Пока нельзя говорить, что власти угадали момент и протесты в Хабаровске подавлены за один день

После трех месяцев непрерывных протестов в Хабаровском крае местные власти впервые пошли на жесткое применение силы. Вполне по-московски, где силовики давно не стесняются, ОМОН задержал десятки человек, паре потребовалась медицинская помощь, причем одному из них сломали нос. Протестующие ответили повторным - уже вечерним - митингом, на котором, как пишет хабаровская пресса, большинство составили мужчины. Могло ли насилие быть применено без прямой санкции из Кремля, и почему власти вообще пошли на такой шаг?

Классическая тактика российских властей, которую они начали применять в общении с любыми оппозиционными движениями с 2011 года, - это изматывание. Там, где протест можно подавить сразу, - его подавляют как в Москве в 2019 году. В случаях, когда противник слишком силен, Кремль имитирует поиск компромисса, вступает в переговоры, лицемерно соглашается на часть требований. Затем раскалывает оппозицию, изолирует самых активных лидеров, ждет, когда остальные перессорятся, люди устанут, протесты станут немногочисленными - и только потом выпускает ОМОН.

В Хабаровске Кремль и лояльные ему краевые власти после ареста губернатора Сергея Фургала использовали промежуточную между этими двумя схемами. С одной стороны, митинги были слишком многочисленны, чтобы их разгонять. Да и лояльность местных силовиков и хабаровских чиновников находилась под вопросом. Было не вполне ясно, исполнит ли местный ОМОН приказ лупить протестующих; не придет ли он им на помощь, если попробовать, как это часто в России делается, завезти силовиков из других регионов.

Для мгновенного силового подавления ресурсов оказалось недостаточно еще и потому, что протесты шли по всему Хабаровскому краю, а также в некоторых соседних регионах. Применение силы могло вдобавок спровоцировать обратную реакцию, когда число протестующих начало бы стремительно расти.

Однако первый испуг в Москве прошел, и выяснилось, что хабаровские протестующие не собираются строить баррикады или штурмовать административные здания. Тех, кто призывает к каким-то более активным действиям, чем митинги, в Хабаровске опасливо называют провокаторами. Не получается возглавить этот протест и у столичных оппозиционеров - они чужаки для края, хотя, скажем, штаб Алексея Навального в Хабаровске достаточно активен.

В общем, выяснилось, что протест можно практически игнорировать, а протестующих - брать на измор. Не применять силу, но штрафовать и постепенно "изымать из обращения" активистов, запугивая или задерживая их, а ситуацию в регионе постоянно мониторить, дожидаясь "лучших времен". Так федеральные власти и вели себя сами, а также велели поступать врио губернатора Михаилу Дегтяреву.

Тонкий расчет властей?

И вот вдруг началось в целом для России традиционное брутальное применение силы. Оказалось, что все необходимое - омоновцы, автозаки - в Хабаровске есть. И первая мысль - Кремль все рассчитал, дождался спада протестных настроений, нанятые им социологи и политтехнологи дали отмашку, мол, можно. И в ход пошли дубинки.

Если это предположение верно, а кремлевские кураторы Хабаровского края не ошиблись в своих оценках, то теперь протесты резко затухнут. Оставшихся активистов переловят и отмутузят в ходе следующих пары попыток организовать митинги. А потом, может быть, в Хабаровск даже привезут судить обвиняемого в организации убийства Сергея Фургала.

Протестующие этого требовали изначально, но Кремль никогда не идет на уступки, считая это слабостью. Теперь же это предлагает предшественник Фургала Вячеслав Шпорт - тот самый, что проиграл ему выборы в 2018 году, несмотря на поддержку Москвы и лично Владимира Путина. Шпорта трудно заподозрить в теплых чувствах к Фургалу, так что, скорее всего, планируется показательное судилище, а для этого нужны тишина и послушность местного населения, которое должно счесть новые протесты бесполезными.

Страх Кремля перед Майданом

Но есть вариант, что эти догадки ошибочны. Во-первых, аналитическая обслуга региональных властей и администрации президента могла и ошибиться. И протесты не сойдут на нет, напротив, масштаб их вырастет. Во-вторых, есть шанс, что это был фальстарт. Наверняка, ОМОН был скрыт на площади Ленина и во время прошлых митингов, едва ли не все эти три месяца. И тут вдруг началось установление палаток.

Один звонок в Москву с вопросом, надо ли применить силу. Собеседник не видит ситуацию и не может оценить опасность трех палаток в холодное время года на центральной площади Хабаровска, в которых вряд ли кто-то рискнет остаться ночевать. Зато у любого российского чиновника при словосочетании "устанавливают палатки" в мозгу должно возникнуть и замигать красными буквами слово "Майдан". И, конечно, он сразу прокричит в трубку: "Разгоняйте немедленно!".

Так что пока нельзя говорить, что власти угадали момент, и протесты в Хабаровске подавлены за один день. Как там будет развиваться ситуация, покажут ближайшие недели.

Иван Преображенский

«Я не боюсь никакого ОМОНа, ни того, что со мной произойдет дальше»

Андрей Маклыгин, водитель «Фургаломобиля», попавший в больницу после жесткого разгона силовиками протестной акции в в Хабаровске в поддержку арестованного экс-губернатора Сергея Фургала 10 октября, рассказал нам о самом разгоне и о том, как на него отреагировали хабаровчане.

 — Нет, я нахожусь дома, уже в субботу вечером был дома. Внутренние органы целы, а все остальное, что вокруг — не сильно страшно, поэтому - на обезболивающие и домой.

 — Травма головы, плеч, спина вся. Все тело, кроме ног. Пальцы рук тоже. Мне на руки наступали, хотели, видимо, сломать пальцы, но не получилось. Но синяки, ушибы, все это осталось.

 — На акции я вел себя мирно, спокойно, ни в каком шествии и митинге я не участвовал. Я находился рядом со своими колонками, у меня играла музыка. Тогда люди уже вернулись с шествия, постояли, покричали и ушли. Стояли три палатки (по утверждению властей, именно их установка стала поводом для разгона акции). Я остался со своими колонками, дальше продолжал заниматься музыкой, скажем так. Люди вокруг стояли, пели, кто-то танцевал даже. Оставалось человек, наверное, 50 — нас было совсем немного. Ну и проходящие отдыхающие, которые находились в то время на площади Ленина.

Выходил подполковник, что-то пытался говорить в громкоговоритель, но я не знаю, кто его мог услышать, потому что он же не подошел ко мне и не попросил, чтобы я выключил колонки. Нет, он пытался что-то кричать в мегафон, играла симфония в моих колонках, так что, кто его там услышал, даже понятия не имею, к кому он там обращался. Я, по крайней мере, не услышал ничего. Но когда я подошел к нему и увидел, что у него нет значка, я ему сделал замечание, попросил представиться. Он вообще никак не отреагировал, просто повернулся и пошел прочь. И после этого высыпали сотрудники Росгвардии и ОМОНа.

Первыми вышли росгвардейцы, это не был ОМОН. ОМОН был уже в следующей партии. Потому что у первых, человек двадцати, которые высыпали, не было «обозначателей». Только черные шевроны с черепом и костями, что-то такое. А уже потом вышли те, у которых сзади было написано, что это ОМОН. Опять же, я сразу это не мог определить, видел уже потом на видеозаписи. И на меня сразу, прямо первыми накинулись сначала двое. Потом рядом стоящий парень мне пытался помочь, отдернуть их. В этот момент я успел от колонок отключить телефон.

Но потом подбежали еще два росгвардейца и уже вчетвером начали меня избивать, топтать, пытались тащить. Я их руками вязал, не давал тащить. Пытался разговаривать, но это было бесполезно. Они пытались забрать у меня телефон, выворачивали руки, били дубинками, шокерами — три раза. Но при этом у них ничего не получилось, шокерами они меня не выключили, телефон забрать у меня не смогли — я передал его корреспондентам, они спрятали.

Ну, а потом меня стали бить по голове, я потерял сознание и очнулся уже в автозаке. Оттуда меня доставили в больницу на скорой. Но при этом, пока еще не было скорой, меня обыскали и украли три тысячи рублей. У меня с собой находились деньги в кармане, паспорт, водительское удостоверение, очки. Это все сохранилось, а вот три тысячи рублей я не нашел. Куртка была всегда при мне даже в больнице. Когда я пришел в себя и смог двигаться, я проверил карманы, все было на месте, кроме трех тысяч рублей.

 — Я уже написал заявление в полицию, снял побои — судмедэкспертиза была вчера. Я написал о том, что у меня сотрудники полиции и Росгвардии украли мою аппаратуру. На каком основании ее забрали, меня никто не известил и я до сих пор не могу узнать, где вообще находится моя аппаратура. Когда я написал заявление в полицию об украденной аппаратуре, мне было сказано: «А как вы можете доказать, что это ваша аппаратура?». Я говорю: «А почему я должен доказывать?». Я ее не украл, какую-то часть аппаратуры покупал с рук, она была б/у. И почему я должен доказывать? Есть видеозаписи, есть свидетели, которые подтвердят, что это мое, я привез и поставил. Я от этого не отказываюсь.

 — Очень сильно повлияло, люди очень обозлились. Мне очень многие люди звонят, пишут, на улице встречают и разговаривают со мной. Я вам так скажу — все хотят самосуда. Это беспредел — по-другому не назовешь, когда сотрудники органов избивали гражданских людей, которые мирно стояли на площади.

Мирное шествие, мирный митинг — а с нами просто расправились. Мне больше всех досталось. Не знаю, хотели они убить или нет, но прямо топтали, очень сильно избивали. Другим людям тоже, конечно, досталось, и дубинками в том числе. Одному нос сломали — открытый перелом. В автозаке, когда он жаловался, что льется кровь, но никто его на скорой не отправил в больницу.

 — Я уже ничего не боюсь, что было сделано, то сделано. Я буду стоять до конца. Я не боюсь никакого ОМОНа, ни того, что со мной произойдет дальше.