The Times Аллан Холл, исходя из правового принципа общей цели, достаточно, чтобы кто-то находился в концлагере и участвовал в его «работе» или проводимых акциях, чтобы его можно было считать соучастником нацистских преступлений.

А время, в самом деле, подгоняет. После Демьянюка в 2015 был осужден Оскар Грёнинг - за соучастие в убийстве 300 тысяч венгерских евреев в Освенциме, где в период с 1942 по 1944 год он работал банковским служащим, конфискуя деньги из багажа тех, кого отправляли на рабский труд или в газовые камеры. «Вне всякого сомнения, я причастен», - сказал Грёнинг на суде. Он умер в марте 2018 года.

В 2017 году было возбуждено дело против 96-летнего Хьюберта Зафке, бывшего медработника СС, он скончался в 2018 году.

Очень часто эти судебные процессы по делам сенильных стариков кажутся неестественными и запутанными, если, допустим, сравнить их с Нюрнбергским процессом или процессом по делу Эйхмана, который проходил в Иерусалиме. Демьянюк провел подавляющую часть времени в суде лежа, страдая от проблем с костным мозгом и заболевания почек. А когда был оглашен приговор, как писала газета «Нью-Йорк Таймс», он «оставался практически недвижим, иногда поднимая колено или руку, но не реагируя на разбирательство».

Во время объявленного на судебном процессе по делу Грёнинга перерыва обвиняемый буквально упал в кресло, будучи физически и эмоционально истощен, он сидел, запахнувшись в серое пальто, а правая рука для устойчивости опиралась на ходунок. И этот момент запечатлела камера. Однако вне съемок можно увидеть и нечто другое. Те, кто следил внимательно за процессом над Демьянюком, отмечали, что в момент слушаний он «часами лежал неподвижно», как труп, и не произносил ни слова. А во время перерыва внезапно «оживал», становился более подвижным, улыбался и даже шутил со своим переводчиком или сотрудниками суда.

Долгий, извилистый путь, который ведет к этим последним судебным процессам, отталкиваясь от неудач послевоенного правосудия, - от оправдательного приговора, вынесенного в 1955 году во Франкфурте Герхарду Петерсу, поставщику газа "Циклон-Б", до суда в 1993 году над Рене Буске, бывшим генеральным инспектором полиции в правительстве Виши, прерванного из-за убийства Буске, да еще и первое неудачное рассмотрение дела Демьянюка в Иерусалиме в 1988 году, - лишь подчеркивает необходимость правильного решения даже сейчас.

Время подстегивает нас, гонит и запаздывает, не только для нацистов, но также для тех, кто выжил, и их семей. Обязанность преследовать преступников в судебном порядке вызвана обязанностью помнить или, другими словами, обязанностью не забывать. Зал суда в данном случае - это не просто форум для отправления правосудия, но место для заслушивания показаний и сохранения исторического и личного опыта.

Руди Кортиссос, чья мать была убита в Собиборе, выступил на суде над Демьянюком в 2011 году, указав такие детали, как даты прибытия поездов и имена тех, кто там находился. «У меня была возможность сказать то, что я хотел сказать в течение пятидесяти лет», - сказал впоследствии Кортиссос прессе, добавив, что, хотя Демьянюк и был «мелкой рыбешкой», но «будь вы кит или сардина, если вы участвовали в процессе уничтожения, то должны понести наказание».

Это, если хотите, момент истины, когда правда сражается с ложью. Кстати, все сказанное верно не только для тех, кто виновен в Катастрофе, но и для тех, кто ее отрицает. Как это случилось с британским писателем Дэвидом Ирвингом в 2000 году, когда он проиграл суд американскому историку Деборе Липштадт и издательству Penguin, пытаясь доказать, что никакой Катастрофы не существовало. После того, как суд вынес приговор в пользу Липштадт, газета London Telegraph  написала, что «дело Ирвинга для нового столетия равносильно тому, что сделали в свое время Нюрнбергский трибунал или процесс Эйхмана».

Хотя суд над Бруно Деем, так же, как над Демьянюком или Грёнингом, будет весьма и весьма непростым, он справедлив и необходим. Слишком часто европейские правительства, судебные системы, да и сами люди отворачивались от тяжелой работы по восстановлению справедливости далекого от них прошлого. Суд над Деем может стать одной из последних возможностей сделать эту работу, но не потому, что ее так тяжело делать, а потому, что это – единственно верно.

Лиам Хоар