Вы здесь
Личный бунт может стать предвестником всеобщего, бессмысленного и беспощадного
Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, никогда не начинался на ровном месте, ему всегда предшествовала сановная несправедливость. Долготерпение народа вдруг истощалось, и начиналась кровавая вакханалия, когда «чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». Мудрые правители стараются не доводить народ до крайней черты; глупые этой грани не замечают.
Андрей Бородин, поднявший топор на федерального судью Елену Иванову, человек, скорее всего, неуравновешенный, экзальтированный, а может и того печальнее. Судья Иванова, санкционировавшая продление ареста фигуранток дела Pussy Riot, как бы ни была она ангажирована и не профессиональна, платить за это своей жизнью не должна. Ни по законам, ни по обычаям, ни по здравой логике. Беда, однако, в том, что бунт не знает логики и права. Даже когда этот бунт загорается в одном человеке. В основе же этого бунта – несправедливость, которая становится нестерпимой для людей, остро переживающих издевательство над правосудием. Даже когда оно не касается их лично.
Бородина привлекают к ответственности по статье «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование». С формальной точки зрения это правильно, но, по сути, сомнительно. Судья Иванова осуществляла что угодно – требования следствия, волю начальства, пожелания церкви, но не правосудие. Этого там и в помине нет. Ее неправосудные действия и стали причиной опасного инцидента в Таганском суде.
Сомнительно также и то, что Бородин действительно покушался на жизнь судьи, а не имитировал покушение. В противном случае, разве Елена Иванова, при всех своих способностях к самообороне, отделалась бы легким испугом, не получив даже незначительных травм?
Демонстративная и неадекватная реакция свойственная экзальтированным людям. Например, тем же церковным иерархам, так отреагировавшим на панк-молебен Pussy Riot. Неадекватным бывает и государство, обрушивая на людей всю силу своей власти и все возможности закона за малозначительные действия. Когда-то за подобранные в поле колоски голодным людям давали от 5 до 10 лет лагерей. За узкие брюки выгоняли из институтов. За чтение запрещенных книг сажали в лагеря и психбольницы. Неадекватные репрессии властей закономерно порождают неадекватную реакцию общества. Поначалу не всего общества, а самых нервных его представителей.
В 1878 году революционерка Вера Засулич пришла на приём к петербургскому градоначальнику Федору Трепову и дважды выстрелила ему в живот, тяжело и опасно ранив. Ее возмутила очевидная и безнаказанная несправедливость: политзаключенного А. С. Боголюбова за то, что тот, находясь в своей тюремной камере, не снял перед генералом Треповым шапку, градоначальник приказал высечь. И это при том, что телесные наказания были запрещены еще законом от 17 апреля 1863 года. Вере Засулич за покушение на убийство полагалось от 15 до 20 лет тюрьмы, но присяжные не нашли в ее действиях вины, и судья Федор Кони оправдал ее. Но то был царский суд, не чета нынешнему.
Человек, столкнувшейся с несправедливыми действиями властей, может поступить по-разному: пытаться найти справедливость в суде, обойти закон коррупционными тропами, добиваться справедливости политическими методами или плюнуть на все и уехать в благополучные страны. Но есть и такие, даже не знакомые с призывами Николая Чернышевского, кто берет в руки топор и идет добывать справедливость самостоятельно. Ничем хорошим эти походы обычно не заканчиваются, но ходоки такие в нашем отечестве не переводятся.
В 90-х годах в Москве был такой случай. Пенсионер, старый, больной и одинокий, пытаясь свести концы с концами, торговал чем-то в подземном переходе. Как и все, он регулярно платил дань жирующим на стариках милиционерам, но в один несчастливый день денег у него не оказалось, потому что он потратил их на лекарства. Возмущенный милиционер отвез его в отделение, составил протокол, и пенсионера судили. Судья – молодая холеная женщина, не обратила внимания ни на действовавший тогда указ Ельцина о свободе уличной торговли, ни на бедственное положение старика – ветерана войны, больного, с крохотной пенсией, которая приходила с многомесячными запозданиями. Она дала ему административный арест – 5 или 10 суток. Старик отсидел свой срок, вышел и не стал искать правды в других судах. Он вполне здраво рассудил, что справедливости в судах едва ли добьется. Он взял топор, пришел в суд и убил судью. Потом его судили и дали большой срок заключения. Так неадекватное решение судебной власти повлекло неадекватную реакцию оскорбленного несправедливостью человека.
Каждый, в силу своего темперамента, правовой культуры, терпения или вспыльчивости, трусости или смелости, может по своему относиться к поступкам Веры Засулич, Андрея Бородина или несчастного пенсионера из 90-х. Но как к этому не относись, невозможно отрицать, что личный бунт во всех этих случаях спровоцирован судебными злоупотреблениями – равнодушием, где надо реагировать; жестокостью, где надо быть снисходительным.
И еще одно необходимо помнить всему обществу и, прежде всего, власти – личный бунт может стать предвестником всеобщего, бессмысленного и беспощадного.