Вы здесь
Как можно «возрождать» то, чего по сути никогда не существовало?
В декабре в Риме и Берлине состоялся уже девятый Форум свободных народов постРоссии. Это организация, объединяющая политэмигрантов из разных республик и областей РФ, которые видят их в будущем независимыми государствами. Политологи часто относятся к этому проекту скептически, однако мероприятие за последние полтора года состоялось уже во многих странах – от Великобритании до Японии. Его участников принимали и в Европарламенте, и в американских исследовательских институтах. В самой России Форум признан "нежелательным", а глава Cледственного комитета грозит его участникам уголовными делами. Феномен уже трудно игнорировать.
Нынешних (пост)российских регионалистов при желании можно уподобить историческим политэмигрантам из стран Балтии или Украины 1960–70-х годов. Тогда их тоже иногда принимали в западных институтах, выслушивали их петиции, но в целом не воспринимали их требования слишком реально. Ведь в реальности существовал гигантский и казавшийся незыблемым СССР. Однако к 90-м годам вдруг оказалось, что эти "маргинальные" движения представляли собой проекты будущего новых стран, реально возникших на мировой карте. И наоборот, "Союз нерушимый" оказался вполне рушимым.
Многие авторы сегодня спорят о "постпутинской России", но зачастую по-прежнему видят ее как единое москвоцентричное государство. И в этом может быть одна из фатальных ошибок. Потому что в ней отражаются лишь укорененные стереотипы, а не желание понимать историческую и географическую изменчивость.
Например, известные оппозиционеры вроде Михаила Ходорковского или команды Алексея Навального заявляют о необходимости "возрождения федерализма" в России. Однако как можно "возрождать" то, чего по сути никогда не существовало? Российский Федеративный договор 1992 года фактически не был договором политических субъектов об учреждении нового государства. Просто Кремль с барского плеча поделился частью экономических полномочий с "провинциями".
И многие представители российской оппозиции преемствуют этот имперский смысл. Мол, Москва, конечно, не должна забирать у регионов все их ресурсы и налоги, а что-то оставлять и им самим. Но это сугубо экономическая и урезанная трактовка федерализма. Политическая трактовка федерализма – это договор равноправных субъектов о том, что они желают делегировать на федеральный уровень, а что предпочитают оставить за собой. Именно так и начинались США – первая федерация на планете. Но даже у "самых радикальных" российских оппозиционеров, как правило, нет такого понимания. Они сразу начинают с централистских представлений о "России в целом".
Поэтому выглядит неудивительным, что многие регионалисты настроены "построссийски". Если проект "Россия" как таковой построен на гиперцентрализме (и лишь мечтах о замене "плохого" кремлевского царя на "хорошего"), трудно отрицать логику у тех, кто хотел бы его отмены в принципе. При этом участники построссийского форума вовсе не выглядят сторонниками каких-то насильственных решений. Наоборот – они вместе подписывают декларации о денуклеаризации и взаимном признании существующих межрегиональных границ.
Однако в этом все же заметна виртуальность таких проектов. Прежде всего потому, что нынешние регионалисты не обладают никакой политической легитимностью. И здесь любопытным было бы сопоставить термины "постсоветский" и "построссийский".
Постсоветская реальность фактически началась еще в советскую эпоху. Избранных в 1990 году беспартийных лидеров Литвы Витаутаса Ландсбергиса и Грузии Звиада Гамсахурдиа уже невозможно было называть "советскими политиками". Однако парадокс состоял в том, что они возглавляли Верховные советы своих республик.
Это стало возможным в результате перестройки, когда власть фактически перешла от "вертикали" КПСС к свободно избираемым советам. Сегодняшняя картина, конечно, кардинально противоположна – ни о каких нормальных выборах говорить не приходится. Но это создает и довольно резкую грань между реальностью и виртуальностью. Если тогда о движениях за независимость в разных республиках СССР можно было говорить как о политически реальных, то сегодня это совсем не так. Тогда их лидеры были демократически избраны и в силу этого обладали юридической легитимностью, что давало основу для международного признания новых стран. А сегодняшние эмигрантские регионалисты Ингрии, Татарстана или Сибири вряд ли могут рассчитывать на аналогичное отношение. К ним могут относиться "с интересом", но не более того.
Чтобы о построссийском проекте заговорили всерьез, его представители должны стать не просто "сторонниками независимости" и делать громкие заявления. Им надо предоставить международной общественности серьезную и верифицируемую аналитику о положении дел в своих регионах – экономике, социологии, демографии, на основании которой у людей в других странах действительно возникнут выводы, что "построссийская" ситуация будет лучше "российской".
Но в целом любой "пост-" еще не означает автоматически, что "завтра лучше, чем вчера". С постсоветской ситуацией мы это уже наблюдали, когда "новая Россия" в итоге превратилась в тоталитарную империю, гораздо хуже перестроечного СССР.