Общественно-политический журнал

 

Как дело одного нацистского преступника смогло привлечь к ответственности других

На фото - палачи концлагеря Собибор

Положив конец судебному процессу, длившемуся почти 18 месяцев, суд южногерманского Мюнхена в четверг признал 91-летнего Ивана Демьянюка виновным в соучастии в убийстве 28 060 евреев в концентрационном лагере Собибор в оккупированной нацистами Польше и приговорил его к пяти годам заключения. Председательствовавший судья Ральф Альт (Ralph Alt) заявил, что суд установил, что Демьянюк служил нацистским охранником в лагере в 1943 году, и таким образом играл критически важную роль в действии «нацистской машины».

Суд приговорил Демьянюка к пяти годам тюрьмы, а затем освободил его, заявив, что ему не придется оставаться в тюрьме в ожидании рассмотрения его апелляции - решение, которое вызвало яростную реакцию со стороны семей жертв Холокоста.

Судья Альт высказался в защиту данного решения, отметив, что Демьянюк уже провел два года в камере предварительного заключения в ожидании суда, и будучи старым человеком без гражданства, не является подсудимым, которого не рекомендуется освобождать на поруки или под залог из-за большой вероятности, что он может скрыться от правосудия.

По ходу судебного процесса Демьянюк, урожденный украинец, в своей фирменной бейсболке и солнечных очках, сохранял молчание по поводу выдвинутых в отношении него обвинений. Когда в четверг был зачитан вердикт, он выглядел безразличным и невозмутимым в своем кресле-каталке. «Он был частью машины уничтожения», - заявил судья в переполненном зале суда, добавив, что суд был убежден в том, что Демьянюк работал охранником с Собиборе с 27 марта 1943 по середину сентября 1943 года. Зачитывая вердикт, судья Альт описал, как тысячи евреев прибывали в лагерь на поездах из Нидерландов, как их заставляли раздеваться, а затем отправляли в газовые камеры - где они отчаянно пытались открыть двери изнутри, прежде чем встретить свою смерть.

Некоторые из родственников жертв, которые приехали в Мюнхен на оглашение вердикта, склонились в слезах, когда судья зачитывал долгий список тех, кто был убит в Собиборе. «Для меня это справедливость. Эта глава, наконец, закрыта - он получил приговор», - заявил журналистам Ян Гедль (Jan Goedel), чьи родители и бабушка с дедушкой погибли в лагере.

Вынесенный в четверг вердикт стал кульминацией долгого и извилистого процесса юридической битвы. В 1988 году Демьянюк был приговорен к смерти судом в Израиле после того, как в нем опознали жестокого охранника, известного под прозвищем «Иван Грозный» из концентрационного лагеря Треблинка. Но вердикт был отменен в 1993 году Верховным судом Израиля, который решил, что Демьянюк стал жертвой неправильного опознания личности. Суд в Мюнхене начался в ноябре 2009 году после того, как Демьянюк был экстрадирован в Германию из США, где он осел в Огайо в 1952 году.

Немцы пристально следили за ходом процесса, по мере того как страна продолжает бороться за то, чтобы смириться и прийти к согласию со своей нацистской историей. Немецкие власти недавно активизировали усилия по привлечению к ответственности подозреваемых нацистских военных преступников, после того, как столкнулись с критикой в недавнем прошлом в связи с тем, что некоторые подозреваемые избежали судебного преследования. В январе немецкий таблоид Bild сообщил о документах из немецкой службы внешней разведки, которые раскрыли, что шпионское ведомство страны знало, где скрывался Адольф Эйхман (Adolf Eichmann), главный «архитектор» Холокоста, в 1952 году, за восемь лет до того, как он был пойман в Буэнос-Айресе израильскими агентами. В то время Эйхман был самым значительным нацистским военным преступником, еще остававшимся на свободе. Данные откровения были объявлены «сенсацией» историками и комментаторами, которые заявили, что они добавляют веса обвинениям, что Западной Германии не хватало политической воли в деле судебного преследования бывших нацистов в послевоенные годы.

Но в наши дни германские власти склонны демонстрировать, что их намерения по привлечению к суду нацистских преступников - серьезны. И случай Демьянюка, возможно, служил этой цели, сделав задачу несколько проще. Хотя его обвинители не смогли доказать, что Демьянюк совершил конкретное преступление, его присутствия в Сориборе оказалось достаточно, чтобы обвинить его в пособничестве убийствам. Некоторые историки говорят, что вердикт Демьянюку может расчистить путь и для будущих судебных преследований военных преступников. По словам Юргена Заруски (Jürgen Zarusky), эксперта по нацистской истории в Институте современной истории в Мюнхене, задача отдачи в руки правосудия выживших нацистов не исчерпывается делом Демьянюка - есть еще несколько нацистских военных преступников, ожидающих решения своей участи. «Этот вердикт может облегчить задачу будущих судебных преследований подозреваемых в нацистских военных преступлениях в концлагерях, - говорит Заруски, - потому что он показал, что быть охранником в концентрационном лагере - это уже само по себе достаточное доказательство для суда того, что человек, о котором идет речь, был замешан в убийстве».

После оглашения решения суда в четверг адвокат Демьянюка Ульрих Буш (Ulrich Busch) незамедлительно подал апелляцию. Он заявил Time, что рассчитывает, что пенсионер-автомеханик в один прекрасный день сможет воссоединиться со своей семьей в США. «Иван Демьянюк свободен, но у него нет паспорта и нет гражданства, и ему придется какое-то время оставаться в Германии», - сказал Буш. «Он очень старый и больной человек и он должен быть со своей семьей».

Но еврейские организации и семьи жертв Холокоста далеко не удовлетворены. «Освобождение Демьянюка - совершенно неприемлемо, учитывая тот факт, что он был обвинен в соучастии в убийстве десятков тысяч евреев», - говорит Эфраим Зурофф (Efraim Zuroff), главный охотник за бывшими нацистами в Центре Симона Визенталя и директор израильского офиса Центра. «Это оскорбление для жертв Демьянюка».

http://www.inosmi.ru/world/20110513/169348320.html


Цитата:

Главный свидетель против Демьянюка: "Из всех пособников нацизма украинцы были наихудшими"

январь 2010

В суде Мюнхена во вторник дал показания главный свидетель обвинения против нацистского преступника Джона (Ивана) Демьянюка. Один из последних уцелевших узников концлагеря Собибор, где Демьянюк служил охранником, 82-летний Томас Блатт заявил, что не помнит конкретно его лица, но может с уверенностью утверждать: украинцы были наихудшими из всех пособников нацизма.

Шокирующий рассказ польского еврея слушали в полутемном зале, в аудитории часто раздавался плач, пишет в среду The Times, на которую ссылается InoPressa. Трясущейся рукой Блатт водил по карте Собибора, представленной в виде световой проекции на стене.

"Я не могу утверждать, что узнаю в Демьянюке охранника лагеря, но, откровенно говоря, за столько десятилетий у меня стерлось в памяти даже лицо отца", - сказал Томас Блатт. "Но я могу точно сказать, - продолжил он, - что украинцы были хуже всех, они были повсюду и творили все, что угодно".

Блатта, схваченного нацистами в подростковом возрасте, избивали эсэсовские офицеры и капо - заключенные, которым доверяло руководство лагеря. Однажды он чуть не погиб, когда один из охранников "наказал" его 24 ударами плети, вспоминает бывший заключенный.

Но именно охранники-украинцы, по его словам, окружали поезда с депортированными евреями и гнали их штыками в газовые камеры. При этом польские евреи, в отличие от западноевропейских, уже знали, что в лагере их ожидает уничтожение.

Привезенным в Собибор евреям приказывали раздеться, аккуратно сложить одежду и проследовать якобы в душ на санобработку, поведал Блатт. Отдельно складывались дамские сумочки. По словам свидетеля, его иногда включали в бригаду заключенных, которым приказывали опустошить эти сумочки, откладывая отдельно косметику. Но чаще всего его заставляли стричь волосы голым женщинам.

После стрижки людей вели по 100-метровой дорожке к газовым камерам, прозванной "Дорогой в рай". Блатту и другим заключенным после этого нужно было расчистить эту дорожку, и он часто находил на ней обрывки банкнот и фотографий, остатки еды.

Как пишет газета, карта Собибора была воспроизведена самим Томасом Блаттом, а ее объемная модель находится у него дома. Он говорит, что воспоминания о тех страшных днях не оставляют его ни на минуту, даже во сне. "Я все еще в Собиборе", - заявил он в зале суда.

http://www.newsru.com/world/20jan2010/blatt.html

Блатт попал в Собибор вместе со своей семьей в апреле 1943 года. Его родители и младший брат погибли в газовой камере, а ему удалось выжить, оставшись в лагере в качестве рабочей силы.

Ему приходилось чистить сапоги эсэсовцев, сортировать одежду и брить наголо голых узниц, перед тем как их загоняли в газовые камеры, в которых они умирали минут за сорок. "Я помню, как я стоял и слушал приглушенные стоны и знал, что эти мужчины, женщины и дети умирают в агонии, пока я разбираю их одежду. Вот с чем я живу", - говорит он.

В октябре 1943 года ему удалось бежать из лагеря в числе других заключенных, убив при этом 12 эсэсовцев, которых они хитростью заманили поодиночке в укромное место и забили ножами и топорами. Свое бегство он описал в книге "Забытый мятеж", по которой был снят телефильм "Побег из Собибора"(Escape from Sobibor).

 Блатту одному из немногих удалось перелезть через ограждение лагеря и миновать минное поле. Затем они с приятелем скрывались у польского крестьянина, которого подкупили трофеями, захваченными в лагере. Крестьянин, забрав трофеи, попытался расправиться с беглецами и выстрелил Томасу в лицо. Однако он сумел спастись, притворившись мертвым. Остаток войны он прятался в лесах и в заброшенных зданиях.


Цитата:

«Выжить, помня все это, не так просто»
 

Участник восстания в концлагере Собибор Алексей Вайцен

В мае 1942 года эшелон привез вас и других заключенных в Собибор. Помните эту поездку и день прибытия?

Все мы знали, что едем в лагерь уничтожения. Знали, что нас везут, чтобы убить, что, когда мы приедем, наша жизнь закончится. Четверо суток везли нас, потом загнали на лагерную площадку, отделили больных и старых от молодых и увели...

Еще в поезде я стал ждать смерти, и потом все время, каждую минуту, секунду я знал, что меня могут убить. Ведь могли убить просто потому, что ты поднял глаза на охранника, не расслышал приказа или просто начальник был в плохом настроении…

До октября 1943-го, больше года, все мое существование было пронизано ожиданием смерти. Каждый миг.

А потом мы восстали

Как проходил день в лагере?

Убивали нас. Кормили тех, кто еще мог работать. Снова убивали. В пять утра тебя поднимают и до вечера ты работаешь, ожидая, что кто-то тебя убьет за провинность или ради развлечения. Прибывали эшелоны с людьми, и каждый день их уничтожали и сжигали, оставляя на работы совсем немного человек...

До мая 1943 года ежедневно приходили такие эшелоны. Немцы отберут пять-десять человек, а остальных — в душегубку. Всех — мужчин, стариков, женщин и детей — загоняли в газовые камеры и через полчаса оттуда выносили трупы... А один из охранников смотрел в специальное окошко, как умирали люди... (Пауза.) А потом мы восстали против них. Я был одним из этих восставших — людей, для которых смерть была лучше, чем это существование, полное страха. Все висело на волоске. Это как карточная игра: ты идешь ва-банк, а там — или пан, или пропал. Или они нас сомнут, или мы их.

Были ли в лагере дружеские отношения между заключенными?

Все были равны перед этим миром смерти. Расстреливали, били, убивали каждый день. В этом мире нельзя было дружить. Дружба, вернее, товарищество, возникла только тогда, когда появился Александр Печерский, который начал готовить восстание. И мы создали подпольный комитет.

Что вам помогало выжить в те дни, когда вы не знали, что будет восстание, когда не могли иметь надежду?

Помогала мысль: я должен вырваться отсюда. Я верил.

А те, кто не верил в это, — что поддерживало их?

Те все погибли. Как только вера в освобождение исчезала, человек погибал.

Вы помните свою первую встречу с Александром Печерским?

Его привезли в лагерь, чтобы уничтожить, как и всех. Если бы он не появился там, не поднял это восстание, не задумал все правильно, не просчитал до мелочей, нас всех бы послали в газовые камеры. И я бы с тобой сейчас не разговаривал. Мы убивали немцев по одному — четырнадцать человек. Первым убили заместителя начальника лагеря. Его звали Иоганн Нойман.

Убивали вы их, конечно, без сомнений.

Какие сомнения? Если бы мы их не убили, они бы убили нас. А потом мы бежали... Многие узники погибли на проволочных заграждениях — они разрывали их своими телами. Люди с криками «ура!» бросались на колючую проволоку. За ними шли другие. По нашим спинам стреляли...

В лагере после восстания осталось около двухсот человек. Они не смогли бежать?

Да, некоторые люди не смогли бежать, настолько они были измождены. Всех их вскоре уничтожили. Как реагировало на сбежавших узников местное население? Оно нас поддержало.

Однако в книге написано, что местное население далеко не всегда относилось дружелюбно к бежавшим из лагеря евреям: вооруженные отряды могли ограбить или расстрелять, а мирные жители — выдать.

Бывали и такие случаи. Да, бывали...

В 1965 году в Краснодаре вы выступали на суде над бывшими вахманами, в том числе Зайцевым, которого вам удалось узнать. Как себя вел на суде этот вахман Зайцев, узнав в обвинителях тех, кого избивал и пытал?

Зайцев старался спастись. Он зверь. Скольких он расстрелял детей, стариков и женщин... И на процессе он всячески старался оправдаться...

Я читал, что на подобных судах многие обвиняемые вели себя очень уверенно. Вот вы говорите, что вспоминать об этом вам очень тяжело, а их не так мучили воспоминания. На всех процессах, где узникам приходилось свидетельствовать против своих палачей, последние часто держались гораздо увереннее — они находились с другой стороны, их опыт не был полон такого кошмара.

На процессе они вели себя не просто уверенно. Они словно не сомневались в глубине души, что им было положено нас убивать. Они думали, что их на суде должны были помиловать, понять их, войти в их положение… Как они крутили, чтобы не попасть в тюрьму со скамьи подсудимых, как хотели спастись, как уверяли, что просто исполняли свой долг. (Пауза.) Все были людоеды...

Среди охранников или лагерного начальства был кто-то, кто хоть как-то почеловечески себя вел?

Нет, все, все вели себя как звери. Нормальный человек не мог там работать.

Вы никогда с ними не общались?

Нет, ты что. Если встретишься с кем-то из них глазами — получай удар кнутом. И это в лучшем случае… Все же это почти невероятно, что нам удалось поднять там восстание, удалось победить.

Когда я вас спрашиваю о жизни в лагере, вы сразу начинаете говорить, как оттуда выбрались.

Да, когда я думаю об этом, сразу вспоминаю, как народ весь поднялся на восстание, понимая, что смерть неминуема. А о том, какие дела там творили с людьми... Нет... Пройден такой путь... Выжить, помня все это, не так просто.

Из чего состояла там ваша жизнь — ведь вы провели там больше года?

Жизнь (смеется)... Каждый час мы ждали смерти и видели смерть. Вот и вся наша жизнь...Как мы смогли выйти оттуда живыми? Что нам помогло? Может, то, что правда была на нашей стороне? Или Бог? Удалось нам уйти силой молодости, силой веры в то, что мы должны выйти из этого места, хотя это и невероятно.

Многие из бывших узников через десятилетия ездили почтить погибших в Собибор, который теперь стал местом памяти.

Я достаточно был на той земле. Приезжать туда еще раз — нет, это не по мне.

Без права попасть в плен

Руководитель восстания в Собиборе Александр Печерский, попав в СССР, сначала был зачислен в штрафной батальон, и только после ранений получил справку, что «искупил вину перед Родиной кровью».

Такой был закон. Он был офицер, а высшие воинские чины не имели права попадать в плен. Нам, рядовым, это прощалось.

 

Но ведь и вам, хотя вы 25 лет служили в армии, не давали высокого воинского звания потому, что вы были в плену.

Я на это и не рассчитывал. И требовать этого не мог.

Почему?

Такой закон был — мы не имели права попадать в плен.

Не очень справедливый закон.

Это был закон… А я после восстания попал к партизанам, потом в действующую армию, я Брест брал, после Бреста вместе с армией вошел в Польшу, мы брали Данциг, потом Одер форсировали… Видите — я вернулся в нашу армию, воевал и остался жив. Совершил 998 прыжков с парашютом. Мне везло.

Вы считаете, что вам везло?

Да. Конечно… Понимаешь, жизнь — штука дорогая. За нее бороться надо.

Когда вы вернулись после войны в город, где провели детство, вы застали родных?

Всех моих родных расстреляли немцы.

Встретиться, чтобы убить

Томас Блатт, один из узников Собибора, в 1984 году встретился и поговорил с Карлом Френцелем, комендантом, одним из самых жестоких убийц в этом лагере. Он был осужден только в 1966 году, но в 1980-м вышел на свободу. Вы бы не хотели встретиться с этим человеком? Какие бы вопросы вы ему задали?

Я бы мог встретиться с ним только для того, чтобы отправить его на тот свет. Разговаривать с ним я бы не стал. Нет. В этом разговоре, опубликованном в книге, Френцель утверждает, что ему каждую ночь снится лагерь. Должен был сниться... Это был зверь: если замечал какое-то неповиновение, если чтото ему не нравилось, он доставал оружие и убивал… Мне тяжело об этом рассказывать еще и потому, что некоторые из наших мучителей — из тех, кто убил тысячи людей, убил собственноручно, убил с наслаждением, — до сих пор живы. А им нет места среди живых... А некоторые были освобождены и спокойно умерли в своих семьях. Некоторых не нашли. Поэтому мне еще тяжелее вспоминать о том времени...

Почему Френцелю сбавили срок?

Он должен был сдохнуть в тюрьме.

Густав Вагнер, один из палачей Собибора, тоже скрывался от правосудия до 1978 года...

(Пауза.) Не хочу говорить про него... Он разрывал на части младенцев на глазах у матерей... Он не стоит того, чтобы о нем сказали хоть слово. Забыть это нельзя. Но и помнить невозможно... Вот сейчас я тебе рассказываю и... весь трясусь... Ведь я все это прожил, это все случилось со мной.

Курт Болендер, тоже один из тех, кто работал в этом лагере и принимал самое активное участие в истреблении людей, скрывался до 1961 года.

Он натравливал на людей собак, заставляя их вырывать куски мяса... Он называл свою собаку — человек (Mensch), а людей собаками. Когда натравливал, кричал: «Человек, хватай собаку!» Что мне пришлось пережить, один Господь Бог знает. Все, все это в моей голове бушует... Все я вижу до сих пор. Но рассказывать об этом... Не могу. Чтобы рассказывать, нужно от этого всего отойти. Я не отошел.

http://newtimes.ru/articles/detail/3662?sphrase_id=215230