Вы здесь
Что теперь Западу делать с Россией
Исход русско-украинской войны в целом очевиден: Россия ее проиграет, более того, уже проигрывает. Достичь политических целей, ради которых она была начата, невозможно. У Москвы нет сил превратить Украину в свой протекторат и развернуть ударные группировки на польско-украинской и румыно-украинской границах. Одновременно Кремль втянул страну в противоборство с «коллективным Западом», выиграть которое она не в состоянии.
Достаточно сказать, что по размеру ВВП Россия уступает этой группе стран в десятки раз, и в десятки раз — по расходам на НИОКР. Последнее особенно важно: способность выдвигать и реализовывать прорывные научные идеи, создавать на их основе новые технологии определяют важнейшие качественные характеристики экономического и военного потенциалов.
Однако эти и иные факторы отставания России от Запада и Китая действуют хотя и неотвратимо, но медленно. В ближайшие годы миру, и прежде всего Европе, придется иметь дело с агрессивной, озлобленной страной, способной после поражения в войне восстановить до довоенного уровня вооруженные силы и, что самое главное, обладающей ядерным оружием. Это ставит вопрос: можно ли создать систему безопасности в Европе, нивелирующую исходящую от России угрозу?
Российская угроза
Говорят, что для устранения российской угрозы достаточно отстранить от власти Путина и добиться падения созданного им режима. Поражение Путина «дало бы возможность тем, кто стремится к светлому будущему, демонтировать старый режим и создать новую политическую реальность», писали, например, Гарри Каспаров и Михаил Ходорковский. «Для большинства россиян выбор в пользу мира, свободы и процветания был бы очевиден». Иными словами, «оковы тяжкие падут» и освобождённый народ с энтузиазмом начнет созидать очередное светлое завтра.
Конечно, именно Путин принял решение о вторжении в Украину и сегодня является главной, хотя и не единственной движущей силой войны. Но выбор большинства россиян в пользу свободы и мира далеко не очевиден. Одни социологи утверждают, что около трех четвертей населения России поддерживают войну в Украине. Другие говорят о погружении большинства россиян в равнодушие и апатию. Последнее, по сути дела, тоже является формой поддержки агрессии — оно развязывает руки власти как внутри, так и вне страны.
Социологам можно верить или не верить. Но нельзя не верить фактам. Антивоенные выступления в начале войны были слабы и сегодня свелись к минимуму. Осенью прошлого года из страны бежало от мобилизации несколько сотен тысяч человек. Это незначительная, максимум 10%, доля тех, кого могут мобилизовать. Оставшиеся в большинстве своем, получив повестку, послушно идут на призывные пункты. Протесты мобилизованных вызваны не протестом против агрессивной войны, но головотяпством властей, плохим обеспечением, запозданием с выплатой денег и тому подобным. Вторжение в Грузию в 2008 году и аннексия Крыма вызвали в России всплески массового джингоизма и поддержки власти. С этим не спорят даже люди, глубоко верящие в прекрасную Россию будущего. Наконец, сам факт, что Путин находится у власти более 20 лет без массовых оппозиционных проявлений и одновременно без массовых репрессий свидетельствует, что установленный им режим и его внешняя политика отвечают ожиданиям и устремлениям масс.
Социологам и психологам еще предстоит объяснить эту особенность российского социума. В данном случае важно другое: поражение России породит мощный версальский синдром и стремление к реваншу. Оккупировать Россию, как это было сделано с Германией и Японией в 1945 году, Запад не готов. При этом и в США, и в Европе боятся излишне жестко обойтись с Россией, чтобы избежать ее распада, который может превратить ее в ядерную прореху на человечестве, охваченную смутой. Есть ли выход из этой ситуации?
Денуклеаризация России
Наиболее надежным средством нейтрализации исходящей от России угрозы была бы ликвидация ее ядерного оружия. «Необходимо усвоить уроки истории, — говорил, например, представитель Украины в ООН Сергей Кислица, — чтобы трагедия не повторилась. За неизбежным военным поражением России должны последовать депутинизация и денуклеаризация этой территории».
Такая позиция более чем оправданна. Если бы у России не было ядерного оружия, она либо не рискнула бы вторгаться в Украину, либо была бы разгромлена последней при помощи западных союзников. Но лидеры США и европейских государств исключают свое участие в русско-украинской войне именно потому, что опасаются применения Москвой ядерного оружия — как против Украины, так и против стран – членов НАТО. В итоге война затягивается, а инициаторы агрессии надеются остаться безнаказанными при любом исходе военных действий.
Однако выдвинуть задачу денуклеаризации России в качестве стратегической цели легко, а достигнуть ее чрезвычайно трудно. Москва будет держаться за свой ядерный арсенал до последнего, до тех пор пока (и если!) тотальный разгром ее вооруженных сил в Украине или прогрессирующая деградация экономики в сочетании с удушающими санкциями не вынудит ее капитулировать. Когда это произойдет, и произойдет ли вообще, мы не знаем. В целом сценарий построения европейской безопасности путем лишения России ядерного оружия привлекателен, но утопичен. По крайней мере, пока.
Контроль над вооружениями
После холодной войны в Европе была создана система безопасности, основанная на договоре об ограничении обычных вооруженных сил и нескольких соглашениях по мерам доверия и безопасности. Не вдаваясь в детали этих документов, обозначим логику этого подхода.
Весь европейский континент, в том числе территория бывшего Советского Союза, был разделен на несколько зон. В каждой из них были установлены предельные уровни на вооружения государств – членов НАТО и Организации Варшавского договора, чтобы устранить имевшееся вплоть до начала 1990-х годов количественное преимущество СССР и его союзников. Были введены согласованные потолки на вооружения в каждом из государств – участников договора и ограничения на крупные учения. Участники договора и других соглашений обменивались детальной информацией о количестве и дислокации вооружённых сил, их передвижениях и учениях, в практику были введены инспекции на местах.
Естественно, возникает вопрос: нельзя ли сейчас, основываясь на этом опыте, договориться о тех или иных ограничениях на вооруженные силы и военную деятельность в зонах, примыкающих к границам России со странами – членами НАТО, Украиной и Южным Кавказом? Например, создать демилитаризованную, находящуюся под постоянным международным контролем полосу вдоль этих границ. Если предположить, что такие меры будут сопровождаться ограничением российского тактического ядерного потенциала, то, на первый взгляд, такой подход к обеспечению европейской безопасности может показаться привлекательным.
Однако даже если Москва вступит в переговоры по ограничению вооружений и мерам доверия, она потребует аналогичных мер от приграничных стран – членов НАТО, Украины и Южного Кавказа, что, скорее всего, для них неприемлемо. Имея огромную территорию, Россия сможет восстанавливать и наращивать вооруженные силы за пределами демилитаризованной полосы, тогда как государства Балтии, Польша и Украина могут оказаться серьезно ограниченными в развитии вооруженных сил и размещении на своей территории войск союзников. Но главное в другом: именно Россия разрушила систему ограничений, созданную договором об обычных вооруженных силах в Европе, приостановив свое участие в нем в 2007 году. Нет и не может быть никаких гарантий того, что в будущем российское руководство не повторит тот же трюк: согласившись на какое-то время с идеей демилитаризованной зоны вдоль линии соприкосновения, нарушит соответствующие договоренности, как только восстановит военный потенциал. Да и в целом любой контроль над вооружениями, будь то обычными или ядерными, действует до того момента, пока все участники соответствующих договоренностей согласны их выполнять. Москва же имеет обыкновение «приостанавливать» их действие тогда, когда сочтет для себя выгодным.
Сдерживание
Более реалистичным выглядит сценарий обеспечения европейской безопасности на основе военного сдерживания России, то есть развертывания в соседних с Россией странах вооруженных сил, обеспечивающих гарантированное поражение любой агрессии Москвы. Современные космические средства разведки, связи и управления, объединенные в единую сеть со средствами поражения — дальнобойной высокоточной артиллерией, истребителями-бомбардировщиками пятого поколения F-35 и F-22, — широкое распространение стелс-технологий и так далее способны в короткие сроки сорвать потенциальное наступление российских войск в зоне соприкосновения сил НАТО и России. Принципиально усилить потенциал сдерживания может развертывание в прифронтовых государствах (страны Балтии, Польша, Украина, возможно, Чехия и Румыния) новых типов американских ракет дальностью от 500 до почти 3000 километров, разработка которых кардинально ускорилась, после того как в 2019 году Россия разрушила Договор о ликвидации ракет меньшей и средней дальности 1987 года.
Иными словами, техническая возможность эффективного сдерживания России существует. Сложнее обстоит дело с ее реализацией. Реальное укрепление восточного фланга НАТО началось только после массированного вторжения России в Украину. До этого в западных политических и особенно академических кругах доминировало представление о том, что Москва никогда не рискнет развязать большую войну в Европе, а наращивание вооружений у ее границ даст российским милитаристским кругам дополнительные аргументы в пользу усиления собственных войск или сорвет диалог с Кремлем, которым многие на Западе очень дорожат до сих пор. В западном интеллектуальном и политическом истеблишменте еще не изжиты представления о том, что с Россией, в том числе с путинским режимом, придется договариваться на условиях, которые этот режим или его преемника устраивают.
Логично также предположить, что сдерживать должно НАТО. Но решения в этой организации принимаются консенсусом, достигнуть которого применительно, например, к развертыванию в Европе новых американских ракет не так просто. Входящие в альянс государства по-разному воспринимают российскую угрозу. Для одних эта угроза предельно актуальна, для других выглядит относительно абстрактной и отдаленной. А это в очередной раз ставит проблему надежности гарантий безопасности, основанных на статье 5 Североатлантического договора. Остается открытым вопрос, в какой мере механизмы сдерживания России распространяются на Украину, Грузию и Молдову, не являющихся членами альянса.
Новое Междуморье
Нерешительность Североатлантического альянса может подтолкнуть прифронтовые государства к созданию собственного потенциала сдерживания. На практике это означает реализацию концепции Междуморья, выдвинутой почти сто лет тому назад польским лидером Юзефом Пилсудским, современной доктрины Триморья и других стратегических инициатив, нацеленных на создание военно-политического союза прифронтовых государств Центрально-Восточной Европы и западного Причерноморья.
Такой союз, ядро которого может состоять из Польши, Украины и, возможно, Румынии, будет обладать немалыми вооруженными силами. Пока рано говорить о том, какими могут стать ВСУ после войны. Ясно, однако, что, чем бы ни завершилась война, украинская армия приобретет уникальный боевой опыт и будет иметь десятки, если не сотни тысяч мотивированных, прошедших ад войны солдат и офицеров. Польша быстро наращивает военный потенциал. В частности, в США заказаны 32 боевых самолета пятого поколения F-35, как минимум шесть батарей ПВО Patriot в дополнение к уже имеющимся двум, 250 танков Abrams, Варшава также намерена закупить 500 РСЗО HIMARS, из которых 18 должны в ближайшее прибыть в Польшу вместе с 45 ракетами ATACMS.
В Центрально-Восточной Европе может возникнуть новая, параллельная НАТО, военно-политическая структура. Роль Североатлантического альянса при этом заметно уменьшится — его главная функция, сдерживание России, во многом перейдет к государствам, входящим в стратегический пояс Междуморья. Скорее всего, эту новую структуру будут патронировать Вашингтон и Лондон. А значение старой Европы и ее традиционных лидеров заметно уменьшится. Не исключено также, что прифронтовые государства захотят совместными усилиями создать ядерный потенциал, чтобы сдержать Россию от применения ядерного оружия.