Протестующие в Грузии готовятся к реваншу в октябре

Верховный представитель ЕС Жозеп Боррель призвал грузинских чиновников принять во внимание рекомендации Венецианской комиссии и отозвать скандальный закон об «иноагентах». В ответ представительница «Грузинской мечты» Саломе Курасбедиани назвала заключение комиссии предвзятым.

Кажется, что партия Бидзины Иванишвили «Грузинская мечта», игнорируя самые массовые за последние годы митинги, слишком демонстративно ссорится с Западом, чтобы можно было поверить в бесповоротность этого начинания, считает обозреватель Вадим Дубнов. А оппозиция пока не смогла расширить круга своего традиционного избирателя. Финал противостояния состоится осенью, когда пройдут парламентские выборы.

С того самого дня, как грузинская власть завила о намерении принять закон об иностранных агентах, с негодованием оппозиции могло сравниться только недоумение: зачем? «Грузинская мечта», политическое детище неформального правителя Грузии Бидзины Иванишвили, шла к своей очередной победе на выборах, назначенных на октябрь, эту победу ей прочили социологи, как близкие к ней, так ее и недолюбливающие, и когда по некоторым выкладкам ее большинство в будущем парламенте оказывалось квалифицированным, это не выглядело утопией. И вот за полгода до октября власть предпринимает вторую попытку принять закон об иностранных агентах, спустя ровно год после того, как первый раз отступила.

Апрельские тезисы

Кто-то полагает, что закон «О прозрачности иностранного влияния» (именно так официально он называется) в самом деле призван ослабить оппозицию накануне выборов. Некоторые из убежденных противников Иванишвили настаивают, что его испугали слухи о «цветной революции», которую якобы готовят в Вашингтоне, и власть об этом сама иногда напоминала. Были и те, кто причину необъяснимого упорства власти видел в обиде Иванишвили за прошлогодний провал. Наконец, одно из самых популярных объяснений сводилось к тому, что это все придумал Путин, и Иванишвили, то ли боясь компромата, то ли просто опасаясь за свою жизнь, внял и сменил курс.

Все эти версии объединяло одно: решительный отказ Иванишвили в рациональности, поводов к чему он за двенадцать лет не давал. И даже когда он ошибался, он эти ошибки быстро исправлял. Как, возможно, это случилось и на сей раз…

Судя по признаниям людей, близких к «Грузинской мечте», на начальном этапе власть исходила из того, что прошлогодняя история не повторится, так как молодежь, составившая костяк тогдашнего протеста, теперь настроена совсем по-другому. Вероятно, в плену подобных представлений оказались не только функционеры и аналитики, но и сам Иванишвили. То, что масштабы протеста стали для власти неожиданными, возможно, подтверждает его появление на трибуне грандиозного митинга в поддержку власти. Речь вождя свелась к трем главным тезисам. Он говорил о «глобальной партии войны», которая хочет разрушить Грузию так же, как она уже подмяла под себя европейские и евроатлантические структуры. Именно для того, чтобы спасти от нее Грузию, он и придумал закон об иноагентах. Но несмотря на все это Грузия будет в Евросоюзе — но в 2030 году.

Эти апрельские тезисы многие оппоненты грузинской власти традиционно сочли образцом паранойи и конспирологии. И совершенно напрасно. Потому что, возможно, Иванишвили и дал в ней исчерпывающий ответ на вопрос «зачем».

Поезд вне расписания

Выступление на самом деле укладываются в одну четкую логику, из которой Иванишвили всегда и исходил.

Закон об иноагентах сразу назвали «российским», что не соответствует действительности даже формально. Если уж и исходить из параллелей, то он, скорее, «венгерский». Его, как и грузинский вариант, отличает от российского одна принципиальная деталь: нижняя граница финансирования, которая в грузинском случае составляет 20 процентов. В России ее нет, в связи с чем в реестр формально можно угодить из-за пары песо, отправленных откуда-нибудь из Мексики. Но дело не только в этом.

Да, Иванишвили расширяет авиасообщение с Россией, он не вводит санкций и вообще делает немало для того, чтобы заслуживать раз за разом добрые слова от московских коллег. Но при этом он не делает и ничего такого, что служило бы убедительным признаком готовности уйти под российские знамена. Все двенадцать лет своей власти он бережно хранит инерцию того, что было достигнуто в первые годы реформ Саакашвили, и, возможно, достигнуто необратимо — если, конечно, не рушить это сознательно, а это в планы Иванишвили и не входит. Вестернизация Грузии, пусть и не всеми разделяемая, стала одной из важных составляющих этого неразделимого пакета революционных свершений, он не подлежал и не подлежит никакой термидорианской ревизии. Тезис Иванишвили о том, что Россия, конечно, не друг, но она и не должна быть таким врагом, каким ее представлял Саакашвили, потому и своего адресата, что ухватил образ грузинского дуализма: в Европу, конечно, всей душой, но и самолеты в Россию пусть тоже регулярно летают.

Но до 24 февраля 2022 года этот тезис нащупывался ситуативно. И когда вскоре после начала войны Евросоюз предложил Украине и Молдавии форсированное сближение, казалось бы, грузинская оппозиция призвала власть тоже заскочить в этот поезд вне расписания. Ход казался в высшей степени точным. Ведь к этому времени «Грузинская мечта» уже нашла определенный баланс в отношениях с Европой. Ходить в отличниках государство, которое по всем признакам выглядело захваченным, конечно, не могло. Но репутационная инерция самой успешной южнокавказской демократии, помноженная на груз войны 2008 года и на риски упустить Грузию на сумрачный восток, избавляли Брюссель от необходимости проявлять излишнюю принципиальность. К тому же Тбилиси и не докучал ему своим желанием скорее пополнить европейские ряды. Обе стороны отдавали себе отчет в том, что реальное сближение заставит совсем по-другому оценить грузинскую реальность, и с этой ясностью не торопились.

Поэтому расчет оппозиции выглядел точным: она лишала власть привычного комфорта, и вынуждала Брюссель к критичной по отношению к «Грузинской мечте» требовательности. Но войну в Украине, которая, казалось бы, должна была помочь оппозиции, Иванишвили обернул, наоборот, на пользу себе. И если бы только Иванишвили.

Венгерский марш

Все спонтанные наработки грузинской власти с началом войны обрели прочность идейного учения. Всё сошлось. Изначальный тезис о том, что, если живешь рядом с кремлевским Минотавром, желательно его хотя бы не злить, трансформировался в призыв к гражданам, помнившим 2008 год: посмотрите, что стало с Украиной, и оцените, от чего мы вас избавили. Но и тогда Евросоюз еще мог позволить себе остатки былой снисходительности. В конце концов, статус кандидата никого ни к чему не обязывает, Турция с этим статусом живет не одно десятилетие. Вероятно, несмотря на все скандалы, по таким беспокойным временам Брюссель счел предоставление Грузии такого статуса меньшим злом. Для «Грузинской мечты» его получение стало внутриполитическим джекпотом. Для оппозиции – очередным провалом, тем более обидным, что начиналось все так оптимистично.

Но в этом году, когда речь пошла уже не о статусе, а о начале переговоров о вступлении, ставки выросли. Уже было понятно, что договорной матч, который можно было сыграть на стадии отбора, в финальной части уже не повторишь.

И пошла совсем другая игра – хоть и по тем же правилам.

Ведь к закону об иноагентах «Грузинская мечта» восходила все с той же системностью, в которой так опрометчиво отказывают Иванишвили его оппоненты. Путь к скандалу она прокладывала широким фронтом, который многие так легкомысленно сочли просто пророссийским. Нет, «Грузинская мечта» не могла не оценить, как повезло ей с эпохой, в которой линия нового разделения пролегает куда более причудливо, чем настаивают сторонники деления мир на пророссийское и прозападное. Особая позиция по войне в Украине стала самым востребованным товаром на том рынке, на котором из-за этого так обвалился курс ценностей, считавшихся европейскими. Теперь те, кто и прежде не отличался изысканными внутриполитическими манерами, может позволить себе их рекламировать, и, как Орбан, грозить, что если Европа не готова меняться, то надо самим идти в Брюссель и его менять. То есть, никто не выступает против Европы – речь только о тех, кто ее украл. Иванишвили через пару месяцев назовет их Глобальной партией войны.

Словом, «Грузинская мечта» уже давно решилась на смелый эксперимент: двигаться в Европу, ведя себя как Венгрия, которая и так уже Европа и формально, и по исторической сути. Но война и глобализация позиции в масштабах «венгерского» интернационала позволила «Грузинской мечте» переформатировать евроинтеграцию под свои параметры. Прежде всего, под свой первоначальный график, с которого ее сбили два года назад. Для убедительности Иванишвили назвал 2030-й. Чтобы заодно приучить к мысли о своих стратегических планах.

Закон-призрак

Закон об иностранных агентах – в некотором роде закон-призрак. Закон-признак того, что еще не всё в государстве взято властью под контроль. Это в чем-то даже хороший признак – значит, гражданское общество живо, раз есть с чем бороться. Даже в России в 2012 году еще никому в голову не могло прийти, каким станет воздух спустя 10 лет. А вот в Азербайджане надобности в таком законе нет и никогда не было. Азербайджанские коллеги объясняют: никто не запрещает получать деньги от доноров, в том числе иностранных. Просто надо для этого получать разрешение в Минюсте, а он с сам решит, насколько эта деятельность соответствует менталитету, национальным интересам и всему тому, что в этот момент может озаботить чиновника. В связи с чем десятки журналистов и сотрудников НПО в Азербайджане сидят и без закона об иноагентах.

Чтобы контролировать прозрачность иностранного финансирования, в грузинском законодательстве предостаточно имеющихся механизмов, что и подтвердили в своем заключении эксперты Венецианской комиссии. И более того, даже для октябрьских выборов этот закон не пригодится, поскольку заполнение деклараций начнется лишь в следующем году, и для того, чтобы придать ему силу, нужно все равно что-то нарушить, а это «Грузинская мечта» могла бы сделать и без закона.

То есть, похоже, что в грузинском случае это прежде всего закон-вызов, повод для скандала с Брюсселем, на который «Грузинская мечта» идет так же планомерно, как шел на него перед своими президентскими выборами Азербайджан. Перед Баку тогда стояла задача провести не просто выборы, а посвящение Ильхама Алиева в отцы-основатели государства, и риски омрачения этого праздника Западом в эти планы никак не входили. Запад отнесся к этому с пониманием, предполагая, что после выборов наваждение начнет проходить, и не ошибся. Судя по всему, Тбилиси для задачи синхронизации своего движения в Европу со своим политическим стилем, решил расширить венгерский опыт за счет азербайджанского.

Ставок больше нет

«Грузинская мечта» слишком демонстративно ссорится в Западом, чтобы можно было поверить в бесповоротность этого начинания – примерно в той же стилистике были, кстати, выдержаны заявления азербайджанских руководителей, в частности в связи с приостановкой членства страны в ПАСЕ. На разрыв с Западом «Грузинская мечта» пойти не может по многим причинам. Хотя бы потому, что ее избиратель вовсе не стремится к этому. «Грузинская мечта» иногда хочет продекларировать что-нибудь совсем уж в стиле Дугина или Маркова – такая аудитория в Грузии тоже есть, и терять ее власть не хочет. Но для этого она, чтобы не испугать своего сторонника, специально учреждает отдельную депутатскую группу из специальных людей, которых не жалко. Параллельно с законом об иноагентах власть запускает закон о борьбе с пропагандой «псевдолиберальных ценностей», который иначе как законом об «ЛГБТ-пропаганде» не называют. И это, возможно, не только попытка отождествить противников закона об иноагентах с ЛГБТ-сообществом, но и желание помочь своему избирателю самовыразиться по формуле лидера «Грузинской мечты» Ираклия Гарибашвили, - «Грузия войдет в Европу со своими традициями». И, самое главное: смена западного вектора на российский, возможно, больше всего страшит самого Иванишвили – он-то как мало кто другой в Грузии знает российские нравы, в соответствии с которыми он и месяц там не поиграет в те игры, в которые годами играет с Европой.

Словом, называть закон «российским» — это, как заметил министр иностранных дел Литвы Габриэлюс Ландсбергис, «броская запоминающаяся фраза». Она очень хороша для мобилизации протеста, но вопрос в том, какие цели преследовал сам протест, так и остался без ответа. А этот вопрос, между тем, касается теперь и дальнейшего развития событий.

Не ожидавшая такого противодействия, «Грузинская мечта», надо полагать, пережила немало неприятных минут. Тем более, что второй раз отступать ей было нельзя, и она это должна была осознавать тем более явственно, чем активнее ее к этому призывали. На начальном этапе люди, знакомые с ситуацией в «Грузинской мечте», допускали: если все пойдет не по плану, можно будет немного отступить, благо закон написан, что называется, с запасом. Однако нервы у власти не сдали, и, судя по всему, дальнейшие предложения пообсуждать возможные изменения уже были не поисками компромисса а, наоборот, ловушкой для завлечения оппонентов в фактическую легализацию закона. Но этот маневр был легко разгадан оппозицией и президентом Саломе Зурабишвили, которой и был направлен этот призыв.

Однако, не добившись успеха протестами, оппозиция проиграла гораздо больше.

Жанр минимизации ущерба, в которой из-за своей изначальной ошибки пришлось выступать грузинской власти, между тем, позволил ей получить преимущество по сумме двоеборья, поскольку с протестом фактически началась предвыборная борьба. И справившись с первым волнением, власть могла оценить реальные ставки и реальные сценарии. В отличие от оппозиции, которая так и не смогла определиться: это революция, то есть, здесь и сейчас, или начало выборов, где играть надо в долгую? А это две разные технологии.

Сам по себе лозунг смены курса или похищения у страны Европы вряд ли мог тянуть на революционность и дальнейшие брутальные сценарии. В конце концов, тот этап Евромайдана, который начался в связи с отказом Януковича в ноябре 2013 года подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, поначалу иссяк, а его политические вдохновители с самого начала воспринимали его лишь как разогрев в рамках будущей президентской кампании. И так бы оно, вероятно, и случилось, если бы не необъяснимая свирепость власти, избившей не успевших разойтись студентов – Майдан закончился, начался бунт. Вряд ли грузинская власть этого не понимала, и при всей безжалостности грузинской полиции, ее действия все же не перешли фатальной границы и не шли ни в какое сравнение с безудержностью украинского «Беркута».

В итоге оппозиция проиграла по двум главным пунктам: и закон принят, и никаких предвыборных выгод из кризиса не извлечено. Сосредоточившись на «геополитической» составляющей протеста, оппозиция не смогла предложить никакой идеи для расширения круга своего традиционного избирателя, а даже ничья здесь в пользу «Грузинской мечты». Не будучи в состоянии помешать власти в ее замыслах даже при такой мощной уличной поддержке, она в очередной раз разочаровала колебавшихся, и, возможно, Запад, который в очередной раз убедился, что дело придется иметь именно с «Грузинской мечтой». И пока она не переступила фатальных красных линий, Западу придется с этим считаться. Судя по тому терпению, которое Запад проявлял годами в отношении, к примеру, белорусского режима, Иванишвили к этим красным линиям критически еще не приблизился. И, наконец даже такой кризис, который некоторые даже приняли за преамбулу революции, не стал для оппозиции сигналом к объединению. А те призывы, которые делают оппозиционные лидеры, включая самого Саакашвили, по-прежнему больше похожи на изощренное продолжение внутривидовой борьбы, чем на поиск хотя бы временного тактического компромисса.

«Грузинская мечта» же своего добилась. Пусть и ценой куда больших политических затрат и душевных волнений, чем предполагалось, но совсем уж драматические потери и риски ей удалось минимизировать. Закон принят, и тут дело не только в том, что с этим фактом придется считаться всем, кто надеялся на слабость «Мечты». Дело в том, что, пусть и с помарками, но выполнена стратегическая задача: пройти срединным путем между ожиданиями евроинтеграции, которыми движимы и многие ее сторонники, и необходимостью жертвовать своими политическими привычками во имя европейских приличий. Притормозить движение в Европу без ощутимой конкретики – но не останавливать его в принципе. Внутри Грузии это в основном удалось, в отношениях с миром эта игра сложнее, но она отнюдь не закончена. Красные линии стали заметно ближе, Запад грозит санкциями и отменой безусловных льгот – отзывом визовой либерализации и статуса кандидата в ЕС. И то, и другое, как технически, так и политически пока выглядит не слишком вероятным. Скажем, для первого нужен консенсус Евросоюза, а там есть как минимум Венгрия и Словакия. По поводу второго процедуры и вовсе пока нет, и вряд ли сегодня Брюсселю до этих разработок. Словом, риск есть, но он явно не сегодняшнего дня. А время в этом сюжете, судя по размышлениям, доносящимся из «Мечты» вопрос принципиальный. Пока динамика украинских фронтов, как ей представляется, работает на все, что может быть ей выгодным. Она ждет выборов в Европарламент и новых лиц в Еврокомиссии. Она ждет Трампа и верит, что с ним ей будет проще. Но в любом случае она исходит из того, что время у нее есть – как минимум до осени, то есть, до октября. До этого никто ставить ее на излом не станет. А если что-то пойдет не так, то она с самого начала была готова торговаться по деталям закона.

Ни один из более или менее серьезных опросов последнего времени не давал ей меньше трети голосов – это по исследованиям «оппозиционных» социологов, по данным же симпатизирующих власти служб, цифра вырастает до 60 процентов, что некоторые считают едва ли не официальной заявкой. По самым оптимистичным (и не самым реалистичным) данным две главные оппозиционные партии, «Единое национальное движение» (ЕНД) с примкнувшей к ней «Стратегией Агмашенебели» и «Ахали», созданная бывшим председателем ЕНД Никой Мелия, немного не дотягивают до 20 процентов, и пополнить оппозиционный успех вряд ли сможет кто-то из остальных.

Может быть, оппозиции удастся привлечь на свою сторону ту молодежь, которая прежде на участки не ходила. Но, во-первых, до октября этот запал может пройти, особенно если «Грузинская мечта» окончательно закроет интригу с законом в ближайшие недели. Во-вторых, пока все дебютные заготовки оппозиции сводятся лишь к тезису о том, что теперь у «Грузинской мечты» уж точно нет большинства, стало быть, в октябре она все украдет и всех обманет, то есть, ставка снова делается на уличный протест. А это даст возможность власти мобилизовать уже своих сторонников, что ей неизменно удается почти при каждом серьезном выступлении оппозиции, и показатель «Грузинской мечты» не раз превосходил прогнозы. Плюс, конечно, административный ресурс, особенно в провинции. И, наконец, главный козырь: при необходимости может быть разморожена тема евроинтеграции. Значит, революция продолжается. И как ей и положено, снова ждет своего октября.

Вадим Дубнов