Сегодня вирус порождает необходимый страх, на котором зиждется тоталитаризм

Немногие явления оказали глубокое влияние на глобальный уровень так быстро, как нынешняя вспышка короны. В мгновение ока человеческая жизнь была полностью реорганизована. Я спросил Маттиаса Десмета, психотерапевта и профессора клинической психологии в Гентском университете, как это возможно, каковы последствия и чего мы можем ожидать в будущем.

На данный момент существует несколько цифр, которые показывают эволюцию возможных показателей, таких как прием антидепрессантов и анксиолитиков или количество самоубийств. Но особенно важно поместить душевное благополучие в коронный кризис в его исторической преемственности.

Психическое здоровье ухудшалось на протяжении десятилетий. Уже давно наблюдается неуклонный рост числа проблем с депрессией и тревогой, а также числа самоубийств. А в последние годы резко выросло количество прогулов из-за психологических страданий и эмоционального выгорания. За год до вспышки короны вы могли почувствовать, как это недомогание растет в геометрической прогрессии. Это создавало впечатление, что общество движется к переломному моменту, когда психологическая «реорганизация» социальной системы становится императивной. Это происходит с короной. Изначально, мы заметили, что люди, мало знающие о вирусе, вызывают ужасные страхи, и проявилась настоящая социальная паническая реакция. Это случается, особенно если у человека или у населения уже есть сильный скрытый страх.

Психологические аспекты нынешнего коронного кризиса серьезно недооцениваются. Кризис действует как травма, лишающая человека исторического чутья. Травма сама по себе рассматривается как изолированное событие, хотя на самом деле она является частью непрерывного процесса. Например, мы легко упускаем из виду тот факт, что значительная часть населения испытала странное облегчение во время первоначальной изоляции, почувствовав себя освобожденной от стресса и беспокойства. Я регулярно слышал, как люди говорят: «Да, эти меры жесткие, но, по крайней мере, я могу немного расслабиться». Поскольку рутина повседневной жизни прекратилась, в обществе воцарилось спокойствие. Изоляция часто освобождает людей от психологической рутины. Это создало бессознательную поддержку изоляции. Если бы население еще не было истощено своей жизнью и особенно работой, блокировке никогда не было бы поддержки. По крайней мере, не в качестве реакции на пандемию, которая не так уж плоха по сравнению с крупными пандемиями прошлого. Вы заметили нечто подобное, когда подошла к концу первая блокировка. Затем вы регулярно слышали такие заявления, как «Мы ​​не собираемся снова жить, как раньше, снова застрять в пробке» и так далее. Люди не хотели возвращаться к нормальному состоянию до короны. Если не учитывать недовольство населения его существованием, мы не поймем этого кризиса и не сможем его разрешить. Кстати, сейчас у меня сложилось впечатление, что новая норма снова превратилась в рутину, и я не удивлюсь, если психическое здоровье действительно начнет ухудшаться в ближайшем будущем.

Что ж, вы должны знать, что ограничения и связанные с ними меры совершенно другие для молодых людей, чем для взрослых. В отличие от взрослого среднего возраста, период в году для молодого человека означает период, когда человек претерпевает огромное психологическое развитие, большая часть которого происходит в диалоге со сверстниками. Сегодняшняя молодежь переживает этот период в изоляции, и вполне может быть, что это будет иметь негативные последствия для большинства из них. Но с молодежью все сложно. Например, те, кто ранее испытывал острую социальную тревогу или социальную изоляцию, теперь могут чувствовать себя лучше, потому что они больше не являются неудачниками. Но в целом молодежь, несомненно, больше всего пострадала от коронного кризиса.

У взрослых тоже есть страх, но объект страха другой. Некоторые в первую очередь боятся самого вируса. На моей улице живут люди, которые не решаются выходить из дома. Другие опасаются экономических последствий принятых мер. А третьи опасаются социальных изменений, вызванных мерами коронавируса. Они опасаются возникновения тоталитарного общества. Как и я (смеется).

Что ж, болезни и страдания - это всегда плохо, но пагубные последствия ответных мер правительства несоразмерны риску вируса для здоровья. Профессионально я участвую в двух исследовательских проектах по короне. В результате я довольно интенсивно работал с данными. Понятно, что смертность от вирусов довольно низкая. Цифры, которые объявляют СМИ, основаны, скажем, на чрезмерно восторженном подсчете. Независимо от каких-либо ранее существовавших медицинских проблем, почти каждый пожилой человек, который умер, был добавлен в список смертей от короны. Я лично знаю только одного человека, который был зарегистрирован как умерший от короны. Он был терминальным больным раком , который умер с короной, а не откорона. Добавление таких смертей к смертельным случаям от короны увеличивает их число и увеличивает тревогу среди населения.

Во время второй волны мне звонили несколько врачей скорой помощи. Некоторые сказали мне, что их палата абсолютно не переполнена пациентами с коронавирусом. Другие сказали мне, что более половины пациентов в отделении интенсивной терапии не имели коронавируса или демонстрировали такие легкие симптомы, что их бы отправили домой для выздоровления, если бы у них был диагностирован грипп. Но в условиях царившей паники это оказалось невозможным. К сожалению, эти врачи пожелали остаться анонимными, поэтому их сообщение не дошло до СМИ и общественного мнения. Некоторые из них позже также рассказали свою историю журналисту новостной сети VRT, но, к сожалению, до сих пор из этого ничего не вышло. И я хочу упомянуть, что были и другие доктора, которые интерпретировали очевидные факты совершенно иначе, чем это изображается в традиционном повествовании.

Не заблуждайтесь: в университетах и ​​в мире медицины есть много людей, которых поражает то, что происходит. У меня довольно много друзей в области медицины, которые не принимают общепринятый рассказ. Они говорят: «Открой глаза, разве ты не видишь, что этот вирус не чума?» Но слишком часто они не делают шага, чтобы заявить об этом публично. Более того, по каждому критическому голосу тридцать других согласны с историей, даже если это означает, что они должны отказаться от своих критических научных стандартов.

В некоторых случаях это так. Фактически повсюду можно выделить три группы. Первая группа не верит этой истории и заявляет об этом публично. Вторая группа тоже не верит в эту историю, но все равно публично соглашается с ней, потому что, учитывая социальное давление, они не осмеливаются поступить иначе. А третья группа действительно верит в доминирующий нарратив и действительно боится вируса. Последняя группа, безусловно, присутствует и в университетах.

Исследования короны действительно полны противоречий. Например, в отношении эффективности масок для лица или гидроксихлорохина, успеха шведского подхода или эффективности теста ПЦР. Еще более любопытно то, что исследования содержат огромное количество невероятных ошибок, которых от нормального человека нельзя ожидать. Это все еще актуально с точки зрения установления абсолютного числа инфекций, хотя и школьник знает, что это ничего не значит, пока количество выявленных инфекций не сравнивается с количеством сданных анализов. Очевидно, что чем больше тестов вы проведете, тем выше вероятность заражения. Это так сложно? Кроме того, следует иметь в виду, что тест ПЦР может дать большое количество ложноположительных результатов, поскольку этот метод широко используется для диагностики. В совокупности это означает, что неточность цифр, ежедневно распространяемых СМИ, настолько велика, что некоторые люди по понятным причинам подозревают заговор, хотя, на мой взгляд, апокрифический.

Опять же, это явление лучше рассматривать в исторической перспективе, потому что проблематичное качество научных исследований не является новой проблемой. В 2005 г. в науке разразился так называемый «кризис репликации». Несколько комитетов, созданных для расследования случаев научного мошенничества, обнаружили, что научные исследования изобилуют ошибками. Часто сделанные выводы имеют весьма сомнительную ценность. После кризиса появилось несколько газет с названиями, мало что оставляющими воображению. В 2005 году Джон Иоаннидис, профессор медицинской статистики Стэнфордского университета, опубликовал статью «Почему большинство опубликованных результатов исследований ложны». В 2016 году другая исследовательская группа написала на ту же тему в книге «Воспроизводимость: трагедия ошибок», опубликованной в медицинском журнале Nature. Это всего лишь два примера из очень обширной литературы, описывающей эту проблему. Я сам прекрасно осознаю шаткую научную основу многих результатов исследований. В дополнение к моей степени магистра клинической психологии я получил степень магистра статистики. Моя докторская степень занималась проблемами измерения в области психологии.

Первоначально это привело к шоковой волне, после которой была предпринята попытка разрешить кризис, потребовав большей прозрачности и объективности. Но я не думаю, что это решило много. Скорее причина проблемы кроется в особом виде науки, возникшей в эпоху Просвещения. Эта наука основана на абсолютной вере в объективность. Согласно адептам этой точки зрения, мир почти полностью объективен, измерим, предсказуем и поддается проверке. Но сама наука показала несостоятельность этой идеи. Есть пределы объективности, и, в зависимости от области науки, с большой вероятностью можно столкнуться с этими ограничениями. Физика и химия по-прежнему относительно подходят для измерения. Но это гораздо менее успешно в других областях исследований, таких как экономика, биомедицина или психология. где исследователь с большей вероятностью обнаружит, что субъективность исследователя оказала прямое влияние на его или ее наблюдения. И именно это субъективное ядро ​​ученые стремились исключить из научных дискуссий. Как ни парадоксально - но не удивительно - это ядро ​​процветает в своем изгнании, приводя к полной противоположности ожидаемого результата. А именно радикальное отсутствие объективности и разрастание субъективности. Эта проблема сохранялась даже после кризиса тиражирования, она не была решена, несмотря на усилия критиков.

В результате сейчас, 15 лет спустя, в агонии коронарного кризиса, мы продолжаем сталкиваться с точно такими же проблемами. И именно это субъективное ядро ​​ученые стремились исключить из научных дискуссий. Как ни парадоксально - но не удивительно - это ядро ​​процветает в своем изгнании, приводя к полной противоположности ожидаемого результата. А именно радикальное отсутствие объективности и разрастание субъективности. Эта проблема сохранялась даже после кризиса тиражирования, она не была решена, несмотря на усилия критиков.

Я так думаю. Здесь мы также видим своего рода наивную веру в объективность, которая превращается в свою противоположность: серьезную необъективность с массой ошибок и небрежности. Более того, существует зловещая связь между возникновением такого рода абсолютистской науки и процессом манипуляции и тоталитаризации общества. В своей книге «Истоки тоталитаризма», немецко-американский политический мыслитель Ханна Арендт блестяще описывает, как этот процесс происходил, среди прочего, в нацистской Германии. Например, зарождающиеся тоталитарные режимы обычно прибегают к «научному» дискурсу. Они отдают предпочтение цифрам и статистике, которые быстро перерастают в чистую пропаганду, характеризующуюся радикальным «пренебрежением к фактам». Например, нацизм основывал свою идеологию на превосходстве арийской расы. Целый ряд так называемых научных данных подтвердил их теорию. Сегодня мы знаем, что эта теория не имела научного обоснования, но в то время ученые использовали средства массовой информации для защиты позиций режима. Ханна Арендт описывает, как эти ученые заявляли о сомнительных научных достижениях, и использует слово «шарлатаны», чтобы подчеркнуть это. Она также описывает, как появление такого рода науки и ее промышленных приложений сопровождалось неизбежными социальными изменениями. Классы исчезли, и нормальные социальные связи ухудшились, с неопределенным страхом, тревогой, разочарованием и отсутствием смысла.

Именно в таких условиях массы развивают очень специфические психологические качества. Все страхи, преследующие общество, связываются с одним «объектом» - например, евреями, - так что массы вступают в своего рода энергичную борьбу с этим объектом. И к этому процессу социальной обусловливания масс впоследствии прививается совершенно новая политическая и конституционная организация: тоталитарное государство. с неописуемым страхом, тревогой, разочарованием и бессмысленностью. Именно в таких условиях массы развивают очень специфические психологические качества.

Сегодня мы наблюдаем подобное явление. Психологические страдания, бессмысленность и ослабление социальных связей в обществе широко распространены. Затем появляется история, указывающая на объект страха, вирус, после чего население прочно связывает свой страх и дискомфорт с этим страшным объектом. Между тем, все средства массовой информации постоянно призывают к коллективной борьбе с смертоносным врагом. Ученые, которые доводят эту историю до сведения населения, в свою очередь награждаются огромной социальной властью. Их психологическая сила настолько велика, что по их предложению все общество резко отказывается от множества социальных обычаев и реорганизуется таким образом, который никто в начале 2020 года не считал возможным.

Текущая политика короны временно восстанавливает некоторую социальную солидарность и значение для общества. Совместная работа против вируса создает своего рода интоксикацию, что приводит к огромному сужению внимания, так что другие вопросы, такие как беспокойство о сопутствующем ущербе, уходят на второй план. Однако Организация Объединенных Наций и несколько ученых с самого начала предупредили, что глобальный побочный ущерб может привести к гораздо большему количеству смертей, чем вирус, например, от голода и несвоевременного лечения.

Социальная обусловленность масс имеет еще один любопытный эффект: они заставляют людей психологически отвергать эгоистичные и индивидуальные мотивы. Таким образом, можно терпеть правительство, которое отнимает у него некоторые личные удовольствия. Приведу лишь один пример: заведения общественного питания, где люди работали всю жизнь, могут быть закрыты без особого протеста. Или еще: население лишено спектаклей, фестивалей и других культурных удовольствий. Тоталитарные лидеры интуитивно понимают, что извращенные истязания населения еще больше усиливают социальные условия. Я не могу полностью объяснить это сейчас, но процесс социальной обусловленности по своей сути саморазрушительный. Население, затронутое этим процессом, способно на чудовищные злодеяния по отношению к другим, но также и по отношению к себе. Оно абсолютно без колебаний жертвует собой. Это объясняет, почему, в отличие от простых диктатур, тоталитарное государство не может выжить. В конце концов, оно как бы полностью себя пожирает. Но этот процесс обычно уносит много человеческих жизней.

Определенно. Если отойти от истории с вирусом, можно обнаружить по преимуществу тоталитарный процесс. Например, по мнению Арендт, домоталитарное государство разрывает все социальные связи населения. Простые диктатуры делают это на политическом уровне - они гарантируют, что оппозиция не может объединиться, - но тоталитарные государства также делают это среди населения, в частной сфере. Подумайте о детях, которые - часто непреднамеренно - сообщили о своих родителях правительству в тоталитарных государствах двадцатого века. Тоталитаризм настолько сфокусирован на тотальном контроле, что автоматически вызывает подозрения среди населения, заставляя людей шпионить и осуждать друг друга. Люди больше не осмеливаются высказываться против большинства и теряют способность к самоорганизации из-за ограничений.

Сначала ему ничего не нужно. Его появление - это автоматический процесс, сочетающийся, с одной стороны, с большим беспокойством со стороны населения и, с другой стороны, с наивным научным мышлением, которое считает возможным полное знание. Сегодня есть те, кто считает, что общество больше не должно основываться на политических нарративах, а на научных фактах и ​​цифрах, тем самым прокладывая красную ковровую дорожку для правления технократии. Их идеальный образ - это то, что голландский философ Ад Вербрюгге называет «интенсивным человеческим хозяйством». В рамках биологической редукционистской вирусологической идеологии указывается на непрерывный биометрический мониторинг, и люди подвергаются постоянным профилактическим медицинским вмешательствам, таким как кампании вакцинации. Все это якобы для оптимизации общественного здоровья. И должен быть реализован целый комплекс мер медицинской гигиены; избегание прикосновений, ношение масок для лица, постоянная дезинфекция рук, вакцинация и т. д. Сторонники этой идеологии никогда не смогут сделать достаточно для достижения идеала максимально возможного «здоровья». В газете появилась статья, в которой можно было прочесть, что надо еще больше запугать население. Только тогда они будут придерживаться мер, рекомендованных вирусологами. По их мнению, разжигание страха принесет пользу. Но при разработке всех этих драконовских мер политики забывают, что люди не могут быть здоровыми ни физически, ни умственно без достаточной свободы, частной жизни и права на самоопределение - ценностей, которые полностью игнорируются этим технократическим тоталитарным взглядом. Хотя правительство стремится к значительному улучшению здоровья своего общества, его действия разрушат здоровье общества. Кстати,

Вакцина не разрешит сложившийся тупик. По правде говоря, этот кризис - не кризис здоровья, это глубокий социальный и даже культурный кризис. Кстати, в Правительстве уже заявили, что меры не исчезнут просто так после вакцинации. В недавней статье даже говорилось, что поразительно, что страны, которые уже очень продвинулись с кампанией вакцинации, такие как Израиль и Великобритания, как ни странно, все еще серьезно ужесточают меры. Скорее, я предвижу такой сценарий: несмотря на все многообещающие исследования, вакцина не принесет решения. И слепота, которую влечет за собой социальная обусловленность и тоталитаризация, обвинит тех, кто не согласен с этой историей и / или отказывается от вакцинации. Они будут козлами отпущения. Будет попытка заставить их замолчать. И если это удастся, наступит страшный переломный момент в процессе тоталитаризации: только после того, как оно полностью устранит оппозицию, тоталитарное государство проявит свою наиболее агрессивную форму. Затем он становится - если использовать слова Ханны Арендт - монстром, поедающим собственных детей. Другими словами, худшее, возможно, еще впереди.

Тоталитарные системы, как правило, имеют одинаковую тенденцию к методической изоляции и к тому, что для обеспечения здоровья населения «больные» части населения будут дополнительно изолированы и заключены в лагеря. Эта идея на самом деле предлагалась несколько раз во время коронного кризиса, но отвергалась как «невыполнимая» из-за общественного сопротивления. Но сохранится ли это сопротивление, если страх продолжит расти? Вы можете заподозрить меня в чрезмерной паранойе, но кто бы мог подумать в начале 2020 года, что наше общество будет выглядеть так сегодня? Процесс тоталитаризации основан на гипнотическом эффекте одной истории, и его может сломать только другая история. Следовательно, я надеюсь, что больше людей будут сомневаться в предполагаемой опасности вируса и необходимости текущих мер по борьбе с коронавирусом и осмелятся публично говорить об этом.

Климатический кризис может не подойти в качестве объекта страха. Это может быть слишком абстрактно, и мы не можем связать его с мгновенной смертью любимого человека или нас самих. И как объект страха он также менее напрямую связан с нашим медико-биологическим взглядом на человека. Следовательно, вирус - это привилегированный объект страха.

Доминирующая наука воспринимает мир как механистическое взаимодействие атомов и других элементарных частиц, которые случайно сталкиваются и производят всевозможные явления, включая людей. Эта наука делает нас отчаявшимися и бессильными перед лицом смерти. В то же время жизнь воспринимается как абсолютно бессмысленная и механистическая данность, но мы цепляемся за нее, как будто это все, что у нас есть, и мы хотим устранить любое поведение, которое может привести к ее утрате. А это невозможно. Парадоксально, но радикальные попытки избежать рисков, например, с помощью мер короны, создают наибольший риск из всех. Вы только посмотрите на колоссальный побочный ущерб, который наносится.

Убежден, что из всего этого получится что-то прекрасное. Материалистическая наука исходит из идеи, что мир состоит из материальных частиц. Однако именно эта наука показывает, что материя - это форма сознания, что нет уверенности и что человеческий разум не в состоянии постичь мир. Например, датский физик и лауреат Нобелевской премии Нильс Бор утверждал, что элементарные частицы и атомы ведут себя радикально иррационально и нелогично. По его словам, их лучше понять с помощью стихов, чем с помощью логики.

Нечто подобное мы испытаем на политическом уровне. В ближайшем будущем мы, возможно, исторически предпримем самую далеко идущую попытку контролировать все технологическим и рациональным способом. В конце концов, эта система докажет, что не работает, и покажет, что нам нужны совершенно другие общество и политика. Новая система будет больше полагаться на уважение к тому, что в конечном итоге ускользает от человеческого разума, и на уважение к искусству и интуиции, которые были центральными для религий.

Несомненно. Этот кризис знаменует конец культурно-исторической парадигмы. Частично переход в науке уже осуществлен. Гении, заложившие основы современной физики, теории сложных и динамических систем, теории хаоса и неевклидовой геометрии, уже поняли, что существует не одна, а множество различных логик, что во всем есть что-то внутренне субъективное и что люди живут в непосредственной близости, в резонансе с окружающим миром и всеми сложностями природы. Более того, человек - это существо, которое зависит от своих собратьев в своем энергетическом существовании. Физики знали об этом уже давно, а теперь и все мы!

Сейчас мы являемся свидетелями последнего подъема старой культуры, основанной на контроле и логическом понимании, которая с головокружительной скоростью продемонстрирует, какой полный провал она приносит и ее неспособность по-настоящему организовать общество достойным и гуманным образом.

Patrick Dewals