Вы здесь
Плановая фашизация и смрадный дух растления
Государству российскому никогда (ну, почти никогда) не нужны были люди с чувством чести. Оно и понятно — трудно с ними. Жизнь, мол, Родине, честь — никому. Но если честь никому, то такие люди и уважения к себе могут потребовать; на приказы царские, да и на него самого критически посмотреть. А как же тогда палкой бить приближенных, что практиковал самый наш знаменитый вестернизатор Петр Первый?
Коммунистическое государство тоже не жаловало людей чести. Награждало — карьерой, деньгами, титулами — подлых, готовых пойти на все: донос на соседа написать, а потом в его квартиру вселиться; вещи, конфискованные у арестованных, за бесценок скупить в своем специальном чекистском магазине; разоблачить учителя на собрании; петь вождю осанны и рассказывать за границей о счастливой жизни в СССР.
Того государства нет, массовых репрессий тоже нет — пока? — а опора на самых подлых и тупых осталась.
Не шкафы, а целые комнаты, набитые скелетами, не мешают делать карьеру, а скорее, способствуют. И не потому, что надо, чтобы ты был на крючке — уже давно никого не интересуют никакие крючки. Важно, что ты свой, понятный. И все то, что, казалось бы, должно компрометировать — доказанное взяточничество, мелкое жульничество вроде переписывания собственности на девяностолетнюю маму — не мешает твоему триумфальному движению вверх. Ты только не говори лишнего и смотри преданно. Степа Лиходеев, у которого до встречи с Воландом все было хорошо, был жуликом и пьяницей — это не мешало карьере. Но мог помешать «необязательный разговор» с Берлиозом — именно этого он испугался, увидев печать на двери соседа.
Интеллект и образование тоже, скорее, мешают. Посмотрите на лица лучших людей страны, которые, преодолевая сон, внимают Посланию президента. Оденьте их немножко иначе, причешите по старой моде и будут вам делегаты Съезда КПСС, ловящие момент, когда уже надо аплодировать, и тревожащиеся, чтобы не перестать аплодировать раньше других.
«Умные не надобны, надобны верные». Но такие люди до сих пор не поняли, что и верности здесь никакой — предадут немедленно. Собственно, и опираются даже не на верных, а на подлецов, лояльных только начальству и только до того момента, пока оно начальство.
Но если бы они ограничивались деморализацией лишь на верхних этажах пирамиды, это было бы полбеды. Однако государство работает на всех уровнях. В разнообразные обманы и фальсификации вовлекаются миллионы людей. Но не спешите их осуждать — судей и без вас хватает. Надо попробовать понять — не оправдать, а понять!
Например, в должностных обязанностях учителей не сказано, что они должны участвовать в фальсификации выборов или устраивать пляски вокруг буквы Z. Но система искусно выстроена так, что большинство соглашается это делать, а бунтуют лишь единицы. Почему?
Учитель чаще всего — человек бедный и зависимый. Не в том смысле бедный, что есть нечего, а в том, что живет от зарплаты до зарплаты и очень зависит от благорасположения директора школы. И если директор ведет себя по-человечески, идет на встречу в разных житейских ситуациях, от начальства прикрывает, то как отказать в такой малости, как подправить чуть-чуть голосование? Оно ведь все равно ничего не решает, начальство сделает как хочет, голосуй — не голосуй, дальше и сами знаете. Да и оппозиция особых симпатий не вызывает — болтуны. А всякие Z-линейки, так в них и вовсе ничего страшного: при советской власти сколько глупостей детям говорили, выросли же, людьми стали. Кстати, и работу, если потеряешь, новую найти непросто — возраст и вообще.
Или идут бюджетники на митинг-концерт в «Лужниках», флагом там машут, картинку для телевизора создают, чтоб царя порадовать. А как не пойдешь? Вот у тебя ребенок болел, так начальник разрешил с ним дома остаться, хотя справки и не было. И как ты сейчас в позу вставать будешь, принципиальную из себя строить? А за «Лужники» еще и отгул дают или доплачивают. Кроме того,
многие воспринимают подобные мероприятия как часть контракта: так же всегда было — люди постарше помнят и колхозы, и субботники.
Тогда, конечно, тоже были не только невинно-бессмысленные действия типа «картошки», но и требование соучастия в государственной лжи — быть агитатором на «выборах» или пойти к столбу номер такой-то на Ленинский проспект встречать очередного друга Советского Союза — размахивать флажком, изображая восторг от его прибытия. Правда, самое мерзкое можно было и обойти. Например, у нас на кафедре участие во встрече прогрессивного людоеда можно было обменять на внеочередную овощебазу. Но, в основном, ходили к людоеду.
Так что многие соучастники лжи и преступлений (фальсификации выборов, в частности), во-первых, не думают, что делают что-то плохое, во-вторых, считают, что у них просто нет выбора — легко, мол вам говорить! Я их не оправдываю, я пытаюсь понять.
Есть, правда, в наших политических перфомансах те, кто участвуют без всякого почти давления — это студенты, которые идут за 300-500 рублей. У них есть время на рефлексию, и им ничто не угрожает — они просто зарабатывают на то пиво, которое и выпьют, выбросив флаги на выходе со стадиона. Или добиваются благорасположения начальства — в следующий раз быть уже не рядовым размахивателем флага, а тем, кто флаги раздает, заработать уже не 500 рублей, а может и три тысячи. Тоже карьера.
Им заплатили. А чем заплатят они? Сегодня им кажется, что ничем, но это не так. Лицемерие — они же там, в «Лужниках», изображали то, чего не чувствовали — разрушает личность. Пусть медленно и незаметно для самого человека, зато неизбежно. Сколько об этом написано — и о том, что происходит с постоянно подчиняющимся и лгущим человеком, и с обществом, состоящим из таких людей. Принятие войны, согласие с другими мерзостями имеют в анамнезе вот это — произнесение того, во что не веришь, голосование за тех, кому не доверяешь. Имеют в анамнезе ложь, которая, хоть и кажется тебе сегодня не важной, но осознается тобой как ложь.
И ты же делаешь это не из патриотических чувств — так, мол, надо, чтобы победить НАТО. Ты это делаешь за деньги и за обещания чего-то хорошего в будущем. А что ты даешь взамен? Кто-то продает свои профессиональные навыки, но это не про тебя — ты не пишешь программу, не роешь канаву, не учишь ребенка рисовать. Ты продаешь кусочек себя, свою свободу говорить, что думаешь, делать, что хочешь, а не что прикажут. Собственно, эта свобода и есть твоя душа, ты ее продаешь. Нет не продаешь, скажешь ты — это же всего на два часа, а потом я свободен. Хорошо, сдаешь в аренду. Проститутка сдает в аренду свое тело, ты — душу. Недорого. Впрочем, больше она на этом рынке и не стоит.
Такой трехсотрублевый студент достоин куда большего осуждения, чем бюджетники, которым, если не совершать подвига, и деваться-то некуда. Они жертвы. Почти все — жертвы. Даже те женщины, которые благодарили за шубы, призванные компенсировать гибель мужа — тоже жертвы. Они вели себя аморально, отвратительно, но их обманули, им задурили голову, им что-то пообещали — со школой для ребенка помочь? — чтобы они произнесли эту мерзость под камеру. Да, они виновны, но они и жертвы.
Но есть люди, которые не продавали душу дьяволу — они его представители здесь. Это те, кто все это придумывает и устраивает — и митинги-концерты, и шубы, кто, буквально, растлевает сограждан — простите за это старомодное слово. Они не убивают, они не отдают приказов бомбить украинские города, но они страшные преступники. И вот их я хочу увидеть признанными виновными на том суде, который, хочется верить, будет.