В Нижнем Новгороде уголовное дело о фейках возбудили против школьников

В Нижнем Новгороде возбуждено уголовное дело о распространении фейков о российской армии против двух старшеклассников местного лицея, сообщает правозащитный проект «ОВД-Инфо».

Имена подростков не называются. Известно лишь, что дело было заведено по доносу директрисы лицея, в котором они учатся.

В квартирах у обвиняемых прошли обыски. В ближайшее время суд изберёт для них меру пресечения.

В ноябре прошлого года на юношей уже составляли административные протоколы о дискредитации российской армии. Тогда один из них опубликовал в своём телеграм-канале видео, на котором подростки, сидя дома на кухне, обсуждают вторжение России в Украину. Как предполагает «ОВД-Инфо», этот же ролик стал поводом и для возбуждения уголовного дела. По версии следствия, на видео школьники «в утвердительной форме» распространяют об армии «информацию порочащего характера».

Дело против школьников старших классов возбудили по доносу директора лицея № 82 Нины Говоровой. В ноябре 2023 года она пожаловалась, что на почту учебного заведения пришло электронное письмо с видео, на котором старшеклассники обсуждали Украину, Россию, учителей школы и якобы критиковали армию России. Это было видео, которое один из подростков записал на кухне и выложил в телеграм-канал с 26 подписчиками.

Местные полицейские провели проверку и пришли к выводу, что подростки «допускают высказывания, направленные на дискредитацию ВС РФ, и ведут рассуждения о политической ситуации в стране и на территории Украины».

Также полицейским не понравилось, что на заднем фоне подростки разместили фотографии президента РФ Владимира Путина и вождя нацистской Германии Адольфа Гитлера. Тогда на молодых людей составили административные протоколы за «дискредитацию» ВС РФ (ст. 20.3.3 КоАП).

Подросткам может грозить до десяти лет лишения свободы, так как им собираются предъявить обвинение в распространении фейков «группой лиц», что является отягчающим обстоятельством.

«Сейчас в Белгороде выражать антивоенную позицию гораздо страшнее, чем попасть под обстрелы»

Антивоенно настроенных людей в Белгороде задерживают, арестовывают, запугивают, шантажируют, пытают и судят. Известны и случаи гибели антивоенных активистов в Белгородской области (в апреле писали о смерти волонтера Александра Демиденко в белгородском СИЗО). Но несмотря на опасность, белгородцы продолжают выступать против войны.

Интервью с двумя жителями Белгородской области, которые имеют отношение к антивоенной деятельности на территории региона. Из соображений безопасности не называем их имена.

Собеседник 1: Начало войны в Белгороде было примерно таким же, как в других городах. С конца 2022 или начала 2023 года пошло очень сильное ужесточение. Жестче стали реагировать на любые попытки проявить антивоенные настроения, даже просто собраться антивоенным кружком.

Собеседник 2: В Белгород еще задолго до этого пригнали огромное количество неместных ФСБшников. Так обычно делается, когда хотят ужесточить. В своем городе у них более человеческое отношение. А тут берут самых озверевших и отправляют куда-то, где надо устроить диктатуру.

Собеседник 1: Сейчас Белгород в повестке пропаганды выступает как некий город, который мы «защищаем от укронацистов». Он встал в один ряд с Донецкой и Луганской областью. И при этом очень важно сделать картинку, что Белгород абсолютно и целиком поддерживает войну. Хотя в Белгороде, если честно, я не видела ни одного человека, который был бы за эту войну. Но нужна картинка, что Белгород готов биться до победного, что на практике, к сожалению, означает, что Белгород не будут спасать. Очевидно, что самый простой способ прекратить обстрелы Белгорода – этот вывод войск из Украины. Но эвакуировать нас не будут, поставлять средства ПВО нам не будут.

Собеседник 2: При этом используют формулировку «живой щит». Типа вас нельзя вывозить, потому что вы живой щит.

Собеседник 1 :Про Шебекино говорили, что людей не будут вывозить, потому что тогда оно станет серой зоной. «Мы не можем позволить себе вывезти людей, потому что тогда будет серая зона, мы потеряем контроль». Вот так, прикрываемся живыми людьми. Это слова губернатора Гладкова. (Гладков: «Они хотят вытеснить нас с нашей же территории. Чтобы мы бросили свою родную землю, свои дома и ушли с территории, чтобы создать там серую зону. Мы не будем этого делать и не допустим этого».)

Собеседник 1: Во-первых, Белгород эту войну наблюдал с очень близкого расстояния с самого ее начала. В Шебекино и Грайвороне это началось гораздо раньше. А конкретно в Белгороде первый массовый обстрел случился 30 декабря 2023 года, спустя практически два года с начала полномасштабной войны. Разумеется, когда люди подвергаются опасности, они становятся более воинственными. Но часть из них становится воинственной по отношению к федеральному центру, который их никак не защищает. Другая часть – к украинцам, разумеется, с этим я не спорю абсолютно.

Собеседник 2: Когда Украина стала обстреливать мирные дома и мирных жителей (Украина отрицает утверждения об обстрелах мирного населения в Белгородской области), конечно, это многих разочаровало. Но не в смысле «я думал, что российское правительство плохое, а теперь думаю, что украинское правительство плохое». Скорее так: «Я думал, российское правительство – сволочи, а украинцы хоть как-то более адекватно будут действовать. Но вот то, что они обстреляли мирных жителей, это ниже плинтуса».

Собеседник 1: Гладков и Демидов – это губернатор Белгородской области и мэр Белгорода. Гладков появился еще до полномасштабной войны. Демидов появился уже после ее начала. Их обоих объединяет то, что оба были чиновниками в оккупированном Крыму. Обоих перевели к нам из Крыма. Оба этих человека – с опытом работы на оккупированных территориях и с людьми, которые не очень довольны происходящим, с опытом подавления и репрессий.

Собеседник 2: При этом с красивой миной из серии «Весь Крым мечтал».

Собеседник 1: Это гораздо страшнее, чем обстрелы.

Собеседник 2: В Белгороде я опасаюсь не обстрелов, а преследования. Иногда ты находишься в каком-то месте и понимаешь, что вокруг тебя — вот два военных в форме, а вот тот человек, скорее всего, под прикрытием, и вон там еще ФСБ-шник. Заходишь в кафе и видишь, что треть людей пишут: дело номер такое-то, протокол. То есть, понятно откуда они. Выражать позицию гарантированно опасно. И сложно находить друг друга. Я слышала и читала уже больше, чем от двадцати людей: вот я антивоенный, но я такой один (смеется). Люди не могут найти друг друга, и очень жалко, что они не видят, как много людей вокруг с похожей позицией.

Собеседник 1: И делается все для того, чтобы они продолжали друг друга не видеть.

Собеседник 2: Боялись встречаться, боялись приходить на встречи. Те, кто был в активистской, политической деятельности еще до начала войны, почти все уехали. Таких активных были, наверное, сотни, а осталось меньше десятка. Но очень много людей пришли в антивоенную деятельность в связи с войной. Молодежь не застала историю с Крымом, не застала многие пикеты. Им действительно сложно найти друг друга. И хотя в штабе Надеждина люди увидели, что их много, но практически все были уверены, что идет прослушка. Там были явно подставные люди. Я одну подобную историю наблюдала, когда человек пришел явно с целью навредить. Хотя я знаю даже про военных, которые приходили проголосовать за Надеждина, то есть они против войны.

Собеседник 1: Антивоенный белгородец может участвовать в движухах, не локальных, а общероссийских, вроде деятельности ОВД-Инфо. Он может быть волонтером, может донатить им или другим людям, которые собирают на помощь пострадавшим от репрессивной машины. У некоторых получается журналистика. Те, кто остался, должны быть очень аккуратны в формулировках. В Белгороде пишут письма политзаключенным. Есть помощь с письмами, со сборами на нужды политзаключенных, на адвокатов.

Собеседник 2: Психологическая поддержка как беженцев, оказавшихся на территории России, так и людей, переживших столкновения с репрессивной машиной. И юридическая помощь.

Собеседник 1: Еще антивоенные белгородцы могут помогать беженцам. В Белгороде очень большое провластное волонтерское движение. Я знаю нескольких людей, которые там состоят не потому, что разделяют позицию государства, а потому, что для них это возможность помочь украинцам.

Собеседник 2: Есть еще варианты помощи онлайн. Вот есть московская большая группа «Маяк», которая помогает беженцам. Ну и много других. Я знаю слабовидящих или слепых людей, они помогают другим слабовидящим или слепым освоиться на новом месте. Кто-то помогает с медициной – это обычно врачи или медсестры. Кто-то помогает пожилыми, кто-то – семьям с детьми.

Собеседник 2: Смерть, пытки, заключение, попытки насильно отправить в армию, если это мужчины призывного возраста.

Собеседник 1: 19 апреля на лестнице в одном доме нашли труп человека, который имел разногласия с властями и был уволен из полиции в 2011 году в связи с тем, что он расследовал дело о получении взятки местным чиновником. Есть фото с очень демонстративным положением тела – максимально не похоже на самоубийство. Там обычная лестница в подъезде, перила, и к этим перилам петлей за шею привязан человек. То есть его тело не свисает, а просто лежит на лестнице. В таком положении он просто не мог повеситься. Для меня это вопрос про давление даже не на антивоенных, а на любое инакомыслие. Очевидно, что это тело подброшено, и хотели, чтобы его заметили.

Собеседник 2: Шантаж в отношении близких — это очень популярная тема. Причем шантаж очень жесткого плана, типа «изнасилуем твою жену», «изнасилуем твою дочь». Потом еще они любят рассказать, что это будут делать не они, а кадыровцы.

Собеседник 1: Известно о случаях, когда угрозы поступали семье.

Собеседник 2: Когда вопрос политический, то пытки используются практически всегда или даже всегда. Из классического — это угроза «отобрать детей», если есть дети. Причем, как мы знаем, по России таких случаев дофига. Если семья приемная или опека, то вообще на раз-два-три отбирают, даже без суда, просто на уровне опеки. А если дети кровные, там тоже легко. Многие активисты, у которых есть дети, я знаю, заранее готовят доверенности. Понятно, что родственники могут оформить опеку, но, во-первых, им могут в этом мешать. Во-вторых, могут забрать ребенка в детский дом и там долго тормозить с опекой со словами, что «мы дадим только после того, как ваш родственник подпишет то, что нам надо». Если есть доверенность и удается сразу ребенка забрать, то это чуть проще. В идеале – чтобы ребенка вообще не было дома, когда родителя задерживали, или чтобы сразу приехали родственники и забрали. Но если они нацелились заранее таким образом шантажировать, то они могут ребенка даже не отпустить. И еще про пожилых родственников – это классика. Типа «мы вас задержим надолго, вы ничего не сможете оттуда сделать, ваши пожилые родственники окажутся в доме престарелых и умрут». Понятно, что у нас дом престарелых может быть карательным.

Собеседник 1: В Белгороде нет адвокатов по политическим делам. Адвокаты из других регионов отказываются приезжать, когда узнают, что речь идет о Белгороде. Не все и не всегда, но часто.

Собеседник 1: В Белгороде было лишение адвокатской лицензии.

Собеседник 2: Отличие Белгородской области от других регионов – в том, что сейчас преследования значительно жестче, и при этом о них не известно, потому что нет адвокатов, люди просто исчезают. Иногда потом эти люди появляются через два-три дня или нескольких недель. Выясняется, что они были у кадыровцев, которые их пытали.

Собеседник 1: Власть всячески старается создать из Белгорода такую образцово-показательную картинку. И поэтому люди, которые достаточно ярко против, чтобы их заметили и задержали, крайне невыгодны. Поэтому их стараются заметать под ковер. Могут обвинить вообще в чем угодно. Очень часто обвиняют в пребывании в алкогольном опьянении, независимо от того, был ли человек в алкогольном опьянении или он это отрицает. Это максимально бытовая статья, она не позволяет думать о политической подоплеке дела. А когда человек исчезает таким образом, ему уже накидывают госизмену, шпионаж, все радости жизни. Более того, есть один случай, когда человека задержали за признанное им нахождение в алкогольном опьянении. Это тракторист Иван Фокин – как раз тот случай, когда человек просто сам по себе настроен антивоенно. Человек ходил на работу, был подписан на некоторые украинские телеграм-каналы и, в частности, на канал Легиона «Свобода России». В какой-то момент он выпил с коллегами, вернулся домой поздно, перепутал спьяну дом и стал ломиться к соседям. Соседи испугались, вызвали полицию. Полиция приехала, задержала Фокина и потребовала у него разблокировать телефон. Они прочли его переписку, увидели подписку на украинские каналы, подписку Легион «Свобода России» и пытали его, пока он не признал, что хотел вступить в Легион «Свобода России». Вот недавно ему вынесли приговор за госизмену. Но в целом очень много случаев, когда алкогольное опьянение является просто предлогом.

Собеседник 1: Я предполагаю, что из тех, кто сидит, мы знаем процентов про двадцать. Практически всем, кто переписывается с белгородцами в тюрьмах, они пишут: «А еще со мной сидят… Пишите им тоже, пожалуйста». Многим белгородским родственникам сидящих говорят: «Если вы будете публичить кейс, (обнародовать дело) то ему же будет хуже». Родственники очень боятся публичности и даже зачастую боятся менять государственного адвоката. А вот это совсем.., потому что государственные адвокаты обычно помогают прокурору.

Собеседник 1: Ну, смотря кому помогает. Следствию помогает, конечно. В целом нет большой разницы между тем, чтобы с ними сотрудничать или не сотрудничать.

Собеседник 2: Ну, не знаю, у меня ощущение, что зависит от кейса, будут ли продолжать пытать.

Собеседник 1: Да, от пыток можно откупиться таким способом.

Собеседник 2: Очень много свидетельств о пытках, и ощущение, что под пытки, по крайней мере, мужчины попадают все. Про женщин я не уверена, но там другие могут использоваться.

Ситуация в Белгороде очень быстро ухудшалась. Если раньше за плакаты на столбах, граффити и листовки человек мог получить три года, то сейчас такие дела могут переделать на терроризм или угрозу государственному строю. В 2024, если человек повесил листовку, то это автоматически двухзначный срок.

Собеседник 1: У нас было дело Зеленина и Турьянского. Им первым в России был вынесен приговор за диверсию на железнодорожных путях. И у них сроки – три с половиной года. Сейчас это вообразить абсолютно невозможно.

Собеседник 2: Сейчас Белгород перешел от стадии карусельных арестов к стадии похищений. Практически везде, где можно получить информацию, мы читаем о том, что человек пропал на какое-то время и потом вышел на связь. Но мы не знаем, сколько людей, которые исчезли, не вышли на связь. Если человек не появляется больше двух недель, я подозреваю, что в лучшем случае мы о нем услышим через пару лет, а в худшем - когда сменится строй, и мы получим доступ к документам. Если получим. Это похоже на сталинский режим «10 лет без права переписки».

Собеседник 2: Ну, до убийства. Вы, наверное, читали, что якобы на теле волонтера Александра Демиденко обнаружены следы всякого разного, но при этом следственный комитет выяснил, что его смерть не была насильственной и отказался заводить дело.

Собеседник 1: Иван Фокин сообщал о пытках своей матери со словами «Мама, прости меня, я слабый, я им все подтвердил». Илья Чубуков, который обвиняется в поджоге большой буквы Z в два человеческих роста, заявлял, что его перемещали с мешком на голове со связанными руками или в наручниках, и в какой-то момент заставили поднять руки на уровень груди и что-то туда вложили. Он подозревает, что это была граната, чтобы оставить на ней его отпечатки.

Еще у нас есть ситуация с Германом Евдокимовым, который обвинялся в том, что оставил положительный комментарий об ударе по белгородской нефтебазе. Он не заявлял о пытках. У него есть пожилая мать и несовершеннолетний ребенок. Но когда человек, который радуется удару по нефтебазе, на последнем заседании суда говорит «я все осознал, я сам стану солдатом» — это вызывает некоторые подозрения в добровольности этих слов. Но это мои предположения.

Еще была ситуация: в один из очередных ударов кто-то выложил работу белгородского ПВО, причем в этом обвинялись два человека, не связанных друг с другом. С ними есть два видео. На одном мужчина стоит на фоне российского флага, а по бокам, спиной к камере, стоят ребята в военной форме с надписью «СМЕРШ» на спине. Этого не видно, но они его как будто под локотки поддерживают.

На втором видео – другой мужчина, без бравых мужичков под ручку. На этих видео оба одинаково извиняются перед всем российским народом за то, что они опубликовали работу ПВО. Их речь характерна для людей, которым написали текст те, кто умеет разговаривать только канцелярщиной.

Собеседник 2: У меня было ощущение, что там есть макияж, который наносят, когда человек выступает перед камерой или в свете софитов – такой мощный, что кожу не видно. То есть без софитов он выглядит почти как труп. Ощущение, что там такая штукатурка нанесена, и по поведению кажется, что это люди после избиения.

Собеседник 1: Самое сложное — это узнать хотя бы их имена, их данные. Основной источник информации про политзаключенных — это всегда их адвокаты, а в Белгороде этой цепочки нет.

Собеседник 1: Оценить свою готовность к рискам. Посмотреть на людей, которым повезло меньше, понять, готовы ли они к такому же. Я не могу советовать белгородцам что-то делать, потому что уровень риска очень высок. Мне кажется, несмотря ни на что, важным сохранять в себе белгородца и сохранять в себе человека.

И даже если ты не можешь ничего сделать, ты, по крайней мере, можешь быть собой, пусть даже за закрытыми дверями, сберечь то, что заставляет тебя являться антивоенным человеком. И это пригодится потом.

Не знаю, как с этим сейчас в других городах России, есть ли еще методы протеста, когда пишут что-то на стенах, вешают белые ленточки или устраивают мемориалы в память о жертвах Украины. Это все было и в Белгороде. Но я абсолютно уверена, что в Белгороде это морально устарело: огромный риск, очень малый выхлоп. Прямо сейчас это не нужно.

Собеседник 2: Это несет значительно больший риск, чем даже одиночный пикет. Скорее всего, это двухзначный срок.