Вы здесь
Бытовые наблюдения и подслушанные разговоры могут рассказать о настроениях россиян больше и правдивее, чем официальные опросы
Я люблю слушать разговоры в очередях и транспорте, общаться с попутчиками и вообще с людьми, которые живут частной жизнью и не интересуются политикой (разве что проводят вечера за просмотром политических ток-шоу). Бытовые наблюдения и подслушанные разговоры могут немало рассказать об общественных настроениях. Во всяком случае, больше и правдивее, чем официальные опросы.
В 2014 году по таким разговорам было понятно, что большинство действительно поддерживает и Путина, и его действия в Украине – о Крыме с восторгом говорили везде: в банях, очередях, поездах, за кофе и водкой – люди самых разных профессий и разного достатка.
– Да, воруют, а кто ж не ворует. Зато Крым вернули.
– А зачем вам Крым?
– Потому что он наш, русский!
– Но ведь война началась, с Украиной разругались, санкции…
– А это всё Запад. Они нас никогда не любили.
– Почему?
– Потому что мы русские!
В Москве и больших городах говорили о том, что всем довольны и власть их абсолютно устраивает. Имея в виду, конечно, что их устраивает ситуация, при которой можно зарабатывать неплохие деньги (часто не имея особых навыков и знаний, кроме наглости, бесстыдства и полезных знакомств), отдыхать за рубежом, выплачивать ипотеку и наслаждаться благоустроенным центром города. В провинции говорили, что не хотят 90-е, что жизнь потихоньку наладилась, на работу, в конце концов, можно ездить и в Москву или областной центр, а в целом, жаловаться тоже не на что. О протестах и там, и там отзывались резко, перенимая риторику госканалов об агентах влияния и пятой колонне.
– Знаем мы, кто на протесты выходит, – сказала мне моя приятельница.
– И кто?
– Те, кому платят.
– Так и я тоже выхожу. Думаешь, и мне платят?
– Ну, ты, может, и бесплатно. По глупости.
Этим летом настроения “путинского электората”, или “аудитории государственных каналов”, резко изменились. Многие перестали бояться публично обсуждать Путина и ругать его, хотя ещё недавно я замечала, что, говоря о власти что-то критическое, люди просто произносили “он” и задирали палец, показывая вверх, а резких формулировок старались избегать.
В Козельске, небольшом городке в 250 км от Москвы, пассажирка и водитель в маршрутке, не обращая внимания на меня, обсуждали “коронавирусные” выплаты на детей. У женщины было два внука, одному 16 лет, другому 2 года, так что обоим выплаты оказались не положены.
– Ох, как языком он чешет, ох, как чешет, – сказала женщина. – Как Горбачёв. И всё так складно, гладко. И выплаты детям он сделал, и в отпуск всех отправил с сохранением зарплаты. Заслушаешься. Такой хороший президент. Трепло поганое!
Я аж вздрогнула.
– Всё на войну тратит, на ракеты, – подхватил водитель в тот момент, когда мы проезжали мимо военного городка. – Всё время заливает, что на нас напасть хотят. Да кому мы нужны?! Кому нужны, те нас уже купили и продали сто раз.
– Да мы сами друг друга продадим за копейку. Жизнь такая. Всё на продажу, всё ради денег.
– На парад и на салюты у них деньги есть, – гнул своё водитель. – А не стыдно им перед погибшими? Парады вы устраиваете, а страну во что вы превратили!
На остановке в маршрутку зашли другие пассажиры, и разговоры стихли.
В калужском автобусе я оказалась рядом с выходцем из Хабаровска. От него пахло перегаром, он пересказывал сюжеты канала “Царьград”, а в коронавирусе подозревал происки китайских и американских спецслужб, поэтому казался типичным провинциальным “имперцем”. Но когда речь зашла о протестах в Хабаровске и о политике в целом, его было не остановить.
– Ворьё, кругом ворьё. Набивают карманы, дворцы строят, семьи вывозят из страны. Выкачивают из России всё, что можно, кровь нашу пьют. А потом сбегут, а нас оставят на развалинах. С ними что-то надо делать.
– С кем с ними? – спросила я, думая услышать “с олигархами” или “с теми, кто у власти”.
– С Путиным! – неожиданно выпалил мужчина. – С Путиным надо бороться, он главное зло.
Неудивительно, что перед голосованием по поправкам в Конституцию в регионах повсюду появились рекламные билборды с призывами голосовать за индексацию пенсий, семейные ценности и статус русского языка, но не было ни одного с Путиным. О том, что голосование будет проходить ради его новых президентских сроков, вообще умалчивали. Кремлёвские пропагандисты, видимо, знали цену завышенному путинскому рейтингу.
– Да достал он уже! Сколько можно на рожу эту смотреть! – сказала женщина, которой в почтовом отделении предложили календарь “Год с Путиным” с большим количеством путинских портретов. И, сама испугавшись того, что сказала, ойкнула и прикрыла рот рукой.
Но в очереди её поддержали.
– Да он в телевизоре постоянно, как ни включишь, что-нибудь обещает, – сказал старик, лысый и почти беззубый. – Обещает и обещает. За…л!
Трудно представить такие разговоры ещё год назад.
Но Путин далеко, а местные власти – рядом и на виду. И к ним ненависть растёт ещё быстрее. В любом городе, в любом регионе, от Заполярья до Северного Кавказа, можно услышать, как ругают местных чиновников, депутатов, губернаторов. Такое было и раньше, но с важной оговоркой: раньше люди верили, что это бояре плохие, а царь-то хороший.
– Мэр – ворюга, депутаты – ворюги, губернатор – ворюга вдвойне, ещё и не наш, не местный, – жаловался житель маленького городка в Мурманской области. – Мы вот Путину хотим написать, пожаловаться.
– Как будто он не знает. Сам ворюга.
– Путин? Да он как Сталин, у него ничего своего, ему ничего не нужно. А губернаторы пользуются тем, что он далеко, и воруют. Но ничего, мы Путину напишем!
Теперь же местная власть воспринимается целиком и полностью частью путинской системы, кровь от крови и плоть от плоти воровской “вертикали”. И с тем же человеком у нас случился совсем другой разговор.
– Это Путин нам этого губернатора прислал. Варяга очередного. Наворует, развалит тут всё и уедет. Кровопийцы они все.
– И Путин?
– Да он он главный кровопийца!
Режим Путина двадцать лет держался на сырьевом благополучии и страхе, что вернутся 90-е. Но 90-е, похоже, всё-таки возвращаются. Затяжной экономический кризис, усугублённый пандемией, ведёт к ещё большему обнищанию. Уже в прошлом году было подсчитано, что половина семей в России имеет долги по кредитам, в этом году эти кредиты вообще стало нечем выплачивать, а люди стали закабалять себя займами в микрокредитных организациях. Официально до пандемии в стране было 18 миллионов бедных (по оценкам независимых экспертов – около 30). Сейчас, возможно, за чертой бедности почти половина жителей. За месяцы пандемии все накопления были потрачены, и осень будет особенно тяжёлой.
– Скоро рванёт. Нутром чую! – сказал мне водопроводчик, чинивший канализацию на даче. – Как пить дать рванёт.
Даже Крым уже не утешает. Мои друзья, многодетная семья из провинции, постоянно ездили туда на отдых. И очень радовались аннексии, повторяя за официальной пропагандой, что Крым всегда был русским, референдум был честным, а крымские татары – террористы, с которыми опасно находиться рядом. Но уже несколько лет ездить в Крым они перестали. Доходы упали, а цены в “нашем Крыму” стали такие, что многим он больше не по карману.
– Денег нет, работы нет, как жить – не знаем.
– Зато Крым ваш, – съязвила я.
Ответили мне трёхэтажным матом. Получается, что главный аргумент “зато он вернул Крым” перестаёт работать даже для самого лояльного путинского электората.
Правда когда начинаются разговоры о протестах, большинство всё равно приговаривает: “будет хуже”, “ничего не получится”, “некому прийти ему на смену”, “всё равно власть жёстко разгонит любые протесты”. Но всё же происходящее в Беларуси и Хабаровске многих вдохновляет.
– Я жду, когда у нас начнётся как в Беларуси, – сказал один айтишник из Питера.
– Веришь, что что-то изменится?
– Нет, давно уже не верю. Ещё после Болотной во всём разочаровался. Ничего хорошего не жду. Но хочется, чтобы началось. Хочется видеть молодые, хорошие лица, быть в толпе среди единомышленников. Как в Беларуси.
Другой собеседник, мужчина за пятьдесят, типичный поклонник Соловьёва, признался, что стал смотреть оппозиционные каналы на Youtube.
– Хочу знать правду о том, что в Минске происходит. И у нас на Дальнем Востоке.
– А что же любимый Соловьёв? Не рассказывает?
– Да чушь он какую-то несёт. Совсем скурвился.
Многие, глядя на фотографии из Минска, восхищаются белорусскими протестующими и не верят, что в России может быть так же. А между тем многие уже примеряют эти протесты на себя.
– Если начнётся как в Беларуси, я выйду, – сказала мне бабушка моей подруги. – Нельзя молодых одних бросать.
– Не страшно будет?
– Да мне уже бояться нечего. Главное – дожить.
Путин уже давно потерял связь с действительностью и вряд ли понимает, что происходит в стране. Но в России не только Путин, но даже самый мелкий, незначительный чиновник всячески ограждает себя от общения с людьми. Наши управленцы не ездят общественным транспортом, не стоят в очередях, не болтают с попутчиками. Всё, что им остаётся, это верить искажённым или сфабрикованным отчётам и опросам, которые не передают истинного положения вещей и общественных настроений. Они, конечно, наверняка догадываются, что сограждане считают их ворами и кровопийцами. А вот то, что многие ждут в России протестов “как в Беларуси”, было бы для них большой неожиданностью. Они и будут неожиданностью, когда наконец-то произойдут. Главное, как говорила бабушка моей подруги, дожить.