Почему России будет намного сложнее перенести санкции, чем Кубе, Венесуэле, Ирану и КНДР

Критики западных санкций утверждают, что они не способны ни остановить войну, ни тем более сменить путинский режим, и ссылаются на примеры государств, живущих под санкциями десятилетиями. Однако же анализ кейсов Венесуэлы, КНДР, Кубы, Ирана и Китая показывает, что секрет выживаемости их режимов — помощь более развитых и богатых партнеров и инвесторов. Кто мог бы стать таким инвестором для России — неясно. Война поссорила Кремль с развитыми странами, а Китай донором для России становиться не спешит: ему выгоднее устраивать производство в более бедных странах Юго-Восточной Азии.

На сколько хватит нефтедолларов?

За год войны оценки устойчивости российской экономики менялись самым радикальным образом. От прогнозов по снижению ВВП в районе 10%, которые давали как российские, так и зарубежные институты в 2022 году, до ожидания роста в 2023-м. Такие расхождения прогнозов и результата могут указывать на неприменимость к текущей ситуации используемых математических моделей, что неудивительно в условиях такого масштаба экономических потрясений при таком уровне глобализации (да еще и после пандемии COVID-19). Это также означает, что нынешние относительно оптимистичные прогнозы могут измениться не менее резко и в другую сторону.

Чаще всего в оценках причин, которые пока помогают российской экономике выстоять, указываются три фактора: грамотные действия экономического и финансового блоков, успешный запуск программы параллельного импорта и — главное — сверхдоходы от продажи нефти и газа. Приостановка бюджетного правила позволила не отправлять избыточную выручку в Фонд национального благосостояния (ФНБ), а сразу тратить на текущие нужды. Российским экспортерам сырья помогло и то, что мировая конъюнктура сильно улучшилась. Еще до пандемии COVID-19 нефтегазовая отрасль столкнулась со снижением инвестиций из-за энергетического перехода (с 2015 по 2020 год, по данным Международного энергетического агентства (МЭА), падение превысило 40%). В 2020 году, когда стоимость углеводородов упала до рекордно низкого уровня, ситуация усугубилась. Экспортеры столкнулись с масштабным кризисом, на паузу были поставлены проекты заводов по сжижению природного газа. В прошлом году, на фоне быстрого восстановления мировой экономики, отложенные проблемы наконец-то дали о себе знать: цены на нефть и газ взлетели, а Россия получила свой кусок пирога.

Ударить санкциями по этим доходам западные страны не могли, в том числе из-за зависимости от российских энергоресурсов. Для Европы моментальное прекращение поставок российского газа ставило буквально неразрешимую задачу. Спустя год можно констатировать, что эту трудность Западу удалось преодолеть. Европа спокойно прошла зиму с минимальными поставками газа из России и резким падением биржевой стоимости топлива (к концу февраля цены упали в три раза по сравнению с февралем прошлого года), с 5 декабря она перестала покупать российскую нефть с поставками по морю, а с 5 февраля — нефтепродукты. Вопреки прогнозам, потолок цен не привел к подорожанию нефти, зато дефицит российского бюджета начал расти с огромной скоростью.

В конце сентября, на фоне остановки «Северного потока», глава Минфина Антон Силуанов говорил, что по итогам года дефицит может превысить 0,9% ВВП (1,3 трлн рублей). В начале декабря, после вступления в силу эмбарго, речь шла уже о 2% ВВП, а по итогам года оказалось, что показатель достиг 2,3% (3,3 трлн рублей). Бюджет на 2023 год, сверстанный при средней цене на нефть в $70 за баррель сорта Urals, при цене в $50 начал трещать по швам уже в январе. За первые два месяца дефицит составил 2,581 трлн рублей при годовом плане в 2,9 трлн. Попытки Силуанова сделать вид, что ситуация находится под контролем, разбиваются хотя бы о спешный добровольно-принудительный сбор с бизнеса, который стартовал с 200 млрд рублей, но за несколько недель вырос до 300 млрд, а к середине марта министр дошел до намеков, что неплохо было бы заплатить и побольше.

Таким образом, оснований для сравнения относительно успешного 2022 года и начинающегося 2023-го нет. Ключевые проблемы (технологии, логистика, импорт) не решены, оружие экономического давления на США и Европу потеряло эффективность, а нефтегазовые доходы непредсказуемо рушатся. На этом фоне возникают вопросы: насколько корректно говорить о будущем путинского режима, прибегая к аналогиям с другими авторитарными государствами, где власть устойчива; имеются ли в России экономические условия, которые позволили бы стабилизировать режим с учетом его особенности, а именно — ставки на скупку лояльности, и возможно ли опираться на примеры других стран в последние десятилетия, чтобы прогнозировать консервацию. Для ответа на эти вопросы нужно рассмотреть самые характерные примеры.

Боливарианский хаос: кейс Венесуэлы

С точки зрения состояния экономики режим Уго Чавеса, а с 2013 года — Николаса Мадуро, — самый простой случай для разбора. Россия не может законсервироваться по примеру Венесуэлы, потому что экономика Венесуэлы не демонстрирует ни малейших признаков стабильности и устойчивости. С 2013 по 2021 год, после прихода Мадуро к власти, ВВП республики упал в 3,5 раза — с $371,3 млрд до $111,8 млрд, а в постоянных ценах (показатель позволяет очистить данные от инфляции для лучшего понимания динамики) — в четыре раза. ВВП на душу населения в номинальном выражении сократился более чем в три раза. У России в те же сроки ВВП сократился с $2,293 трлн до $1,779 трлн, при этом в постоянных ценах с 1990 года и вовсе наблюдался рост.

Чтобы наглядно представить ситуацию, достаточно понимать, что ВВП России в 1999 году в постоянных ценах был всего в 1,5 раза ниже, чем в 1990-м (на тот момент РСФСР). Так что история «боливарианской революции» для России означает 1990-е в квадрате. Если режим сохранит власть в таких условиях, то точно не за счет плавной экономической стагнации. Вариант Венесуэлы — это беспрецедентная катастрофа со всеми вытекающими, а вовсе не консервация или развитие, на что надеются сторонники Путина и чего боятся его противники. Чтобы удержать власть по примеру Мадуро, Путину или его преемнику надо полностью отказаться от обеспечения хотя бы видимости стабильности, а значит, радикально трансформировать режим.

Случай Венесуэлы интересен тем, что страна обладает самыми большими запасами нефти в мире, и в 1930–1970-х годах по ВВП на душу населения она находилась на уровне Великобритании и Франции. Продажа нефти обеспечивала 90% доходов страны от экспорта и до четверти ВВП. При этом Венесуэла добывает тяжелую нефть, сложную для разработки.

В 2000-е Уго Чавес начал национализировать компании, многие из которых принадлежали американцам, но спровоцировал не столько временное повышение доходов, сколько падение инвестиций, уход специалистов и американские санкции на экспорт нефти и поставку технологий добычи. С падением цен на сырье в 2009 году экономика провалилась, затем немного окрепла, но потеря инвестиций уже запустила процесс. В результате по состоянию на 2023 год Венесуэла добывает в несколько раз меньше нефти, чем раньше, и полностью зависит от структуры американских санкций и желания других стран помогать ей. Например, в 2022 году рост экономики связан с ослаблением давления со стороны Вашингтона, который переключился в вопросах санкций на Россию. Соответственно, ничего похожего на стабильность, развитие и независимость в Венесуэле нет, к удержанию власти там эти ключевые для России вопросы отношения не имеют.

Стабильность в обмен на нищету: опыт Северной Кореи

Северная Корея многие годы остается главным примером тоталитарной диктатуры в смысле ограничения гражданских свобод и культа личности. Однако рассуждения о движении России в направлении режима Кимов носят скорее эмоциональный характер. Корейские вожди контролируют страну за счет идеологической и силовой составляющей, эта лояльность воспитывается и насаждается, а не покупается. Экономика давно переведена на военные рельсы. При этом сохранение качества жизни стоит на повестке дня лишь в той степени, в которой у работника должны оставаться силы для труда (а труд в Северной Корее носит обязательный характер), а низкие пенсии заставляют пожилых людей работать, пока есть силы.

Вся экономическая и социальная жизнь КНДР засекречена, поэтому оценки благосостояния населения строятся на сторонних показателях. Тем не менее, по данным ООН, в 2021 году ВВП на душу населения в стране составлял $654, в 2015-м — ровно столько же (пик в последние годы пришелся на 2018-й — $692). В книге данных ЦРУ последняя оценка экономики КНДР приходится на 2015-й год — $1,7 тысячи на человека. Это в два с половиной раза больше, чем в расчетах ООН, но все равно позволяло стране опережать только беднейшие африканские государства и Афганистан.

Как отмечал российский кореевед Андрей Ланьков, после распада СССР Пхеньян развернулся в сторону Китая, и в середине 2010-х годов на торговлю с ним приходилось до 90% внешнеторгового оборота. Северокорейцы завозят из КНР одежду, обувь, электроприборы и прочие предметы быта. В обратную сторону идут полезные ископаемые, морепродукты, а также очень дешевая рабочая сила.

Другими словами, стабильность режима в КНДР обеспечивается в условиях исключительно низких доходов, репрессий и серьезнейшей зависимости от Китая. Незаметно довести экономику России до такого состояния невозможно при всем желании, а значит, и консервация путинского режима с его покупкой лояльности никак не может закончиться сценарием Северной Кореи, для этого нужны революционные перемены, сравнимые с событиями 1917 года.

Куба: выживание на российские деньги

Коммунистическая партия Кубы удерживает власть с 1959 года и пережила смену уже двух лидеров. Сначала Фидель Кастро передал власть своему брату Раулю, а тот пять лет назад — Мигелю Диасу-Канелю. Ни к каким существенным волнениям или смене курса перемены не привели. Правда, стоит учитывать, что и Фидель, и Рауль Кастро при передаче верховных постов сохранили для себя достаточно полномочий и продолжили влиять на жизнь страны.

Несмотря на то что «остров свободы» находится под американскими санкциями с конца 1950-х годов, его экономика не рушится. Формально, по данным Всемирного банка, в 2020 году ВВП на душу населения в номинальном выражении достиг $9,5 тысяч. Для сравнения: в России в том же году этот показатель составлял $10,17 тысячи. При этом почти все страны мира десятки лет выступают против торговой блокады Кубы со стороны США — даже Канада и Евросоюз здесь против Вашингтона. В ходе голосований по соответствующей резолюции на Генеральной Ассамблее ООН стабильно поддерживает США только Израиль, воздерживаются не более двух-трех стран.

На первый взгляд, именно кубинский пример доказывает, что российский режим имеет все шансы законсервироваться на неопределенный период через экономическую стабильность или стабильную стагнацию. Но если присмотреться к деталям, то последовать по этой траектории Россия в нынешнем виде совершенно точно не в состоянии. Во-первых, подсчеты ВВП Кубы в абсолютном значении носят умозрительный характер и существуют только на бумаге. Страна не сотрудничает с международными организациями и до последнего времени имела несколько курсов валют — конвертируемый песо и обычный, различавшиеся более чем в 20 раз. ВВП на душу населения по паритету покупательской способности (ППС) ЦРУ в последний раз оценивало в 2016 году (у МВФ и Всемирного банка таких данных нет), и по нему Куба оказалась в два раза беднее России. Если оценивать благосостояние по данным импорта и экспорта, страна значительно отстает от своих соседей по региону, которых опережала до революции.

Во-вторых, стабильность кубинского режима сформировалась еще в годы существования СССР и при непосредственной экономической и технологической помощи Москвы. С того момента республика не переходила на использование западных технологий, не развивала современное производство, не наращивала потребление (более того, жителям Кубы регулярно не хватает продуктов питания) и не встраивалась в глобальные цепочки производства. Поддерживать доходы, пусть и невысокие, ей удавалось за счет экспорта сахара, табака и сигар, рома, добычи никеля, но большей частью — за счет туризма. Отдыхать на Кубу едут туристы из Европы, Канады, США (через третьи страны в обход запрета властей), а также из России. Более того, россияне чаще всего приезжали на Кубу в 2021 году. О важности туристического сектора говорит хотя бы тот факт, что за время пандемии ВВП Кубы, по оценкам властей, упал более чем на 10%.

После завершения поддержки со стороны СССР кубинские коммунисты 30 лет лишь успешно сдерживали страну от резкого падения экономики, но ключевая «заслуга» здесь в том, что до этого они ее и не развивали. Кубинский автопарк наводнен американскими машинами 1950-х годов и советскими автомобилями — ВАЗ, «Москвич», УАЗ. Компьютеры на Кубе разрешили продавать только в 2008 году. Оптоволоконный кабель проведен на остров в 2011-м, уровень распространения интернета в стране один из самых низких в мире. Кубе не нужно было искать замену современным западным технологиям и заниматься импортозамещением, потому что этих технологий у нее и не было.

А вот России сохранять экономическую стабильность надо в принципиально иных условиях. Создавать собственные самолеты, суда и автомобили, переписывать программное обеспечение, менять оборудование, которое станет невозможно обслуживать или починить. Деградация технологий, о чем почти год назад предупредил аналитический отдел Центробанка, неизбежно приведет к сильному снижению доходов и ухудшению качества жизни. Кубинская власть никогда не имела таких проблем и не решала таких задач, а столкнувшись с по-настоящему сильным снижением дохода во время пандемии, вынуждена была пойти на либеральные реформы — далекие от коммунистических идеалов.

Иран: ислам в помощь силовикам

Из всех устойчивых диктатур, находящихся в конфликте с Западом, Исламская Республика становится самым близким к России примером. Это большая страна (более 80 млн человек, что сравнимо с Германией), претендующая на духовное лидерство (центр шиитского ислама), обладающая значительными запасами нефти и газа и достаточно развитыми, по сравнению с соседями, технологиями (производит собственные автомобили, проводит исследования в области атомной энергетики), а также развитый рынок. Режим удерживается с 1979 года, с 1989-го фактическим правителем остается аятолла Али Хаменеи, хотя в Иране проходят президентские выборы и их победитель оказывает значительное влияние на внутреннюю и внешнюю политику. При этом страна соперничает не только с США, но и с двумя влиятельными региональными игроками — Саудовской Аравией и Израилем.

Сходство существенно слабеет, если присмотреться к параметрам экономики Ирана, хотя ее оценки различными международными организациями также разнятся. Так, ВВП на душу населения в материалах Международного валютного фонда (МВФ) равен $23 тысячам, однако организация просто переводит данные из иранского риала в доллары по официальному курсу, который в несколько раз отличается от реального рыночного курса. В свою очередь, Всемирный банк по состоянию на 2021 год давал оценку в $4,1 тысячи долларов, а ООН — $6,7 тысячи. Это примерно в два-три раза меньше, чем в России, причем в пересчете на паритет покупательной способности разница сохраняется. Если в России в 2021 году он превышал $32 тысячи долларов, то в Иране находился на уровне $16,5 тысячи (данные Всемирного банка).

После введения санкций в 2011–2012 годах Иран безуспешно борется с инфляцией. В 2016–2018 годах ее удалось вернуть на уровень хотя бы 10%, но затем речь шла уже о 20–50% в год. Старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Владимир Сажин указывал, что реальный курс иранского риала до введения санкций составлял 25 тысяч за доллар, в феврале 2023-го он упал до 575 тысяч, то есть в 23 раза. По сравнению с этим результатом ослабление российского рубля в два-три раза с 2014 года выглядит детской шалостью.

Глава наблюдательного совета Мосбиржи Олег Вьюгин указывал, что жесткие санкции в отношении Ирана привели к падению уровня жизни населения на 40%. Оценка совпадает с данными Всемирного банка, согласно которым ВВП на душу населения по ППС сократился за десять лет, с 2011 по 2021 год, в два раза. До такого состояния Иран дошел, находясь в условиях лучших, чем Россия сейчас. Например, добыча нефти в Исламской Республике гораздо дешевле. По расчетам IHS Markit, безубыточная цена (покрывает все производственные издержки при полном цикле освоения и налоги) для новых нефтяных проектов на суше России в среднем составляет около $42 за баррель сорта Brent, а на море — $44.

Для Ирана этот показатель составляет $22 доллара. И новые месторождения обходятся России все дороже. В ноябре 2021 года, за три месяца до начала войны и введения санкций, замглавы Минэнерго Павел Сорокин предупреждал: через десять лет почти вся добываемая в России нефть перейдет в категорию трудноизвлекаемой. Тогда, еще до отказа от сотрудничества с Россией ведущих нефтесервисных компаний, чиновник отмечал, что следует стимулировать нефтедобычу и геологоразведку, чтобы подготовиться к будущим проблемам.

При этом Иран находится гораздо ближе к основным рынкам сбыта в условиях санкций, а именно — к Индии и Китаю. Да, Россия имеет возможность поставлять нефть в Китай с Дальнего Востока, но мощность этого маршрута ограничена наземной инфраструктурой — до Приморского края нефть необходимо как-то доставить. А вот Ирану из Персидского залива до Индии рукой подать, да и до Китая недалеко.

Санкции против Ирана, введенные в начале 2010-х годов, были слабее антироссийских, не говоря уже о том, что Евросоюз выступал против самых жестких ограничений, которые продвигали США. Европейские власти даже пытались наладить механизм обхода американских санкций для работы своих компаний с иранским рынком.

Важное отличие Ирана от России заключается в характере развития государства с момента, когда к власти пришли религиозные лидеры. Перед падением режима шаха Пехлеви в стране началась массовая антиисламская пропаганда, была введена однопартийная система. Такая политика на фоне экономических проблем привела к массовым народным волнениям, которые правительственным войскам подавить не удалось. Смена власти в 1979 году сразу же привела к радикальному слому всего общественного уклада, внешней и внутренней политики. Тогда лояльность режиму обеспечивала в первую очередь идеология и сила, а не экономика. Всего через полтора года иракский диктатор Саддам Хусейн напал на Иран для захвата богатой нефтью провинции Хузестан. Война продолжалась восемь лет, и из нее режим аятолл вышел военизированным государством с развитой силовой системой и нетерпимостью к инакомыслию.

Однако с того момента Иран двигался не в сторону окончательного закрытия по примеру Северной Кореи или Туркмении. Наоборот, страна аятолл развивала рыночную экономику — Тегеранская фондовая биржа возобновила работу в 1989 году, сразу после завершения войны. В 2022 году брокерские счета были у 50 млн человек. В июле капитализация биржи составляла чуть больше $1,2 трлн, что в два раза больше, чем капитализация Мосбиржи. Слабеют и социальные нормы. Выезд и въезд в Иран относительно свободен, в вопросе прав женщин с 1980-х годов страна очевидно ушла вперед. Многие требования полиции нравов не соблюдаются, и массовые протесты в конце 2022 — начале 2023 года из-за убийства Махсы Амини говорят о том, что в целом в иранском обществе отношение к статусу женщин существенно изменилось.

Режим аятолл начался с жесткого идеологического и силового контроля, но постепенно менял его на покупку лояльности. Помогало этому и место в регионе. Иран в 1990-е и 2000-е годы оставался богаче большинства своих соседей — Туркмении, Афганистана, Пакистана, Ирака, Армении, Азербайджана. В таких условиях объяснять гражданам эффектность действий руководства страны заметно проще, чем Кремлю в 2023 году на фоне Евросоюза и Китая.

Процесс либерализации остановился в 2009-м, после победы на президентских выборах консерватора Махмуда Ахмадинежада и массовых протестов его противников (так называемая «зеленая революция»). В 2011 году на фоне арабской весны случился новый всплеск протестной активности, а вскоре международные санкции фактически остановили возможности для экономического роста. Страна законсервировалась в ситуации, где определенный уровень дохода населения поддерживать удается (при этом он выше, чем у большинства окружающих стран), а возмущение из-за некоторого — не как в Венесуэле — падения уровня жизни нейтрализуется идеологическим аппаратом и силовиками, хотя даже им уже приходится участвовать в уличных боях.

В России процессы покупки лояльности зашли заметно дальше, чем в Иране, а отсутствие идеологии компенсировала пропаганда о растущем качестве жизни и рассказы об оппозиции, которая этому качеству угрожает. Даже спустя год войны в Кремле не могут однозначно и понятно сформулировать цели так называемой «специальной военной операции», зато добровольцев на войну заманивают гигантскими, по сравнению с доходами среднего россиянина, выплатами, а от родственников погибших откупаются многомиллионными компенсациями. Если властям Исламской Республики после снижения доходов граждан нужно было увеличить значимость идеологического и силового давления, о которых они никогда не забывали, то у Кремля остается только вариант создания механизма массовых репрессий. Если Тегеран во времена Рухани работал над снятием санкций в рамках ядерной сделки и почти добился результата (рациональная идея, смысл которой не нужно придумывать), то Москва успокаивает граждан тем, что западные санкции пусть и надолго, но только на пользу.

Российский режим хочет законсервироваться примерно в том же ключе, как развивался последние 20 лет. Это значит, что для Кремля сохранение доходов гораздо важнее, чем для Ирана, ведь они по-прежнему составляют фундамент системы. Вот только решать задачу, с которой Иран так и не справился, придется с большим количеством санкций, большей зависимостью от западных технологий в силу развитости экономики и в условиях войны.

Коммунизм на западные деньги: нереальный Китай

Пример Китайской народной республики (КНР), бросившей вызов Западу в плане экономического могущества, для путинского режима выглядит чрезвычайно привлекательным. Во многом именно успехи Пекина позволяют Кремлю говорить о наличии альтернативы США и Евросоюзу, а также возможности совершить некий прорыв в светлое — и обязательно суверенное — будущее.

Но все такие ожидания разбиваются об один очевидный факт: все достижения КНР напрямую связаны с западными инвестициями и технологиями. Реформы Дэн Сяопина, фактического правителя страны с 1970-х до начала 1990-х годов, начались с улучшения отношений с США и Японией, а примером многих изменений служили так называемые «азиатские тигры» (Южная Корея, Гонконг, Сингапур, Тайвань). При этом автор идеи слияния коммунизма с рынком ушел со всех постов еще при жизни, подав пример будущим руководителям страны.

С того момента Китай начал превращаться в главную мировую фабрику. Активная урбанизация и молодое население позволяли обеспечивать новые заводы очень дешевой и непритязательной к условиям рабочей силой, а пренебрежение экологическими нормами еще сильнее удешевляло процесс. Иностранные инвестиции текли рекой, западные компании переносили производство туда для получения большей прибыли, а Пекин всячески пытался продвинуть свою продукцию на премиальные западные рынки.

Спустя десятилетия и вопреки антизападной риторике Пекина в торговом плане ситуация остается стабильной: в 2022 году товарооборот Китая с Евросоюзом и США составил $1,6 трлн, а с Россией — всего $190 млрд (3% от общего товарооборота). Никакого желания разрывать отношения с Западом Пекин не демонстрирует, эффективность важнее. Примером может послужить история с перспективным китайско-российским самолетом CR-929. Страны договорились о совместном проекте, но в 2022 году после введения санкций Китай фактически выкинул из него Россию, договорившись с западными партнерами.

Как ни крути, у России нет буквально ни одного условия, чтобы пойти по китайскому пути. В стране дорогая рабочая сила (по ВВП на душу населения Китай лишь несколько лет назад опередил Россию ), стареющее население и отставание в технологическом развитии. Изменить последний фактор могло бы сотрудничество с развитыми странами или масштабные инвестиции в собственную науку. Но в 2023 году расходы программы «Научно-технологическое развитие Российской Федерации» составят 1,2 трлн рублей, из них на исследования пойдут 559 млрд рублей ($7,4 млрд). Для сравнения, в Китае в 2022 году на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) потрачено $456 млрд (2,5% ВВП).

На помощь Китая рассчитывать не приходится не только по причине санкций: против этого выступают сами принципы рыночной экономики. Дело в том, что есть только два способа, которыми более технологически развитая страна может помочь менее развитой. Это либо безвозмездное спонсирование, что исходя из размеров России невозможно, либо вынос в нее производств и создание рабочих мест. В последнем варианте обязательной является экономическая эффективность такого решения — то есть производство в России должно быть дешевле, чем в Китае, а значит, и сотрудники предприятий должны получать меньше. Получается, что сначала Россия должна обнищать, иначе Китаю нет смысла строить там свои заводы, разве что в рамках установления дружеских отношений и для лучших условий по нефти и газу.

Абсурдная история с «Москвичом 3» служит наглядной иллюстрацией тезиса о невозможности перехода на китайские технологии тем же способом, которым Россия последние 30 лет перенимала западные. Отверточная сборка китайского JAC JS4 на бывшем заводе Renault в Москве не то что не сделала модель доступнее, напротив, в Китае она продается в два раза дешевле. Разумеется, если целью является сохранение производственных мощностей и занятость населения, то расходы на организацию такой сборки оправданы. В противном случае она выглядит не более чем попыткой сохранить лицо. А ведь Пекин и в прошлые годы при всей заявляемой готовности к инвестициям в Россию давать деньги Москве не спешил. Так, в период с 2013 по 2019 год (до пандемии), во время якобы разворота на Восток, объем накопленных китайских инвестиций в российской экономике упал с $4,5 млрд до $3,3 млрд. При этом в 2018 году Китай вложил в другие страны $130 млрд.

Бесплатная рабочая сила: на что жил СССР времен Сталина

Советская Россия времен «отца народов» на самом деле не имеет отношения к современным недемократическим странам. Она сформировалась до Второй мировой войны в принципиально другом мире. Радикально отличались масштабы международной торговли, что позволяло фашистским и коммунистическим режимам мечтать об автаркии (сейчас на словах такую идеологию имеет только Пхеньян, да и тот находится в сильнейшей зависимости от Китая), обычные граждане плохо представляли себе жизнь в других странах, роль физического труда в экономике была несравненно выше, чем в настоящее время, а научного и технологического сотрудничества, соответственно, ниже.

На сталинский период стоит обратить внимание только потому, что он до сих пор остается одним из любимых позитивных примеров для сторонников «сильной руки» в России. Упуская из виду изменившееся время и предлагая пренебречь фактом трудовых лагерей, они рассуждают об экономических методах, которые якобы могла бы взять на вооружение современная Россия. Однако, даже очищенные от репрессий, эти методы противоречат сути путинского режима.

После Гражданской войны СССР имел внятно выраженную идеологию, масштабный репрессивный аппарат, но, как говорил сам Сталин в 1931 году, технологически страна отстала от передовых государств на 50–100 лет и либо она преодолеет эту пропасть, либо ее сомнут. Решать проблему начали в лоб — приглашением специалистов из Германии и США и копированием производств. Например, завод АЗЛК в Москве начинался с отверточной сборки автомобилей Ford.

Как и в случае с Китаем в период реформ Дэн Сяопина, молодому государству помогали активная урбанизация и дешевая рабочая сила, а кроме того, «вождь народов» не старался улучшать условия жизни людей. На последнее обстоятельство указывают хотя бы знаменитые «хрущевки». Ведь индустриализация при Сталине проводилась силами работников, живущих во временных бараках и коммуналках, поэтому после его смерти пришлось срочно начать массовое строительство дешевого и некачественного (по сравнению со «сталинками») жилья. Председатель правительства Георгий Маленков призвал расширить жилищное строительство через неделю после похорон Сталина. Ведь даже в Москве в 1956 году на одного жителя приходилось всего 5,1 кв. м жилой площади.

Таким образом, для сохранения власти новое руководство страны сразу же двинулось в сторону покупки лояльности. При Леониде Брежневе СССР пускал на социальные нужды доходы от резкой возросшего экспорта нефти. А когда цены на сырье упали, Страна Советов в короткие сроки прекратила существование, распавшись на множество независимых государств.

По итогу сталинский режим не покупал лояльность (в то время как льготная ипотека уже много лет остается одним из любимых путинских форм социальной поддержки), активно сотрудничал с передовыми технологическими державами и не смог пережить самого диктатора. Перевести Россию в такое состояние смогут только революционные изменения в каждом аспекте. После смерти Сталина СССР протянул еще почти 40 лет, смещаясь в сторону улучшения жизни граждан и стабильности, однако в России возможности для такой траектории исчерпаны. На покупку лояльности в ущерб развитию и без того тратились все возможные ресурсы.

Непредсказуемая Россия

Рассмотренные выше примеры недемократических режимов имеют не так уж много сходств в экономическом плане, но в одном моменте они полностью идентичны. При консервации или развитии такие страны сотрудничали с более развитыми и богатыми партнерами. Венесуэла выкручивается с помощью Китая и России, КНДР практически полностью зависит от Китая, Куба законсервировалась еще во времена СССР и с поддержкой Москвы, а нынешнему режиму пытается как-то помогать даже Евросоюз, крупнейший инвестор на острове. Иран обходит нефтяные санкции и получает доступ к технологиям с помощью Китая, а сам Китай крепко держится за сотрудничество с США и ЕС.

Россия в этом смысле находится в абсолютно уникальном положении. На спонсирование другой страной, какой фокус уже 20 лет проворачивает в Белоруссии Александр Лукашенко, рассчитывать не приходится в силу размера экономики. Но в результате войны Москва поссорилась буквально со всеми, кто был бы заинтересован помогать ее развитию. Развитые страны Запада запретили экспорт ключевых технологий и современного оборудования, а богатые страны Ближнего Востока такими технологиями попросту не владеют. Для Китая в силу сравнимости ВВП на душу населения подобная помощь не имеет смысла. Гораздо эффективнее вывести производство в бедные страны Юго-Восточной Азии и получать большую прибыль благодаря дешевой рабочей силе, чем строить заводы в России или инвестировать в предприятия, где сотрудники, не имеющие сравнимых компетенций, требуют того же оклада, который получают китайские рабочие. В этом плане Пекин полностью следует курсу западных стран, которые и позволили ему развиваться.

Отдельная проблема заключается в том, что украинский конфликт закрыл для России крупнейшие рынки, за которые борется весь мир. Даже если предположить, что страна чудесным образом начала выпускать высокотехнологическую и качественную продукцию, покупателями будут выступать более бедные африканские, азиатские и латиноамериканские страны. При этом внутренний российский рынок слишком мал, чтобы обеспечить эффективное с точки зрения стоимости конечной продукции производство без значительного экспорта.

Вероятность технологического и производственного прорыва без посторонней помощи, в условиях изолированности науки и ее слабого финансирования (деньги уходят на войну и поддержание стабильности), в конфликте с развитыми странами, конечно, ненулевая, но современный мир таких примеров не знает. И если не случится чуда, то возможности для покупки лояльности населения у Кремля пропадут достаточно скоро.

А это означает, что Кремлю понадобится стремительно увеличивать идеологическую и силовую обработку населения, она должна принять куда большие масштабы, больше, чем в 2022 году, когда нефтегазовые сверхдоходы позволили удержаться от падения. Речь идет о сломе, причем в критических условиях, самой модели стабильности, выстраиваемой в течение 20 лет. Консервацией этот процесс назвать никак нельзя, перемены такого масштаба носят отчетливо революционный характер, и все примеры удержавшихся у власти диктаторов и авторитарных режимов не имеют отношения к сложившейся в России ситуации. Сможет ли путинский режим, ключевые фигуры которого, мягко говоря, не молоды, успешно провести такую революцию сверху — вопрос открытый. Но аналогов такой внутриполитической спецоперации в мире нет.

The Insider