Вы здесь
«Надежд на бунт в России у меня нет, у меня есть надежда только на ВСУ»
Публицист Александр Невзоров о событиях в Украине, Владимире Путине, кремлевских пропагандистах и о том, как война с Киевом и коллективным Западом разваливает Россию.
– Мы встречались в последний раз еще в мирное время, когда все, что я предрекал, казалось мрачной нереальщиной и сильным драматическим преувеличением. Как видите, все состоялось.
– Сейчас уже принято говорить: "до войны". За это время произошло очень многое. Начнем конкретно с вашей личной судьбы. Интерпол отказал в выдаче России вас за то, что вы, по мнению российских властей, якобы "дискредитировали" российскую армию. Вы переживали по этому поводу? Или были уверены, что вы недосягаемы для российских властей?
– Переживать в таких случаях абсолютно бессмысленно. Надо было бы просто принять ту реальность, которая будет. Но, насколько я понимал, почему так долго тянули с этим отказом, никто в Интерполе не мог понять, что означает обвинение человека в рассказе о правде в мариупольском роддоме. Они думали, что, может быть, имеется в виду что-нибудь совсем другое, и они не понимают. Перейдем дальше, потому что все уже понятно – меня не выдают, и это замечательно. Я думаю, можно нас всех поздравить, потому что мы однозначны в своей поддержке Украины на данный момент – это самое главное и важное.
– Одна из главных последних новостей – скандал вокруг телеканала "Дождь". Лицензии в Латвии они лишились. Вы можете рассказать о вашей точке зрения, почему вы отнеслись так негативно к действиям журналистов "Дождя"?
– Прежде всего, я не был беспощаден. Я отлично относился ко всем этим ребятам, и отношусь, и буду относиться. И действительно работал на "Дожде", и к тому, старому "Дождю" сохраняю огромную симпатию. Но началась война, и у каждого из нас начался абсолютно новый отсчет времени с февраля 2022 года. И никакой непримиримости. Я высказал всего-навсего свою точку зрения, что дико нелепо и кощунственно жалеть "мобиков" и печаловаться, что "ах, эти бедняжки, которые долбят по Украине ракетами, насилуют и убивают, без теплых носочков". Да мне наплевать на них абсолютно. Там не было оговорки. Кстати, я высказался довольно дружелюбно... я же не палач и не могильщик.
Насколько я понимаю, проблема с Латвией еще заключалась в том, что "Дождь" в свое время сунул нос в историю с советскими памятниками. И тоже занял позицию, которая настроила очень темпераментных латышей негативно. Вынуждать сейчас балтийцев держать советские монументы на площадях – это все равно что требовать от изнасилованной девушки держать на комоде портрет насильника. Уже после этого омерзительного кино под названием "Наши" мне стало интересно. Спустя пару лет я запросил архивы, получил возможность выяснить причины гнева и ненависти Литвы к "совку" и Латвии тоже. Это зверства, пакость, мерзость... Эти депортации 40 тысяч людей в 1940 году, эти депортации в 45-м, это бесконечные издевательства и бесконечная подлость, которую проявлял СССР. Меня это абсолютно отрезвило. Было немножко поздно, потому что кино уже к тому времени давно было сделано.
– Я напомню, что это был документальный сюжет "Наши", который был показан в начале 90-х годов на Центральном телевидении.
– Феноменально поганая вещь. Но поскольку мне не бывает стыдно (так я устроен), то я это могу констатировать, но без вскипевших на глазах слез. И эта ситуация с "Дождем" очень любопытным образом разделила весь либеральный фронт. Отвалились всякие маркитантки, которые ошивались при войсках, они утопали рыдать в свои подолы и говорить, что "ах, не все так однозначно". Все, для кого это "не все так однозначно", у меня сочувствия никогда никакого вызывать не будут. Все чрезвычайно однозначно и в Украине, и на войне, и в России.
– Мы год назад с вами немного поговорили о чеченской войне. Ваша цитата: "Оказавшись на войне, когда вокруг уже наматываются кишки, вы оказываетесь в абсолютно другом измерении, где реальной логики, которой мы руководствуемся, и реального представления о комфорте и безопасности нет, они отключаются". Война в Украине корректировала ваше представление об этой трагедии? И вторая часть вопроса: российский солдат в данном контексте оказался чертовски предсказуем или вы открыли для себя что-то новое?
– Мы все открыли для себя очень многое. Мы увидели крушение сразу всех мифов о России. И сейчас это крушение мифов будет продолжаться. К примеру, тут даже у нас в Париже из 17 курсов русского языка осталось два. Причем из этих двух половина учащихся ушла. Это стало предельно непопулярным, это стало позором. То же самое касается и русской культуры. Ведь на самом деле все смотрят, что эта культура сделала с людьми, которые являются ее носителями. Теперь Россия имеет устойчивую репутацию людоеда, опасного зверя, способного в любую минуту на любую гадость в отношении кого угодно... К тому же она потеряла всякие берега, потому что дальше некуда, государство-террорист. Я помню, как меня в университете попросили не говорить по-русски даже в коридоре, даже с женой Лидой...
– В каком университете?
– В Сорбонне. Потому что нас могут услышать дети. Что касается сегодняшней войны и того, что она раздробила славу Второй мировой. На украинской войне погиб и солдат Второй мировой. Мы имели возможность близко познакомиться с путинской армией, с русской армией, с ее стилем, и мы понимаем, что это исторически наработанный стиль. Это ее обычаи, ее способы, ее правила, и этот миф растворяется и исчезает. Понятно, что очень трудно будет тем, кто захочет узнать теперь правду о Второй мировой войне, добывать эту правду из-под миллионов тонн советского пропагандистского вранья, которым Вторая мировая укутана и затрамбована. Мы понимаем, как было с той же Балтией, что не было никакого освобождения... Поздно приходят все эти понимания, но хорошо, что приходят. Освободить – это значит дать свободу. "Вот вам ваша республика. Мы вам даем свободу. Делайте с ней все, что хотите". А была жестокая, кровавая оккупация, и лишение свободы на очень долго, и она была, в общем, ненамного лучше гитлеровской.
– Отправка холодильников, стиральных машин, кофеварок после ограбления домов украинцев – в этой части солдаты и офицеры тоже оказались предсказуемыми? Или это всего лишь нюансы захватнической войны?
– Мы ведь очень плохо представляем себе правду о тех войнах, которые были, потому что на них нагружены те самые пафосные, патетические, абсолютно ложные слои пропаганды. И мы не можем разглядеть тех войн. Я подозреваю, что такой чудовищный по своему хамству и по охватам грабеж, которому подверглась Украина, – это было всегда тактикой, это всегда было обязательным, всегда повторялось. Теперь они воруют тяжелые чугунные и стальные ванны. Вероятно, рассчитывают на то, что кража ванн деморализует украинцев и они сядут за стол переговоров. Мы видим сейчас, что происходит в Мариуполе, в подвалах которого десятки, сотни и тысячи, вероятно, мертвых людей, убитых путинской ордой и бомбежками. Мы видим, как посреди Мариуполя воздвигнута "потемкинская деревня", несколько зданий с пестрой раскрасочкой. Там нет ни водопровода, ни электричества, там нет тепла. Это декорация. Мы же знаем, что именно в этих краях Потемкин строил свои "потемкинские деревни" по тому же абсолютно принципу. И корреспондентам, которые сейчас приезжают в Мариуполь что-нибудь поснимать, выдают фотопредписания, с какого угла это делать, сколько метров до объекта, чтобы не влезли какие-нибудь раздолбанные строения, чтобы картинка сохраняла бы свою жизнерадостность.
– Метафора воплотилась в жизнь.
– Да. Россия следует этим традициям. И нет никаких оснований предполагать, что Россия не следует во всем остальном.
– Недавно опять была серия ракетно-бомбовых ударов по ключевой инфраструктуре Украины. И опять погибли люди. Произошла ли окончательная коронация Путина по сути как людоеда после того, что произошло на этой неделе и до этого с февраля, когда погибли десятки тысяч людей? Или все-таки Путин – это жестокий политик, который отстаивает интересы своей страны так, как может?
– Жестокий политик – это комплиментарная вещь. Когда мы говорим "садист", когда мы говорим "садист невменяемый", мы получаем гораздо более точную, безжалостную и яркую картину. И понятно, что человеку, который может вести такую войну, абсолютно незнакомы ни боль, ни горе, он неспособен сопереживать, раскаиваться. Он не понимает, что он делает. Он, вероятно, предполагает, что он живет в своих историософских книжках, где войны – это набор буковок на странице, набор дат и, может быть, одна какая-то картинка. Он действительно сумасшедший, откровенно сумасшедший человек. И я об этом сейчас могу говорить без всякого стеснения. Ведь Россия своими ударами по инфраструктурам лишь подтверждает свою репутацию армии дебила, который лупит бессмысленно, безрезультативно только для того, чтобы поломать, нагадить, убить. Никакого военного смысла во всех этих ударах нет. Это только объединяет и укрепляет украинцев. Мысль о том, что подобного рода тактика воспламенит украинский народ, он пойдет на Зеленского и потребует переговоров, нелепа – они выдержат все. Это действительно те команчи Европы, которые способны на все. И никогда еще у России не было такого страшного противника. Этот противник ее и захоронит.
– В этом случае заслуживает ли Владимир Путин славы и участи Усамы бен Ладена, за голову которого американцы предлагали десятки миллионов долларов? Или Путин пока еще не цель номер один?
– Он, к сожалению, не "цель номер один", но по другой причине. Конечно, Байден, Америка, некоторые спецслужбы Израиля и Европы могли бы решить с Путиным вопрос за пять-семь часов (Украине это тоже по силам, но она меньше всего хочет, чтобы на Западе ее обвинили в терроризме - ЭР). Была бы выведена из игры основная фигура – и война бы закончилась. Но они этого не хотят делать, я думаю, потому что понимают: никто, кроме Путина, не способен довести Россию до окончательного краха, до окончательного рассыпания, а это избавит их от необходимости применять пусть и конвенциональное, но все-таки какое-то серьезное оружие. Путин все сделает сам. Он настолько бездарен, он настолько не способен предвидеть последствия своих поступков, настолько садистичен, что разрушение России решили доверить ему, поэтому он еще жив. Хотя, конечно, бен Ладен, по сравнению с Путиным, – это скромная, маленькая девочка с розовыми бантами.
– Путинская политика в отношении Украины – это уничтожение государства вместе с его жителями. Этим же занимался Адольф Гитлер. Но рядом с рейхсфюрером всегда были яркие изуверы, типа Геринга, Геббельса или, к примеру, Бормана. Кого вы могли бы назвать антропофагами рядом с Путиным? Или он одинок в своем человеконенавистничестве и никому не уступит этого пьедестала?
– Трудно ответить. Все эти люди пропитаны, пронизаны диким страхом. И насколько они сами людоеды, полноценные садисты, безумцы, мы сейчас не можем говорить. Ведь у нас такая же проблема и со всей Россией. Мы не понимаем сейчас, сколько в России населения подверглось бесповоротной и неизлечимой обработке пропагандой, когда требуется физическая смена нескольких поколений, чтобы вывести эту мерзость из обихода. Наступили необратимые изменения в качестве людей. Мы понимаем, что их очень много, но мы не можем сейчас пока разделить тех, кто колотит себя в грудь из трусости, и не можем определить, кто из них натуральные садисты.
– Это означает, что вы сильно пересмотрели свои взгляды на россиян после начала войны? Вас российский гражданин, российский народ сильно удивил?
– Я не думал, что это все может быть настолько трагично. Вот сейчас, например, я наблюдаю за украинской стороной. На днях у меня был очень интересный случай. Мне доверились ребята, которые сейчас дерутся под Бахмутом. Я попросил их снять для моего телеграм-канала парочку абсолютно эксклюзивных видео. Там была чудовищная сцена. К ним на позиции пришел очкастый, заплаканный, пухлый, пожилой человек, "мобик", который потерял в последнем бою младшего брата. Младший брат валялся где-то среди остальных трупов. В Бахмуте все этими трупами завалено. И эти ребята, украинцы, из деликатности не стали снимать. Этот человек так плакал, так извинялся. Нашли труп брата. Оказалось, он без рук, руки оторвало. Нашли руки, помогли эсбэушники. И он засунул руки себе за ремень: чего я буду без рук труп забирать. Причем, поймите, очень сложно тащить на себе, на закорках безрукий труп. Потому что если он с руками, то ты здесь просто перевязываешь и тащишь его, как раненого или как убитого, – это известная методика. Но когда рук нет, то это очень тяжело. Он унес этого брата. И вэсэушники сказали, что они не могут этого снять, у всех опустились телефоны.
Была у меня в телеграм-канале еще замечательная пленочка, где 24 часа велся внимательный обзор, наблюдение за окопом с "мобиками". Сперва в окоп с "мобиками" попала бомба с коптера и все начали разбегаться в этом окопчике, суетиться, дымиться, отползать, хватать себя за головы, за руки, обливаться кровью. А потом, по моей просьбе, этот коптер прилетал каждые три часа вот туда, над этим окопчиком. И никто к ним не пришел. К ним не пришли ни боевые товарищи, ни медики, ни даже похоронная команда. Когда прилетели в последний раз через 24 часа, в этом окопе уже никто не шевелился и не колыхался. То есть понятно, что, вероятно, от холода, от потери крови, от тяжких ран. Ведь все, что сейчас происходит в Украине, – это чудовищный абсурд, настолько традиционный для путинской армии... Сейчас там есть какие-то военкоры, которым местные врачи в режиме стеба пообещали вырастить ноги. Какому-то военкору оторвало ногу, и он сидит и ждет, когда ему будут ее выращивать с помощью всяких микротехнологий. А они друг другу еще пересказывают сказки про то, что из кошачьей печени и опилок какому-то военкору вырастили даже и голову, и мозг, и вот он снова при исполнении.
– Вы имеете в виду пропагандистские ролики, издаваемые или продюсированные Кремлем?
– Да, конечно. Но они действительно в это верят. Надо понимать, военкор – это особая профессия. Военкор обречен на ложь. Это я говорю потому, что я был военкором тоже. Ты сразу попадаешь в капкан дружеских отношений, ты сразу попадаешь в некий очень важный, очень липкий, очень сильный контекст фронтовой дружбы. И ты никогда не скажешь правду, но не потому, что ты подл или жаден, а просто потому, что это "свои". Военкор – это человек, которому верить нельзя никогда и ни в чем.
– И все же будем справедливы к россиянам, к российским гражданам, к российской общественности: есть большое число людей, которые против войны, не поддерживают то, что делают Путин и его армия. Каково ваше отношение к той категории граждан, делающих против войны все, что могут?
– Я по этому поводу довольно много говорю и довольно много искал различные отмазки для народа, с которым я когда-то был связан, по крайней мере, жизнью в одной стране. Мы видим, сколь ничтожен, будем откровенны, процент тех, кто решается что-то сказать. Восстают, как ни печально это признать, всякие гуманитарии. При всем желании ни ты, ни я, никто из нас не сможет назвать чиновника хотя бы в ранге вице-губернатора или губернатора, никто не сможет назвать академика, генерала, серьезную часть властной вертикали, который бы восстал против войны. Молчит ученый мир абсолютно, трясясь от страха, педагоги, ФСБ, молчит полиция. Мы не видим, чтобы происходило какое-то массовое или относительно массовое срывание с себя погон.
Притом что сейчас уже все силовые органы путинизма полностью перестроились. У меня в телеграм-канале удивительное видео, где парнишка, ни в чем не виноватый вообще, рассказывает, как его били в отделении полиции и как его насиловали бутылкой. У силовиков произошли какие-то абсолютно непоправимые изменения, и изменение качества народа, скорее всего, состоялось. У меня всегда чуть с креном в пессимизм. Я всегда знаю, что сбывается, как правило, самое грустное. Из нескольких десятков тысяч чиновников никто не проклял, никто не восстал... У войны всегда была мерзкая рожа, но такого жуткого рыла, как у путинской, еще не было, по-моему, ни у одной из войн. Может быть, отчасти американский Вьетнам был примерно таким, но там тоже нельзя проводить параллели.
– Вьетнамскую войну, в общем-то, остановили в том числе и люди, протесты – и это сыграло роль.
– Да, колоссальную роль. Была выиграна информационная война, и это полностью парализовало Пентагон... Сейчас мы с вами выигрываем информационную войну с Россией. И это дьявольски важно, потому что мы уже сумели объяснить миру, что такую уродливую, позорную войну, сделанную из чистого позора и из чистой глупости, они еще никогда не видали.
– В Евросоюзе хотят учредить суд по делу о российской агрессии против Украины. Где должен, на ваш взгляд, проходить такой суд, который затянется, естественно, на годы? Важна география или нет?
– Мне все равно. Я ведь не судья и не занимаюсь приговорами. Мое дело – вынести суждение, препарировать факт и предложить вам его на рассмотрение. Разумеется, я не буду ни за кого вступаться. И спокойно прошел бы, даже не подняв глаза, на тела бывших товарищей и когда-то старых друзей, которые висят на фонарях. Война все абсолютно изменила. Февраль стал отдельной точкой отсчета. Вся жизнь готовила нас к этому выбору, к этому поступку, к этой храбрости и к этой стороне добра или зла. Могло быть все что угодно раньше. Я уже говорил про то, что опыт и знания всегда даются очень тяжело, порой надо и побыть мерзавцем, чтобы приобрести хорошее представление о том, что такое мерзость.
– Каким будет посттравматический синдром в России после завершения войны? Сотни тысяч людей вернутся домой с орденами, с медалями, без рук, без ног, и встречать их будут по-разному.
– Поймите, встречать их будут люди, которые выращены и откристаллизовались как очень советские во всех этих поклонениях Вечным огням, монументам, "Бессмертным полкам", и они не представляют себе другой жизни. Для них все эти ветераны какое-то время будут живыми иконами. Сталин именно потому запретил праздновать так называемый День Победы, что он увидел, насколько все эти ветеранские военные соединения криминальны, насколько они свирепы, насколько они хотят дележа возможностей (не власти) в стране. И тогда он убрал этот культ Победы, несмотря на то, что для него он должен был бы быть, по идее, дорог. Но тогда, правда, никто этот культ Победы не искажал, все было по-честному, и было понятно, что это общая победа, что это победа всего цивилизованного мира. Никто не оспаривал роль Оппенгеймера, Манхэттенского проекта, Кнута Хаукелида и Иоахима Реннеберга. Это мои любимые герои Второй мировой войны, которые, как я и полагаю, ее в реальности выиграли, потому что если Оппенгеймер вводил Манхэттенский проект, то...
– Я напомню здесь, что речь идет о создании ядерного оружия.
– ...да, то Кнут Хаукелид и Реннеберг взорвали тот самый завод в Рьюкане, где для нужд ядерных реакторов в Германии – так называемых "котлов Гейзенберга" – создавалась тяжелая вода. Так было упущено время, и эти люди лишили возможности гитлеровскую Германию иметь ядерное оружие. Потому что это все равно была война, где самым главным фактором было наличие или отсутствие ядерного оружия.
– Обратимся снова к солдатам и офицерам, которые вернутся с медалями, орденами и потребуют уважения к себе. Кстати, в Германии отношение к ветеранам вермахта более чем гуманное. Им все эти годы выплачивали и социальные пакеты. Они всего лишь выполняли приказ – такова трактовка нынешних немецких властей.
– Подозреваю, что в очень вспыльчивой, очень нетерпимой России, которая всегда будет желать найти виноватого, которая всегда одержима жаждой внешней или внутренней крови, такой номер не пройдет. И то, что делалось в 50-х, когда безруких и безногих отправляли черт знает в какие отдаленные северные монастыри (дома-интернаты для инвалидов войны - ЭР), чтобы они там гнили заживо, я думаю, может повториться. Но это только в том случае, если всем этим ветеранам будет куда возвращаться. А это большой вопрос. Потому что особых шансов уцелеть нет. Я имею в виду – уцелеть в России. Каждый день, каждый час уменьшает шансы России остаться государством, страной, географическим образованием. Она усугубляет свой грех, свою дикую подлость. Все больше и больше людей понимают, что это немыслимо опасное явление, которое может наброситься на кого угодно в любую минуту, когда чуть-чуть окрепнет. Конечно, никто не будет терпеть Россию, и она это сделала... Не я это сделал, мое дело только подметить… Я думаю, культ выветрится очень быстро, если выветрится Россия. Есть племя мурси в одном из африканских районов, которое в обязательном порядке вставляет женщинам в нижнюю губу тарелку. И появиться на людях без тарелки абсолютно нельзя, это страшное нарушение приличий. И этот культ "Бессмертных полков" – культ войны... Люди не знают, что, оказывается, можно без этого. Китаянки XIX века, когда они видели нормальные женские ноги, с ума сходили от ужаса. Они привыкли к тому, что ноги должны были быть изуродованы специальной обувью и с чудовищными патологиями стопы. Посмотрим. Но у меня очень мрачные прогнозы.
– Многих удивило то, как матери вместо того, чтобы отбивать детей от войны, помогают им бронежилетами, теплыми вещами, защитными средствами и отправляют на фронт. И тут писатель Дмитрий Быков как-то бросил фразу, что "дети, рожденные в результате получения от государства материального капитала, не очень дороги сердцу матери, потому они легко их отправляют на фронт, на войну, на заработки".
– Быков – писатель. Я не комментирую реплики писателей. По мне, это абсолютно ошибочно. С такой же абсолютно легкостью, без всяких денег, без всяких даже трехрублевок или штофов с водкой отправляли рекрутов в XIX веке. Точно так же отправляли на дикую Финскую войну – с радостью, со слезами счастья, всучивали огромные пакеты с пряниками, колбасами солдатикам, которые уходили покорять Финляндию. То есть мы видим это на каждом шагу. Дело совершенно не в материнском капитале и не в том, что какие-то деньги играют роль. Я думаю, что это вообще одна из традиций, одна из скреп России. Мы же всегда ищем причину: почему они такие? Россия – для всего мира колоссальная загадка. Понятно, что те, кто воюет, – это отдельная категория лиц. Но вот как можно так радостно истериковать по этому поводу в тылу – этого не понимают люди. Мы всегда обязаны вычислять причину, и я эту причину вижу в русской культуре... Я вообще никогда не спорю, потому что врачи никогда не спорят с больными.
– Православная церковь сегодня окропляет святой водой солдат и офицеров, едущих на украинский фронт. Как быть с религиозными деятелями, когда закончится война?
– Я думаю, что все будет похоронено в одной могиле. Переживать особо не надо. Ведь мы все очень внимательные и очень наблюдательные люди. Эта подлейшая роль РПЦ, кровавая, пропагандистская, бесстыжая, видна всем. Мы понимаем, что у них нет будущего – останется ли что-нибудь от России или не останется. Максимум, на что они могут рассчитывать, – несколько кладбищенских церквушек, прямо туда поставят кассовые аппараты, что начисто лишит их бизнес всякого смысла. В свое время был большой скандал (я его разгребал на "Эхе Москвы"), когда какая-то пермская старушка пришла в церковь со своей свечкой. Ее избили, об нее вытирали ноги. Это совершенно как бы правильно, потому что это все равно как в платный туалет прийти со своим унитазом. Люди же долго наряжались во всякие золотистые тряпки, отпускали бороды, учили всякие глупости, а тут пришла какая-то и не покупает свечку. У РПЦ все равно всегда и подо всем только исключительно меркантильный интерес. И этот интерес очень силен. Но сейчас ее последняя игра. На всякие надувные храмы, на попытки воцерковить фронт сейчас выделяются колоссальные деньги. Понятно, что эти деньги оседают там, где надо. И никого там в реальности все эти евангельские глупости ведь не беспокоят. Это инструмент государственной пропаганды для самых тупых. Самые тупые тоже имеют право на пропаганду. А поскольку у нас самых тупых 99%, то в общем пропаганда может быть вполне себе продуктивной.
– Вы коснулись немножко темы о том, что произойдет с Россией. Сегодня чаще звучит фраза, что ее распад не во вред, а во благо, так как раздробленная страна будет меньше угрожать соседям. Что вы думаете по этому поводу?
– Я думаю, что уже и думать бесполезно. Конечно, будет распад. Конечно, необходимо будет отобрать всякое... не то что ядерное оружие, но даже и простые автоматы Калашникова я бы не доверял этим людям. Я думаю, максимум, что можно будет оставить российской армии, – это пейнтбол. Они могут делать пейнтбольное оружие любого размера, конечно, а также древковое, клинковое.
– Но вы за или против?
– Я не против и не за. У меня сердце кровью ни по какому вопросу вообще не обливается.
– А если вы вернетесь, то в какую область – Рязанскую, Смоленскую, в Москву, Питер? Куда вас потянет?
– Меня никуда не тянет. Я вижу либо монстров, либо предателей, которые побоялись со мной контактировать в телеграме после объявления меня в розыск даже. И я понимаю, что это значит. Со многими из этих людей у меня были отношения десятилетиями. А о том, как бывшие лучшие друзья писали на меня песенки, наверное, вы в курсе… Есть ли куда отступать Путину? Путину есть куда отступать, потому что он выяснил волшебные свойства русского народа, он создал самый большой, мощнейший и дорогой аппарат внутреннего насилия. И есть прошедший обкатку и апробацию в Сирии изумительный вариант так называемой "суверенной" демократии. Тут надо понять Путина или войти, что называется, в положение.
Потому что всякая диктатура обречена стремиться к вечности. Любой диктатор за несколько лет обычно наворотит столько свинства, что у него ничего другого, кроме как продлевать свою власть бесконечно, не остается. В принципе, это очень неплохой рецепт, продуктивный. Рецепт вечной власти отработан в Сирии Асадом. Этот пример показывает, что, в общем, с войной никуда ходить не надо, не надо идти к соседям. Все выборные процессы и подчинение населения возможны на территории своего собственного государства. Важно подобрать такой букет газов, который позволит поставить галочку в бюллетене и только после этого даст возможность упасть замертво или в кому. Путин еще будет шлепать себя по лбу, досадуя, как он не догадался, что гораздо выгоднее бомбить Петербург и Москву, а также все остальное. Просто надо периодически пробомбливать собственное население, а подлецов, которые выжили под этими бомбежками, надо дотравливать боевыми газами. Это обеспечивает очень высокие, просто улетные рейтинги.
Президенты-бомбильщики имеют невероятные рейтинги, такие же как Асад. Каждая новая бомба повышает рейтинг президента-бомбильщика. Знают, что если не проголосуют так, как надо, то прилетят бомбардировщики и откроют бомболюки. То есть это сирийская демократия, где загоняют на избирательные участки с помощью пулеметов. И главное, что в этом варианте уже даже не нужна юродивая Эллочка. Она уже не нужна, потому что все будут голосовать так, как надо. То есть ему есть куда отступать. Другое дело, что дадут ли ему отступить. Надежд на бунт в России у меня нет, у меня есть надежда только на ВСУ.
– Вы нарисовали фатальную картину. Но давайте дадим шанс и оптимистам. Вы в одном из интервью упомянули семью Чикатило, которая разумно сменила фамилию после того, как раскрылись все преступления этого маньяка. Если к власти придут светлые люди или светлые силы...
– Какие светлые?!
– Все-таки есть политики, один из них – Илья Яшин, севший надолго в тюрьму, есть другие такие люди, тоже в России. Позволим все-таки этим людям тоже получить шанс на то, что страна будет другой. Надо ли будет менять в прекрасной России будущего герб, флаг, Конституцию, название государства? Как избавиться от образа путинско-фашистского государства?
– Посмотрите "Наповал" №123. Еще в феврале я сказал про то, что России придется подыскивать себе другое название. Но если это будет государство без ядерного оружия, без этих всех слов, без всего этого пафоса, это будет все равно уже не Россия. Не надо этих розовых мечтаний и розовых слюней. Это будет очень кровавый, очень тяжелый процесс. К сожалению, Путин, как безумец, открыл врата чудовищным бедствиям. И эти чудовищные бедствия не закончатся тогда, когда ВСУ освободят Донецк, Луганск, Крым и все остальное. Эти бедствия будут нашими бедствиями, я подозреваю, в ближайшие 20 лет.
– У этой войны есть свои "керосинщики", и они очень яркие. Я в январе как-то спросил вас: носил бы Йозеф Геббельс кофе Владимиру Соловьеву? Вы мне ответили, сказали: "Нет". Я просил: "Почему?" А вы сказали: "Потому что Геббельс был искренним, а Соловьев нет". Стал ли Владимир Рудольфович за это время убежденным фашистом, призывающим бросить ядерную бомбу на Украину, или это он просто блефует?
– То, что говорят Соловьев, или Скабеева, или Симоньян, можно вообще не принимать во внимание. Люди не умеют работать с информацией, профнепригодны. Мы прекрасно помним эту Симоньян, которая говорила: "Что такое Украина? За три дня это все мы пройдем". То же самое говорил Соловьев... Они не имеют представления о предмете, о котором говорят. И я, который (прошу прощения за "я", это мерзко, но здесь я обречен о себе сказать) предсказал ход войны и степень ужаса поражения и позора, имею право в силу сбывшихся прогнозов возить мордами так называемых "коллег" по столам. Я думаю, уже неважно, что там Соловьев думает. Он избрал очень своеобразную манеру смеси "стукача", прокурора, истерички и конферансье. Возможно, этот образ и интересен, но воспринимать его как-то всерьез я уже не могу.
– Кстати, в последних призывах Соловьев и та же Симоньян пытаются подтянуть под себя российский народ, мол: если мы проиграем, то ответят все, и даже тот дворник, который подметает вокруг кремлевских стен, его тоже ждет трибунал в Гааге. Это уже признание вины с их стороны или пропагандистский штамп в рамках шоу?
– Товарищ дворник, если вы нас слышите, пожалуйста, не беспокойтесь, никто никаких дворников привлекать ни к чему не будет. Есть люди, которые конкретно должны пойти как зачинщики, организаторы, разжигатели войны, исполнители войны. Никому в голову не придет такая дикость – обвинять в этой войне весь народ. Мы знаем, как гитлеровская Германия была в полном восторге и счастье от своего фюрера. Тем не менее этой гитлеровской Германии, потрепав ее немножечко силами союзников, дали возможность жить. А Западная Германия просто получила еще и "план Маршалла", который был колоссальным подарком со стороны западноевропейских держав и цивилизованного, свободного мира. Так что никто не собирается русский народ сажать на скамью подсудимых, этого не надо бояться. И действительно, этих рядовых солдат, которые перли убивать и грабить в Украину, тоже.
Хотя черт его знает. Настолько русские мстительны и злобны, настолько они любят охоту на ведьм (мы это неоднократно наблюдали), что вполне может быть: всех этих несчастных, вернувшихся с войны, с этой так называемой "спецоперации", ждут какие-то локальные расправы, локальные сведения счетов. Потому что ведь они же все представляют какие-то интересы, у них есть какое-то имущество. Следовательно, есть и те, кто хотел бы этим имуществом и бизнесом завладеть. А тут будет такое прекрасное, благоприятное обстоятельство – как участие в преступной войне. Я ведь не драматизирую, когда я говорю, что последствия этой войны будут ничем не лучше, чем она сама. И неправильно предполагать, что как только ВСУ выдавит путинскую орду за географически признанные границы Украины, все вернется в режим 22-го или 23 февраля. Нет, таким мир уже не будет никогда.
– Касаясь жестокости и ментальности российского человека, вы в прошлой нашей беседе в январе сказали: во всех цивилизованных, в Европе в частности, странах во время пандемии люди носили маски, российский человек старался маску не носить. "Это был протест мелкого, подленького человека, который принял для себя решение – тут он может протестовать". Дмитрий Глуховский так объясняет жестокость тех малых народов, да и не только малых народов, которую зафиксировали в Буче и Ирпене: "Человека унижали десятилетиями, указывали ему на свое место, он жил в нищете, и тут он попал в чужую страну с оружием в руках. Ему сказали "фас!", и он выдавил всю свою звериную жестокость, чтобы отомстить за те унижения, которые он пережил". Вы согласны с такой трактовкой жестокости?
– Это типичная писательщина. Все люди в силу сложного эволюционного пути, которым им пришлось идти на протяжении нескольких миллионов лет, – это очень злобные, жестокие, похотливые, страшные существа. И вопрос только в том, насколько мы создаем ситуацию, при которой наши омерзительные качества перестают играть главную роль… Но нашел, тоже мне, бурята отпущения. Какие там, к черту, буряты?! Там была псковская ВДВ, которая никакого отношения к бурятам вообще не имеет. Там были те самые русские мальчики, те самые Алеши Карамазовы, те самые носители глубокой гуманитарной культуры.
– Проигрывающий войну Путин пытается переформатировать ее цели и скрепы: от денацификации и демилитаризации пытается перейти к священной войне. И эти реплики или эти девизы подбрасывают разные люди типа Кириенко и другие глашатаи. Удастся ли Владимиру Владимировичу призвать россиян под флаг священной войны, чтобы они помогли ему выиграть?
– У нас есть некая точка отсчета, кто нужен был бы Путину, при каких условиях эта мобилизация священная, духовная могла бы сыграть какую-то роль. Есть сборище сумасшедших под названием "НОД" – Национально-освободительное движение, политическая секта. Она прекрасна как препарат, лабораторная культура чистого маразма. И понятно, что эти люди – именно той категории, которые нужны были бы Путину для победы и для преломления ситуации. В наборе, в ассортименте у этих людей такие идеи!.. Эти идеи должны обеспечивать миллионы тонн тухлой человечины в окопах, на обочинах дорог, миллионы литров впустую пролитой крови. Да, это секта юродивых, но эти клинические уже объединились в свой кружок и в свое сообщество. В Индии, например, тоже есть агхори, которые вылавливают покойников из Ганга и едят. Они это делают для собственного удовольствия, но тоже в основе лежат идеи. А этот НОД жрет мертвый СССР, потом строится и часами ходит по городу – ищет сортир, куда его влечет, в общем, естественное несварение всей этой тухлятины.
Этих людей вылечить невозможно. Каждый из них носит в себе мечту о войне, о миллионе трупов, о крови, обо всех видах нечисти, какие только могут быть. А еще они обычно перед собой носят большую ракету. Они требуют, чтобы этой ракетой ударили по Вашингтону. И вообще, им, конечно, нужно было бы носить огромного опарыша, потому что это скорее символ того, во что превращаются их идеи. Потому что каждая их идея – смертельно опасная. И таких очень мало. А всякие половинчатые, подвергшиеся мутациям, но еще сохранившие какие-то приличия не годятся в эту путинскую рать. Потому что мы видим, что все эти странные депутатские дети и фигуранты, к которым все привыкли, не торопятся на фронт.
– То есть народ не купится на так называемую "священную войну"?
– Нет... Вроде бы есть НОД – радикальная политическая секта с клиническими сумасшедшими, и никого другого. Но и те тоже на фронт-то, мерзавцы, не едут. Тоже не едут, потому что одно дело – поголосить и постоять со знаменами где-нибудь у вокзальчика, а другое дело – долго искать оторванные у себя руки где-нибудь под Луганском. Не готовы они к этому. Но это не отменяет моих слов о том, что, к сожалению, произошло безвозвратное изменение качества народа. Потому что для меня, как для абсолютно тупого, трусость – это не меньший порок, чем подлость и садизм.
– Всегда интересно говорить о персонах. Никита Михалков искренен в своей украинофобии? Или он просто вносит свои пять копеек в идеологическую копилку Кремля? Как вы считаете?
– Для того чтобы дать ответ на этот вопрос, необходимо было бы поставить эксперимент – на недельку-другую посадить в Кремль Зеленского. И тогда мы абсолютно точно могли бы сказать, насколько Михалков украинофоб или украинофил.
– Некоторые считают, что табакерка спасет ситуацию. Но в этом случае образ Путина мифологизируется как собирателя русских земель, как человека, который хотел построить большую Россию. Другой вариант – трибунал, где все эти мифы будут разлетаться, и он может выглядеть жалким и малоспособным. Какого наказания заслуживает Путин – разоблачения или табакерки?
– Где вы видели сейчас у нормальных людей хорошие табакерки? К сожалению, их нет ни у кого. Понятно, что какой-то исход страшный. Действительно страшный, потому что за все то, что он устроил на планете, конечно, надо будет страшно ответить. И это страшно будет, вероятно, превосходить все то, что обычно бывает с деспотами и с диктаторами. Потому что он, наверное, худший из них и самый тупой, самый садистичный. Я никому не определяю наказание, и я в этом не буду участвовать. Я потом просто приду и пописаю на могилу.
– Можете дать какие-то две-три оптимистические ноты под финал нашей беседы? Или оптимизм тут неуместен?
– Оптимизма до фига. Потому что мы все стали другими. Мы все прошли закалку и отковку в этой войне. Мы все за этот почти уже год узнали о себе очень много интересного. Мы наблюдаем своими глазами полностью раздетую и распотрошенную историю. Это тоже потрясающе! Потому что у редкого поколения была возможность это все видеть так, да еще и с увеличительным стеклом в виде интернета. Так что, как видите, положительного очень много.