Общественно-политический журнал

 

«Они отказывают без объяснения причин»

После 24 февраля европейские финансовые институты ограничили работу с россиянами — причем не только из-за санкций, но и по собственной воле. В результате зарубежная индустрия управления активами была вынуждена перестроить свою инфраструктуру. О том, как россиянам продолжать инвестировать в глобальный рынок через безопасные юрисдикции, на что обратить внимание при выборе управляющего деньгами, рассказывает Андрей Мовчан, основатель группы компаний Movchan’s Group.

— Что произошло с индустрией управления активами после 24 февраля? Как изменились процедуры в отношении россиян, которые хотят, например, отдать деньги в управление за рубежом?

— Основное событие — [появление] европейской директивы о запрете для граждан России и (или) резидентов России без гражданства ЕС или ВНЖ в ЕС держать на депозитах в финансовых учреждениях ЕС более 100 тысяч евро и инвестировать в европейские ценные бумаги. К этой директиве присоединилась Швейцария. За рамки этой директивы выведены все, у кого есть вид на жительство в Европейском союзе или гражданство ЕС, то есть на них директива не распространяется.

Сама по себе директива — достаточно четкая, она фактически определяет, что можно и что нельзя делать. Но все без исключения юридические, финансовые и прочие институты воспринимают ее не как руководство к действию, а как сигнал держаться подальше от россиян. Каждый финансовый институт в ЕС и вне ЕС стал работать по-своему. Большое количество финансовых институтов и провайдеров услуг — юридических, бухгалтерских, административных — сказали: «С россиянами не работаем, потому что стало слишком сложно, большие риски, мы не знаем что будет завтра». Многие швейцарские банки, целый ряд юридических и консалтинговых компаний, многие банки меньшего размера и в периферийных странах, в том числе не только в Европе, просто стали отказываться и все. Под отказ стали попадать даже люди, которые, например, 20 лет живут в Европе: просто у них есть российский паспорт.

Все это абсолютно индивидуально для каждого конкретного института: какие-то банки продолжают работать с россиянами, какие-то нет, какие-то банки не работают с российскими компаниями, какие-то не работают с иностранными компаниями, в которых есть российские граждане, какие-то банки стали закрывать более сложные конструкции, например счета фондам, у которых есть инвестиции в Россию или те, в которые россияне инвестируют. Сравнительно большое количество институтов, надо сказать, работает с россиянами, имеющими ВНЖ или гражданство в ЕС или Швейцарии. Не обходится, конечно, без шпильки в адрес покинувшей ЕС Великобритании: граждане России и Соединенного Королевства подпали под директиву — у них большие проблемы в Европе и Швейцарии.

Фактически весь этот рынок оказался фрагментированным, единое операционное поле развалилось и каждый раз, когда мы имеем дело с новым конкретным институтом, нам приходится задавать вопрос: как именно этот институт работает с россиянами? Бывают случаи, когда он сам толком не может сказать, и только по факту изучения файла клиента может дать тебе ответ. И с течением времени этот порядок работы тоже меняется в каждом конкретном институте.

Добавляет проблемы, конечно, еще и запрет оказывать трастовые, юридические и бухгалтерские услуги россиянам без ВНЖ (гражданства). Если из банка можно забрать деньги, то что вы сделаете с компанией, если все юристы с вами не работают? Как отчитаетесь перед налоговой без бухгалтера и аудитора? Вопросов и проблем остается очень много.

Поскольку партнеры нашей компании (Movchan’s Group) не живут в России, имеют гражданство ЕС или других стран, мы не попадаем под действие директивы и ограничения в Европе, наши фонды зарегистрированы на Каймановых островах (это не Европа), и бизнес у нас глобальный. То есть нам проще: все работает, никаких проблем. Но тем не менее, например, один из двух администраторов фондов, с которыми мы работаем, сказал, что новых клиентов из России он принимать не хочет, если у них нет ВНЖ вне России. То есть, как видите, регулирование интерпретируется творчески: вроде как следуем директиве (хотя и не должны), но в облегченном варианте — подходит любое ВНЖ. А другой администратор (структура, в функции которой входит администрирование списка инвесторов фонда, оценка активов, аудит и др. — The Bell) сказал, что его вообще не волнует эта ситуация, поскольку мы не в Европе, и он продолжает работать, как раньше.

[Швейцарский] банк UBS, например, с которым мы много сотрудничали, сказал, что все в порядке. Но мы видим, что внутри него идут достаточно сложные процессы по определению с кем он работает, с кем не работает — завтра все может измениться. Мы работаем с целым рядом банков и среди разных ответов мы, например, встретили такой ответ от неевропейского банка: «Мы готовы открывать счета россиянам вне зависимости от наличия ВНЖ, но наш банк-корреспондент не будет принимать деньги из России. Вы можете присылать откуда угодно, но только не из России». Есть банки, которые легко получают деньги из России, но они требуют, чтобы получатели были не резиденты России.

— То есть если все эти институты действуют не на основании санкционных ограничений, как они прописаны, а исходя из собственной трактовки, то на их политику тоже можно влиять?

— Я боюсь, что влиять на это как раз нельзя, потому что у современных финансовых институтов есть достаточно независимая часть, которая занимается compliance, то есть процессом принятия решения, можно ли работать с клиентом. По закону, в большинстве крупных юрисдикций уголовную ответственность за принятие неправильного клиента несет compliance-офицер. Никто из них не заинтересован активно развивать бизнес, все они заинтересованы в отказе. Они отказывают без объяснения причин, как правило, в более вежливой Великобритании они обычно пишут фразу: «У нас нет аппетита к работе с клиентами типа вас», в менее вежливой Европе просто говорят «нет». И обратной связи нет, то есть вы не можете им написать: «Давайте поговорим», они писем не читают.

У нас были построены абсолютно индивидуальным образом отношения с compliance ряда институтов, мы можем написать этим людям: «Ну что же вы делаете, давайте поговорим?» Просто за счет того, что мы исторически пили кофе, обедали с людьми, общались. И в частном порядке они разговаривают, и иногда даже меняют свое решение. Но в большинстве институтов это просто физически невозможно. Ты отправляешь документы, тебе приходит сообщение: «нет», и все, дальше двигаться ты никуда не можешь: нет ни системы апеллирования, ни системы переговоров — ничего.

— А какие критерии compliance в иностранных финансовых институтах?

Выстроился новый барьер, связанный с европейской директивой и вариантами ее трактовки. Но если про него на секунду забыть, то дальше — все то же самое, что и раньше. Есть три столпа, на которых стоит compliance: первый — идентификация личности, то есть там нужен паспорт, счет за коммунальные услуги, [чтобы подтвердить резидентство], и так далее.

Второй — это ваша история, нет ли в ней участия в политике, нет ли на вас компромата, не участвовали ли вы в уголовном процессе, не обвинялись ли вы, например, в мошенничестве, были ли процессы банкротства и так далее. На Западе накоплены очень большие базы данных, в том числе по России, которые включают в себя информацию из медиа, официальных источников и др. Мой опыт показывает, что хороший compliance-департамент нормального банка, даже латиноамериканского, все находит очень быстро.

Третий столп — это происхождение ваших денег. Вам нужно иметь возможность внятно показать, откуда деньги. Именно показать, а не просто объяснить. Нужен договор, нужно подтверждение оплаты, нужно показать где и как деньги «жили» после получения. На этом этапе проверка ведется на уровне разумного, конечно, а не механически. Но если вы приходите и говорите: «Я заработал деньги в 1990-е, у меня документов не сохранилось», то вряд ли такие деньги будут приняты. Очень плохо принимаются пока деньги, прошедшие через крипто-этап; невозможно «легализовать» деньги, которые прошли через стадию наличных. Мы [в компании] с гигантским трудом добились исключения для денег, уплаченных за недвижимость через ячейку, и то не для всех и не везде.

— И это более или менее общепринятый стандарт? То есть нет каких-то юрисдикций, где эта процедура не будет соблюдена?

— Я не знаю такой юрисдикции. Наверняка существуют отдельные компании, которые проводят эту процедуру менее строго. Но весь мой очень богатый опыт показывает, что если вам говорят, что примут ваши деньги без подробного compliance, с вероятностью 99% это мошенники и денег вы больше не увидите. Любая организация, которая хочет спокойно работать, будет делать более или менее суровый compliance. Суровость будет зависеть от личных свойств compliance-офицеров: кто-то очень въедливый и требует апостилированные документы в бумажных копиях, выписки со счетов за полгода и так далее, кто-то принимает электронные копии не апостилированные, и ему достаточно просто показать источник денег из договора. Это очень индивидуально, и здесь можно искать, где попроще, но все равно все эти вещи так или иначе будут делаться. И под простотой я понимаю бумажную возню, а отнюдь не наличие или отсутствие реальных подтверждений происхождения средств.

— Какие изменения произошли после 24 февраля, кроме процессуальных?

— Очень многие игроки просто уходят с рынка российских денег, например известный брокер Exante объявил, что не будет работать с российскими клиентами. Многие крупные швейцарские банки просто «вычищают» российские дески и отказываются работать с российскими клиентами. Некоторые юридические компании, такие как Collas Crill, например, отказались работать со всем, где есть русский след, включая фонды, где есть русские клиенты. То есть спектр провайдеров резко сокращается. Хотя многие компании продолжают работать, надо сказать к их чести, и работают нормально.

Из продуктов, понятно, отвалился российский рынок. Очень многие держали российские активы через иностранные конструкции. Стандартные схемы инвестирования в российский рынок через КИК или через нерезидентскую кампанию больше не работают. Активы фондов, которые инвестировали в российский рынок, заморожены.

Зарубежные ETF на российский рынок заморожены, несмотря на то что они как бы не попадают под санкции и не подчиняются Центральному банку РФ, все равно не торгуются. Очень тяжелая позиция у инвесторов, у которых либо большие активы, либо, наоборот, были короткие позиции в этих ETF. Вы даже не можете закрыть короткую позицию, и если вы инвестировали через брокера, вы вынуждены держать очень большую маржу под эту позицию, то есть деньги фактически тоже заморозились в двух-трехкратном размере.

Один из наших четырех фондов делал арбитраж, в том числе на российском рынке. В нем 16% активов фактически заморожено. Мы сейчас вынуждены ждать разморозки (хорошо, что позиция арбитражная, мы не должны потерять средства из-за изменения стоимости бумаг). И понятно, что мы в российский рынок больше не пойдем никогда ни на какую долю наших фондов, по крайней мере ППЖ (не буду расшифровывать, думаю все это сделают сами).

— Как устроена ваша работа с клиентами, которые остались в России?

— Наша позиция как компании, несмотря на крайне жестокое отрицательное отношение к режиму Путина, точно не состоит в возложении коллективной ответственности на 145 млн россиян. Мы готовы и хотим работать со всеми людьми, которые не связаны с властью, не поддерживают нынешнюю власть, даже если они находятся в России.

При этом мы, конечно, вынуждены и будем соблюдать все юридические легальные ограничения, установленные мировым сообществом: нравится нам это или нет, но есть законы, и мы будем их соблюдать. Мы продолжаем работать с теми, кто у нас был до 24 февраля и у кого еще нет ВНЖ. Мы свободно и активно работаем с теми, кто получил ВНЖ или имеет ВНЖ вне России (в том числе с новыми для нас клиентами). Большинство (около 80%, я думаю) наших российских клиентов на сегодняшний день уже получило ВНЖ или ПМЖ или вообще уехало из России. Это, конечно, не отражает пропорций в целом по рынку. Я думаю, это связано и с моей личной позицией, и с позицией компании: с нами просто «патриоты» не работали никогда.

Мы абсолютно открыты для работы с теми, кто проходит наш compliance: не является PEP [politically exposed person], не встречается в санкционных списках, не ведет криминальную активность, кто может подтвердить свои доходы. Однозначным тестом для нас теперь также является политическая позиция потенциального инвестора. Мы категорически не будем работать с теми, кто поддерживает «то, что нельзя называть своим именем» в любой форме, сотрудничает с российской властью или госкорпорациями, разделяет в какой бы то ни было части конспирологические мифы, на которых основана политика Кремля.

Мы активно думаем над тем, как можно законно работать с российскими деньгами и клиентами на глобальных рынках в будущем. Сейчас такие пути есть, и мы их реализуем, но дать гарантию, что они сохранятся в неизменности, мы не можем. Поэтому мы, с одной стороны, сейчас выстраиваем по три параллельные системы (как в современных самолетах, чтобы быть уверенными, что хоть одна будет работать), а с другой стороны, советуем всем, кто не хочет потерять связь с миром, получать ВНЖ, а еще лучше — гражданство и ВНЖ. В конце концов гражданство государств типа Гренады стоит недорого, ВНЖ на Кипре, в Турции, в Болгарии и целом ряде других стран — тоже. Это небольшая плата за свободу управлять своими средствами в безопасных юрисдикциях и иметь возможность ездить по миру.

— Как поменялись настроения ваших клиентов после 24 февраля? Какой нетто-результат у вашего фонда в плане притока или оттока денег клиентов?

— Приток замедлился по понятным причинам: если за прошлый год мы выросли на 40% в активах, то в этом году, наверное, за полгода мы выросли на 10%. Во-первых, у многих был шок, очень многие два-четыре месяца вообще ничего не делали с деньгами. Пытались понять, как жить. Во-вторых, в течение долгого времени были проблемы вывода денег из России. Только недавно разрешили их относительно спокойно выводить.

Наши нерусскоязычные клиенты тоже брали паузу, видимо хотели понять какую позицию мы займем и не окажемся ли ограничены в возможностях. Многие фонды, управляемые русскоязычными и из России, и извне, просто закрылись, либо потому что инвестировали в Россию, либо потому что работали через крупные банки, которые остановили их администрирование. Мне говорили, например, что Credit Suisse просто закрыл всем фондам с российскими клиентами администрирование, лишив возможности работать.

Мы свою инфраструктуру тоже перестраивали, строили запасные цепочки для того, чтобы быть уверенным, что мы сможем работать. И где-то два-три месяца у нас на это ушло. Мы только в начале июня смогли сказать, что наша инфраструктура работает идеально.

Надо сказать что общая ситуация на рынках добавляет проблем. Если два года назад все росло после пандемии, то сейчас все падает, и даже индекс американских казначейских бумаг потерял 10% с начала года. Очень многие инвесторы сейчас просто остаются в кэше, никуда деньги не отдают — не хотят терять.

— А сейчас нет проблем с выводом денег из России?

— Конечно, это не так прямолинейно, как было раньше: 1 февраля я мог написать в Альфа-Банк, где у меня были счета: «Переведите $10 млн, пожалуйста, на Кипр», и к утру следующего дня деньги были бы на Кипре. Сейчас, конечно, банков, осуществляющих перевод, осталось намного меньше, они часто просят существенные комиссии за перевод. Но де-факто вывести из России $1 млн в месяц в условно «дружественную» страну и $150 тысяч в месяц в «недружественную» можно.

Кроме того, нет ограничений, например, на сделки по покупке торгуемых ценных бумаг и по покупке недвижимости. То есть, создав компанию в Эмиратах, вы спокойно переводите туда деньги и (или) покупаете там недвижимость — деньги выведены. Другое дело, что если в Дубае раньше россиянам было достаточно легко открыть бизнес, сейчас это стало значительно сложнее: требуется ВНЖ в Дубае, надо пройти сложные процедуры и т. д.

Поэтому главный вопрос — найти за границей институт, который принимает деньги от россиян. И вот здесь начинаются проблемы, потому что 9 из 10 институтов просто говорят, что они с россиянами не работают. Но работающие институты существуют, они работают абсолютно в легальном поле, просто они испугались чуть меньше, чем другие.

Казахские банки не перестали открывать счета россиянам, но открыть стало сильно труднее, и через них трудно проводить транзакции из России. Армянские банки, например, открывают проще, но при этом требуют, чтобы деньги в банке держались полгода. То же самое в Грузии. Какие-то израильские банки открывают, какие-то нет, и требуют, как правило, паспорт Израиля или визу репатрианта.

Наша компания принимает деньги россиян с ВНЖ в Европе вообще элементарно, с ВНЖ вне Европы, но в странах, не относящихся к черному списку,— сложнее, но возможно, без ВНЖ — еще сложнее, но мы и это можем делать тоже. Естественно, мы соблюдаем при этом все регулирования, которые существуют законодательно. Мы десять раз консультировались с регуляторами, и делаем только то, на что они отвечали, что все нормально, это нормальная, белая абсолютно деятельность, она не выводит нас в серую зону, не делает нас париями.

— А что дальше можно сделать с деньгами за рубежом тем, кто хочет продолжать инвестировать?

— В принципе то же, что и раньше, только для инвестиций россиян без ВНЖ будут ограничения на европейские и британские бумаги. Американский рынок открыт без ограничений. Мировые рынки работают вне зависимости от событий в Украине.

— Но тот же Interactive Brokers подчиняется американскому регулированию, то есть есть риск того, что США решит, что брокеры должны закрыть все счета россиянам?

— Вероятность того, что такие ограничения появятся, конечно, есть, но в самом худшем сценарии деньги можно забрать обратно, в Россию в том числе. Я не помню случая, чтобы финансовые институты замораживали деньги людей, которые не находятся под санкциями, и, думаю, такого не будет. И, повторюсь: надо получать ВНЖ. Это лучшая гарантия возможности оперировать за рубежом.

— На что человеку, деньги которого находятся за рубежом, обратить внимание при выборе компании, в которую он отдаст свои деньги?

— Я бы выбирал компании среднего размера. Если вы имеете дело с огромным пафосным учреждением, то до вас особенно нет дела. Поэтому эффективность управления будет низкой, а риск, что от вас избавятся, высоким. Если вы имеете дело с микрокомандой, в которой нет «звезд», у которой нет ресурсов, нет опыта, то они просто, скорее всего, не смогут хорошо управлять деньгами.

Естественно, вы должны понимать, что люди, которым вы отдаете деньги, известные, они работают давно, у них хорошая биография, они заинтересованы в [укреплении] своей репутации и так далее.

Кроме того, вы отдаете деньги не просто людям, а в какую-то стратегию. И если те, кто предлагает вам эту стратегию, не могут внятно объяснить, что они делают, то я бы воздержался от инвестиций. Очень важно в объяснении услышать, почему именно эта команда с помощью именно этой стратегии может получать доход выше других при риске ниже, чем у других, какое свое преимущество они реализуют. Нет преимущества — нет эффективного управления.

С другой стороны, сейчас такое время, что, может быть, не всегда надо искать суперклассную стратегию, важно просто вывести средства и их спокойно сохранить. Даже портфель коротких американских казначейских бумаг лучше, чем потерять средства в России при очередном повороте законодательства.

Вячеслав Дворников