Лера Ауэрбах

Валерия Львовна Ауэрбах известна во всем цивилизованном мире (но, увы, не в России) как Лера Ауэрбах. Это вполне объяснимо – уроженка Челябинска и пианистка-вундеркинд, она оказалась с концертным туром в Нью-Йорке в семнадцатилетнем возрасте в судьбоносное для России лето 1991 года. Оказалась – и решила остаться. Так 17-летняя Лера и не стала никогда Валерией, а уменьшенный вариант ее имени пристал к ней навсегда. В отличие от многих, она не изображала из себя "жертву режима", не стремилась удивить окружающих ужасами жизни на исторической родине. Просто окончание Джульярдской музыкальной школы в Нью-Йорке она, по собственным словам, "восприняла как шанс". Довольно точная оценка, особенно учитывая незавидные перспективы, открывшиеся как раз тогда перед классической музыкой в России.

Сегодня Лера Ауэрбах – "один из самых обещающих современных композиторов" (цитата из Нью-Йорк таймс»), балет "Русалочка" на ее музыку поставил знаменитый балетмейстер Джон Ноймаер, с 1973 года бессменно возглавляющий прославленный им Гамбургский театр оперы и балета. 4 февраля состоится премьера этого балета в России. В России, где Леру совсем не знают…

Цитата:

Если подлинная судьба автора – это судьба его произведений, то судьба Леры Ауэрбах отражает абсолютно искаженную ценностную структуру нашего общества. В информации недостатка не было. О сольных концертах пианистки Ауэрбах уже лет десять регулярно пишут ведущие газеты США (ее дебют в "Карнеги-холле" состоялся еще в 2002 году), Германии (в последние годы Лера живет в Гамбурге, где Ноймаер ставит ее произведения), да и всех других цивилизованных стран мира. Не писали только у нас.

Не замечали ее у нас и как композитора, хотя почти все произведения Леры доступны в Интернете, а исполняли их другие наши замечательные соотечественники: например, скрипач Гидон Кремер и его ансамбль "Кремерата Балтика". Объяснить эту слепоту нашим высокодуховным "просвещенным" музыкальным консерватизмом невозможно: Леру Ауэрбах никак не назовешь безродной космополиткой-авангардисткой. Большую часть ее пианистического репертуара составляют немецкие романтики и русские классики девятнадцатого века, а в своем композиторском творчестве она очевидно опирается на традиции Рахманинова и Шнитке, что не считает нужным скрывать даже в названиях некоторых своих работ. Одно из самых известных ее произведений, "Диалоги о Stabat Mater", представляет собой своеобразную музыкальную перекличку с оригинальным духовным Stabat Mater (“И стояла Матерь Божья») Джованни Батиста Перголези – увы, рано умершего автора восемнадцатого века. Переложение Ауэрбах выполнено без тени постмодернистского насмешничества, порой ее следование канонам восемнадцатого века кажется даже нарочитым.

Саму Леру невнимание к ней в России явно тяготит ("Тот факт, что Россия – самая равнодушная ко мне страна, стал для меня источником постоянной печали",- сказала она в интервью журналу "Сикорский"). Дело тут, наверное, не в обычном авторском честолюбии. Просто уже по количеству ее произведений на русскую тему – взять хотя бы девяностоминутную ораторию "Русский реквием" или ставящуюся в этом году оперу "Гоголь" - видно, что Россия играет в ее сознании и творчестве не последнюю роль. Кроме того, сколь ни странно это может прозвучать для анархо-индивидуалистического уха среднего российского меломана, Ауэрбах – очень ответственный композитор. У нее есть произведения, посвященные жертвам кораблекрушений (совершенно замечательные "Мечты и шепоты Посейдона"), не говоря уже о созданных явно не для галочки произведениях о теракте 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и сталинских репрессиях.

Для того, чтобы лед тронулся, понадобилось приглашение уже удостоившейся десятков международных призов Леры на мировой экономический форум в Давосе. Выступая перед сильными мира сего в качестве приглашенного признанного композитора и исполнителя, Лера уже не могла остаться не замеченной со стороны российской делегации. После Давоса, будем надеяться, последует Москва.

Цитата:

- Валерия, каков был ваш путь из Челябинска, где вы родились, в Нью-Йорк?

- Все было спонтанно. Меня пригласили от программы "Новые имена" в Америку на концерты, как пианистку. А в Нью-Йорке мне предложили остаться на учебу. Вначале это была консерватория Manhattan School of Music, через год я перевелась в Juilliard School - это, пожалуй, самая известная консерватория Америки. Кроме того, я много времени провожу в Германии, окончила Ганноверскую школу музыки, а мой музыкальный издатель - это "Ганс Сикорски", который издавал Шостаковича, Прокофьева и других. Еще мой главный менеджер до этого года находился в Гамбурге, и я сотрудничаю с Джоном Ноймайером, руководителем Гамбургского балета.

- Если уж мы заговорили о Ноймайере, расскажите, как получилось, что балет "Русалочка", написанный первоначально для Датского королевского балета, будет представлен 4 и 5 февраля в Москве?

- Начнем с того, что это второй наш совместный с Джоном балет, и мне очень понравилась его идея. Я хорошо помню первое детское впечатление, довольно страшное, от прочтения "Русалочки" Андерсена. Создание балета совпало с юбилеем Андерсена. Премьера в Копенгагене была сложной, так как это был первый балет, поставленный в новом оперном театре. Тем не менее, премьера прошла успешно, "Русалочка" в течение двух лет была в репертуаре. Затем, Джон решил создать новую версию балета для своего театра, для Гамбургского.

- Какая версия балета будет показана в Москве?

- Гамбургская. Это окончательная версия балета.

- Вы включили в состав инструментов терменвокс, сложный и необычный инструмент.

- Когда я писала "Русалочку", то искала для нее голос, инструмент, который отразит ее сущность, как существа не от мира сего и при этом необычайно выразительный. И я нашла его в звуке терменвокса - самого выразительного из всех электронных инструментов. В нем есть определенная мистика из-за отсутствия клавиш и струн, музыкант просто берет звуки из воздуха. Поэтому Русалочку у меня в балете представляют два инструмента, первый - это терменвокс, второй это скрипка, ее человеческая натура, любовь к принцу.

- Вы приедете на премьеру?

- К сожалению, у меня не получается приехать на премьеру, но я обязательно постараюсь приехать на другие выступления. Для меня это очень важная премьера, "Русалочка" - первое мое крупное сочинение, которое исполняется в России. Мои сочинения играют по всему миру, но так получилось, что меньше всего - в России.

- Чем вы это объясняете?

- Мне кажется, нет пророка в своем отечестве и, на самом деле, это достаточно частое явление, как определенная спираль. Ты должен вырваться из своего гнезда, полетать по свету для того, чтобы тебя приняли и поняли у себя дома.

- Как вы сами определяете свое творчество? Это все-таки классика или произведения для массового зрителя в хорошем смысле слова?

- Прежде всего, для меня музыка - это язык, у которого нет ограничений, в отличие от слов. Моя другая сфера деятельности - поэзия, я пишу по-русски. Но поэзия сразу упирается в языковой барьер. В "Русалочке", например, в мире принца, в которого влюбляется героиня, играет мотив песни "Цыпленок жареный". Русский слушатель сразу поймет, что к чему. В моей музыке такого подтекста много. Я не считаю, что искусство должно принадлежать элите. Есть, к сожалению, много примеров из истории, например, тот же скрипичный концерт Чайковского, который раскритиковали его современники. В конце концов, мне кажется, это закономерно - чем лучше произведение, тем больше сердец оно затронет.

* * *

Пасынком там, подкидышем здесь -
Меня нигде не сочтут родною.
Видно, такой уж времени срез
Выпал мне, словно крест или метка,
Как из колоды пиковый туз.
А позади опустевшая клетка
С милым и горьким названием "Русь".

* * *

Я жизнь листаю словно книгу,
И удивляюсь невпопад
Любому прожитому мигу
Тому, что шепчет старый сад,
Домам, горбатым и глазастым,
И небу, светлому до слез;
Цветам осенним блекло-красным
Листве застенчивых берез...
Я удивляюсь беспричинно -
Мне все впервые на земле,
Влюбленность, дремлющие вина,
Стихи, пришедшие во сне;
И облака, как в белой вате,
И выпавший внезапно снег...
Я словно первооткрыватель,
Иль самый первый человек.