Вы здесь
Темные партнеры в новом порядке
Отрывок из книги Эдварда Лукаса «Deception» (Обман)
Ледяное дыхание коммунистической тайной полиции унесло бесчисленное множество жизней за Железным занавесом. Но оно задело краем и мое собственное детство в Оксфорде в 1970-х годах. У нашей квартирантки из Югославии Ольгики была захватывающая тайна: дядя Душан. Поэт Мэтью Арнольд (Matthew Arnold) называет Оксфорд «домом проигранной борьбы, утраченной веры, непопулярных имен и невероятной преданности». В случае с Душаном это отчасти верно. Его фамилия (как и фамилии большинства эмигрантов из Восточной Европы) озадачивает британцев, так как звучит странно для их ушей. Я помню его угрюмое и мрачное лицо. Ему было о чем горевать. Его борьба казалась безвозвратно проигранной. Он был героем своего собственного сумеречного мира, однако в послевоенной Югославии власти осуждали подобных ему антикоммунистов, называя их преступниками и предателями. Многие сгинули в братских могилах и пыточных камерах тайной полиции. Душану повезло. Он бежал в Британию, устроился работать скромным механиком, поселился на скучной улице Гротч-Кресент на окраине Оксфорда. Печальный итог для человека, который в молодости в довоенной Югославии был честолюбивым государственным служащим.
Но в одном отношении Душан не подходил под изречение Арнольда. Несмотря на разочарование, он не утратил веру: коммунизм для него оставался злом, а люди, правившие его страной, были узурпаторами. На самом деле, весьма независимые югославские коммунисты вели себя мягко по сравнению с более суровыми режимами советского блока. И тем не менее, они были беспощадны к диссидентам, особенно к тем, у кого были связи с антикоммунистами за рубежом. Семья Ольгики с огромным риском для себя тайком поддерживала связи с родственниками за границей, хотя во время допросов в тайной полиции категорически отрицала, что знает о них хотя бы самую малость. Живя в Оксфорде, Ольгика навещала дядю каждые выходные. Если бы югославские власти узнали, что она общается с опасным антикоммунистическим эмигрантом, блестящая медицинская карьера ее отца (благодаря ей он даже приезжал ненадолго в Оксфорд) оборвалась бы мгновенно. Ее собственное будущее (в Оксфорде она училась) также оказалось бы под угрозой. Ей было бы опасно даже возвращаться домой, и она вполне могла застрять в Британии на положении юной беженки.
Из-за своих детских занятий я тоже забрел в этот мир взрослых. Еще до приезда Ольгики моей детской навязчивой идеей стала Восточная Европа. Я мог часами рассматривать пыльные атласы, читать про исчезнувшие королевства и республики докоммунистической эпохи с их давно забытыми политиками, рассматривать причудливые марки и изучать экзотические языки. За железным занавесом эти страны казались такими же далекими и нереальными, как затонувшая Атлантида. Когда я учился в средних классах школы, мне понадобился пример коммунистической пропаганды для одного проекта по истории, и я решил написать в югославское посольство в Лондоне, попросив их сделать официальное заявление о том, как их государство относится к поверженным соперникам-роялистам. Мне казалось, что это прекрасно дополнит уже собранную мною коллекцию, включая выдержку из истории войны Уинстона Черчилля, горький рассказ о жизни в кембриджском изгнании югославского мальчика-царя Петра, а также скорбную историю о британской военной миссии, отправленной на выручку его обреченных солдат.
Я гордо объявил о своем плане. К моему удивлению, Ольгика побледнела. Мать отвела меня в сторону и сказала: неужели я не понимаю, что югославское посольство в Лондоне немедленно передаст это письмо в тайную полицию? (Имея угрожающее название УДБА - Uprava državne bezbednosti, или Управление государственной безопасности, это ведомство было настоящим проклятием для критиков правящего режима как дома, так и за границей.) Сразу стало бы понятно, что мой инфантильный запрос отправлен с того же адреса, по которому проживает дочь высокопоставленного югославского педиатра, заканчивающая свою учебу. Плохо было уже то, что УДБА сразу заподозрило бы ее в пропаганде царского прошлого страны – а это в Югославии считалось преступлением. Еще хуже было то, что оно начало бы проверку истории ее семьи и могло раскрыть тщательно скрываемые связи с известным обитателем Гротч-Кресента. Ее жизнь могла разрушиться в одно мгновение.
Этот банальный эпизод преподал мне несколько важных уроков – хотя не по истории, а по политике. Во-первых, я понял, что власть коммунистического государства основана на безжалостной, всепроникающей бюрократической силе служб безопасности и разведки, а также на их способности ломать жизнь тем, кто им не нравится. Во-вторых, эти ведомства способны действовать далеко за пределами своих собственных мрачных владений – даже в безопасном и недосягаемом с виду мирке английского университетского города. Странная и удивительная мысль о том, что из-за своих действий я могу подвергнуться тщательной проверке со стороны враждебных иностранных спецслужб, пробудила во мне интерес, который не гаснет вот уже много лет. В последующие годы я глотал шпионскую литературу, от мемуаров перебежчиков до романов Ле Карре. Я выслеживал отставных разведчиков и докучал им вопросами. Я также внимательно следил за своими современниками, которым предлагали работу в МИ6, как называют Секретную разведывательную службу Британии.
Даже зная чрезвычайно мало о мире разведки, я был удивлен топорностью методов ее работы. В один и тот же день в почтовых ящиках у студентов появлялись абсолютно одинаковые светло-коричневые конверты. Некоторые получатели игнорировали предупреждения о том, что все следует сохранить в тайне. Один мой товарищ даже засунул полученное письмо в рамку и повесил его у себя в туалете, чтобы его друзья в полной мере смогли оценить неубедительный заголовок письма и странное предложение: «Время от времени на государственной зарубежной службе появляются возможности для получения работы особого, конфиденциального характера». У тех, кто на самом деле обращался туда, неуклюжие усилия сотрудников из службы отбора (сопровождавшиеся зловещими предупреждениями о секретности) точно так же подрывали доверие к взглядам шпионов на мир. Неужели в борьбе против советской империи так важно, спрашивал я себя, были ли у Тома гомосексуальные связи, курил ли Дик травку, и есть ли у Харриет бойфренд в Социалистической рабочей партии?
Я решил, что больше пользы принесу на стороне, и начал искать какое-нибудь дело в Восточной Европе, чтобы оказать ему свою помощь. Воодушевленный примером отца, который контрабандой отправлял книги своим собратьям-философам, преследуемым в Чехословакии, я принял участие в организации студенческой кампании в поддержку польского движения «Солидарность», которое было подавлено в 1981 году с введением военного положения. Я размахивал плакатами возле посольств и писал письма протеста в защиту политзаключенных. Я изучал не модные языки, такие как польский, и практиковался в них, заводя дружбу со старыми озлобленными эмигрантами в пыльных клубах и офисах западной части Лондона – в мире эстонского «полковника» из «Людей Смайли». Подобно вымышленным эмигрантам автора шпионских романов, этих реальных людей финансировали британские шпионы, а потом предавали их и сбрасывали как балласт.
Время от времени я садился в 12-й автобус и ехал в Ламбет по Вестминстер Бридж Роуд мимо штаб-квартиры британской МИ6. В те дни считалось, что местонахождение этой организации является тщательно охраняемым секретом, хотя кондуктор автобуса порой весело объявлял: «Сенчури-хаус – все шпионы выходят здесь». Внутрь я не заходил ни разу. Но я пристально рассматривал это неряшливое бетонное строение, во внешнем дворе которого нелепо примостилась заправка. Неужели это действительно наш ответ грозной советской Лубянке в Москве? Внушительный классический фасад цитадели КГБ (изначально здесь размещалась штаб-квартира страховой компании) вполне подошел бы для самых величественных улиц центрального Лондона. Но здание МИ6 выглядело как неухоженная советская многоэтажка.
Шпионы, будь то платные агенты, идеалистичные добровольцы или профессиональные офицеры-разведчики, являлись рядовыми эпохальной борьбы между Востоком и Западом – борьбы, которая определяла жизнь всех послевоенных поколений, включая мое. Они интриговали меня, когда я был студентом, активистом и журналистом – вначале в Лондоне, а позднее и за железным занавесом. В 1980-х я общался, чокался и выпивал со шпионами с обеих сторон, уклоняясь от их уговоров и одновременно обмениваясь с ним шутками, колкостями, аргументами и идеями. Какое-то непродолжительное время казалось, что крах коммунизма обрек всю их работу на вымирание. Советского Союза нет, а вместе с ним исчезла и опасность превращения холодной войны в войну «горячую». За кем же тогда шпионить? Но хлопки пробок от шампанского, которое открывали в августе 1991 года в Британии и Америке, были столь же преждевременны, как и мрачное настроение на Лубянке, когда под одобрительные крики полных энтузиазма москвичей кран снял и увез статую шефа ленинской тайной полиции Феликса Дзержинского. МИ6, ЦРУ и их партнеры перекроили свои бюджеты и обратили внимание на новые цели: незаконных торговцев оружием, террористов, гангстеров и киберпреступников. Однако вскоре оказалось, что новая преступность и старый шпионаж явления пересекающиеся. Мошенники на переднем плане были порой новые, однако на заднем плане чаще всего маячили все те же коварные и безжалостные фигуры мира разведки из старого советского блока.
Они пришлись ко двору - темные партнеры в новом порядке. Их никто не выбросил на свалку истории вместе с обломками старой системы; напротив, шпионы коммунистической эпохи приспособились к новым условиям. Некоторые фигуры старых дней остались под прикрытием, получив важные должности в новых государственных структурах. Другие пошли в бизнес, где знания иностранных языков и внешнего мира дали этим людям мощный старт в новом деле. По всей бывшей советской империи деньги и собственность коммунистической партии и ее подставных организаций быстро испарялись, зачастую оказываясь в руках людей хитрых, имеющих хорошие связи. То же самое касается и оперативных средств КГБ и связанных с ним ведомств. Согласно имеющимся оценкам, количество денег, украденных во время распада Советского Союза, исчисляется десятками миллиардов долларов. В последние дни существования умирающей системы случилась волна до сих пор не нашедших своего объяснения убийств. Скорее всего, шел процесс избавления от тех, кто мог сболтнуть лишнее. Эти полученные незаконным путем огромные деньги стали финансовым трамплином для наиболее расторопных представителей старой элиты, которые начали свою новую карьеру в бизнесе. По сути дела, свою власть они обратили в богатство, которое затем снова обратили во власть.
Самой Россией сегодня правят шпионы советской эпохи, и главный среди них бывший офицер КГБ Владимир Путин. Их называют силовиками. Старый КГБ в дни распада Советского Союза в 1991 году был обезглавлен, но не разрушен. Он просто переименовал себя, как неоднократно происходило в прошлом. (При Ленине была ЧК, или Чрезвычайная комиссия, позднее она стала называться ОГПУ, затем НКВД, и наконец КГБ.) Сейчас КГБ разделен на две части: ФСБ, унаследовавшая аппарат внутренних репрессий у старой системы, и СВР, ставшая наследницей советской службы внешней разведки. Параллельно с ними действует отдельное управление военной разведки ГРУ.
Самое мощное оружие в их обмане это заурядность. Как российские политики и чиновники на первый взгляд ничем не отличаются от обычной серой касты своих коллег в костюмах и галстуках из других промышленно развитых стран, так и российские шпионы не кажутся ни эффектными, ни страшными. Они живут обычной жизнью, работают на обычной работе, передвигаясь среди нас неприметно, безо всяких усилий. Это те люди, которых вы можете встретить у ворот школы, которые работают рядом с вами в офисе, на которых вы натыкаетесь в командировках, которые стригут газоны в соседнем дворе. Но их настоящая работа – это внедрение в наше общество, оказание на него влияния в своих собственных целях, а также кража наших секретов.
Наиболее известной в этом новом поколении российских шпионов является Анна Чапман. Эта молодая рыжеволосая женщина стала суперзвездой мирового масштаба благодаря аресту и депортации из США в июне 2010 года. Она стала другом Путина и ценным ресурсом в его политической машине, заметной фигурой в российских финансах и телевизионной знаменитостью. Однако главным ее талантом в зарубежной работе были не отточенные до совершенства шпионские навыки. Свою жизнь за границей она начинала в сером лондонском районе Стоук Ньюингтон. Для стороннего наблюдателя Чапман была обычной молодой российской женщиной с английским мужем, сообразительной, находчивой, любящей вечеринки, наслаждающейся комфортной и безопасной жизнью в Британии и ждущей своего главного шанса. Однако ее заурядность была обманчива. Она имела возможность выполнять свои шпионские задания как раз по той причине, что казалась незаметной и ничем не примечательной. Ее превращение в важную супершпионку добавляет к этой истории новое измерение. Это доказательство мастерства ее имиджмейкеров, бросающее разоблачительный свет и на саму Россию.
Шпионский скандал, сделавший Чапман знаменитой, был частью более масштабной картины. Она стала одной из 10 человек, арестованных в июне 2010 года в США. Все они вели ничем не примечательную жизнь представителей среднего класса, находясь, казалось бы, вдалеке от традиционных мишеней шпионов, таких как Пентагон и Госдепартамент. Она и еще один россиянин жили под своими собственными именами. Семеро других разведчиков получили свои документы мошенническим путем и стали американцами, британцами, канадцами, ирландцами и уругвайцами (десятой шпионкой была перуанская супруга псевдоуругвайца). Еще один подозреваемый по имени Павел Капустин, работавший под псевдонимом Кристофер Метсос, был арестован на Кипре, но власти страны позволили ему бежать. Этот эпизод не нашел удовлетворительного объяснения, но у официальных властей США он до сих пор вызывает ярость. (В аналогичном случае россиянин, работавший когда-то на Microsoft, был депортирован в том же году из-за нарушения иммиграционных правил.)
Некоторые люди с презрением отреагировали на то, что Россия посылает шпионов жить в городские предместья. Другие же этому удивляются. Но и первая, и вторая реакция ошибочна. Это не была какая-то новая или глупая инициатива кремлевских мастеров шпионажа; это был новый поворот старой и зловещей игры. Лишь за два года до этого, в 2008-м, дело Германа Симма (Herman Simm) показало, насколько глубоко Россия проникла в НАТО. Дородный бывший полицейский из Эстонии, ставший высокопоставленным руководителем системы национальной безопасности этой страны, был разоблачен как российский агент в результате умелой работы западных охотников за шпионами. Разоблачили и его куратора – им оказался профессиональный шпион, отвечавший за работу Симма. Это был «Антонио» - русский, маскировавшийся под португальского бизнесмена и работавший нелегалом с тщательно разработанной легендой. Но фурор в СМИ в связи с этим делом вскоре затих, и большинство людей осталось в неведении относительно того, какие усилия прилагает Россия, подобно Советскому Союзу до нее, по обману, внедрению и ведению подрывной деятельности.
Маниакальное возбуждение международных средств массовой информации по поводу Чапман превратило шпионаж в банальность и в общее место, сделав его чем-то вроде шоу-бизнеса. СМИ с легкостью допустили ошибку: надувшая губы и высокомерная российская шпионка вполне могла быть вымышленной героиней, а не реальной. Она вполне подходила на роль сладострастной подельницы какого-нибудь суперзлодея в бондиане. Взаимоотношения между 007 и 90-60-90 (русское прозвище Чапман, по размерам ее стройной фигуры) могли создать весьма броскую сексуальную напряженность. Эта сенсационная и кажущаяся бессмысленной история провоцировала насмешки. Заголовок журнала New York гласил: «Русские шпионы слишком бесполезны и слишком сексуальны, чтобы привлекать их к суду». Лондонская Guardian самоуверенно заявила, что «ни один из 10 русских не выведал никаких тайн на своих явках в американских пригородах». А величественный мэтр англо-американской журналистики возвестил, что операция российских нелегалов была «совершенно бесполезной». Когда задержанных шпионов обменивали в Вене на четверых людей, брошенных в России в камеры за шпионаж, Дэвид Корнуэлл (David Cornwell), он же Джон Ле Карре, столь умело описывавший темные шпионские интриги времен холодной войны, даже высказал предположение, что вышедшие из-под контроля «правые» в американских спецслужбах пытаются свести на нет улучшение в российско-американских отношениях. Он задает вопрос: «Когда мы смотрим в славных цветах Technicolor трансляцию величайшего обмена шпионами в 21-м веке, и слышим, как в затаенных уголках нашей памяти всплывают воспоминания о Гарри Лайме (герой Грэма Грина), неужели шпионы ждут от нас, что мы снова стремглав бросимся в наши старые убежища холодной войны? Неужели в этом состоит их коварный план?»
При всем моем уважении к величайшему в Британии автору шпионских романов, и при гораздо меньшем уважении к другим комментаторам, такое благодушное отношение кажется странным. Шпионы должны казаться максимально скучными и незаметными, вырабатывая у себя такие качества, каких требует от них их настоящая работа. Если они рядовые мальчишки на побегушках, перевозящие деньги, фальшивые документы и прочие вещи, необходимые более важным оперативным агентам, то им нужна работа, позволяющая много ездить. Самый известный герой Ле Карре Джордж Смайли в военные годы работал под прикрытием на должности сотрудника (якобы швейцарца) шведской судоходной компании. Идеальная легенда для человека, которому необходимо регулярно бывать в Гамбурге и прочих немецких портах. У кого-то задача заключается в получении работы, обретении хобби и создании образа жизни, которые дают доступ к секретной информации. Если задача агента состоит в поиске потенциальных источников и в выявлении у них слабостей, позволяющих осуществить вербовку, он должен умело пользоваться интернетом. Если это куратор, который вербует агентов, направляет их деятельность, дает им мотивацию и проверяет их, то ему нужен такой образ жизни, при котором встречи с широким кругом людей не вызовут никаких подозрений. Если это крот, внедряющийся в службы безопасности или разведки противоположной стороны, то ему нужны образование и карьера, превращающие его в заслуживающего доверия кандидата на вербовку.
Британский дипломат Чарльз Кроуфорд (Charles Crawford), долгое время проработавший в этом регионе, очень доходчиво объясняет это в своем блоге. Шпионаж предусматривает выяснение того, где хранится и где циркулирует важная и секретная информация. Затем агент должен использовать человеческий фактор или недостатки в защите такой информации, чтобы скопировать ее, сделав это незаметно для других. Все это необходимо делать так, чтобы никто ничего не заметил и не заподозрил. И делать это необходимо множество раз. В такой работе главное преимущество это незаметность. Контрразведчики могут следить за каждым пробуждением, за каждым шагом дипломата, подозреваемого в шпионаже. Они могут просматривать заявления на визы, выявляя людей, не очень похожих на тех, за кого себя выдают. Они могут начать слежку за подозреваемыми со своей стороны, дабы определить, не проводят ли те странные встречи со странными людьми. Такие методы могут оказаться эффективными при поимке шпиона, маскирующегося под дипломата, или неосторожного предателя. Но у контрразведчиков нет почти ни единого шанса поймать хорошо подготовленного и целенаправленно работающего «нелегала», у которого есть украденные или приобретенные документы.
Русские не опошляют и не высмеивают шпионаж. Они относятся к нему весьма серьезно, считая это занятие угрозой из-за рубежа и делом, в котором их страна преуспевает. По общему признанию, все люди находят шпионов из беллетристики привлекательными. У Америки есть страдающий потерей памяти, но несокрушимый Джейсон Борн. Капитан 3-го ранга Бонд с его выходками и проделками создает ореол романтичности Секретной разведывательной службе Британии. Но у шпионов из реальной жизни в западных странах имеются лишь весьма скромные преимущества над своими коллегами из других государств. В Британии, например, их отправляют в отставку в 55-летнем возрасте, то есть, раньше коллег-дипломатов, чьим прикрытием они пользуются. У них более крупные счета служебных расходов, которые меньше контролируются. Но в целом, их образ жизни точно такой же, как у любого другого профессионала из среднего класса.
Однако советское наследие создало определенную ауру вокруг шпионов в России. У офицеров КГБ (таких как отец Чапман Василий Кущенко или Путин, или сотни тысяч таких же людей, как они) жизнь была намного приятнее, чем у их собратьев-сокамерников из рая для трудящихся. Офицеры КГБ жили в специальных домах, имели доступ к магазинам, где продавались дефицитные продукты, отдыхали на курортах Комитета государственной безопасности, освобождались от всяких мелких ограничений системы в повседневной жизни. Тех, кто служил в элитной службе внешней разведки - Первом главном управлении, а также некоторых их коллег из шифровальной службы и контрразведки могли даже направить на работу за границу. Они могли попасть на Запад с его легендарным изобилием, который классовые воины презирали, и которому одновременно завидовали.
Кроме привилегий, КГБ был окружен тайной, которая по-прежнему укрывает организации, пришедшие ему на смену. Люди считали комитет (не совсем точно) эффективной, хорошо осведомленной и неподкупной организацией. У его сотрудников была важная работа, они трудились в организации, которая реально работала, и их за эту работу хорошо вознаграждали. А этим в боящемся внешнего мира, плохо управляемом и изъеденном коррупцией Советском Союзе мало кто мог похвастать. Подобно космонавтам и героям спорта, КГБ вызывал и другие эмоции – чувство патриотизма. Прежде всего, он был верен и предан коммунистической партии, а не советскому государству (КГБ называл себя партийным «щитом и мечом»), но все равно купался в отраженных лучах славы победы над фашистской Германией. Если славным часом для Лондона была битва за Британию, если Сопротивление стало национальным символом Франции, а высадка на берегах Нормандии стала примером американской преданности европейской свободе, то Великая Отечественная война (так в России называют Вторую мировую войну) стала главной планкой в представлениях СССР о себе самом. Ту же самую роль она играет сегодня в России.
Если советские солдаты проявляли чудеса героизма, громя нацистских захватчиков, то истинная роль тайной полиции в те годы представляла собой жалкую смесь из военных преступлений против врага, безжалостного усмирения «освобожденных» территорий и преследования подлинных и мнимых уклонистов от верного курса на своей стороне. Но советская военная история представляет это совсем в ином свете: на телеэкранах, которые позже украсила своим появлением Чапман, ведущая программу о нераскрытых тайнах, люди видели подвиги самого известного вымышленного советского разведчика Макса Отто фон Штирлица (это был его немецкий псевдоним). Его задача во время войны заключалась в проникновении в высшее военное командование нацистов. В отличие от Бонда, Штирлиц избегает хитрых приспособлений, оружия и общества дам. Оружие Штирлица это его ум, подпитываемый не коммунистической идеологией, а тоскующим патриотизмом. Неправдоподобные книги и фильм о его подвигах привлекали к себе всеобщее внимание и были весьма симпатичными по шаблонным меркам советской пропаганды. Они настолько пленили одного крутого юношу из подворотен Ленинграда 1970-х годов, что он совершил весьма необычный поступок, придя в городскую штаб-квартиру КГБ и предложив свои услуги. Но юному Владимиру Путину сказали, что эта организация людей с улицы в свои ряды не принимает. Ему надо сначала получить образование, а потом ждать, пока к нему не обратятся с предложением.
Советского Союза больше нет, но связи между российскими шпионами сегодняшнего дня и их темным и кровавым прошлым достаточно реальны. Конечно, старое и новое не одинаково. Предшественники Чапман из советской эпохи носили плохо сидящие на них серые костюмы и старались держаться в тени. Она же любит прилегающие кожаные комбинезоны и всеобщее внимание. Ее предшественники служили тоталитарной сверхдержаве. Она служит постсоветской России, стране, которая несомненно является капиталистической и претендует на звание демократии. Но прочная связь эпох в привилегиях. Особые милости и разрешения, которыми пользуются российские шпионы сегодня, означают, что жизнь у них тоже особая, как и у офицеров КГБ в советское время. Разница не в зарплате и не в доступе к потребительским товарам. Она в привилегии жить над законом и вне его рамок. Результаты разнятся – от тривиальных до чудовищных. Офицер ФСБ может ездить за рулем пьяным (сбивая пешеходов). Махнув перед носом менее важного чиновника своим удостоверением, он может запугать его. Он одержит верх в любом правовом или коммерческом споре. Он может игнорировать нормы и правила, когда строит загородный дом.
Чапман не просто нажимает на старые советские кнопки в российской психологии. Она щекочет и сегодняшние нервные точки. Ее фирменный знак это не железное пуританство советских разведчиков военной поры, а низкопробный глянец современной России. В ее задачу входило шпионить не за ненавистными нацистами из давних времен, а за новым жупелом, каким стали страны Запада, такие как Британия и Америка. Их российский режим считает лицемерными, наглыми и алчными. Хотя российская элита любит совершать покупки и банковские операции, развлекаться и учить своих детей в Лондоне и в его округе, многие ее представители презирают Британию, как они ненавидят американскую гегемонию и начальственный тон Евросоюза.
Причина такой враждебности отчасти кроется в комплексе неполноценности: вопреки всем отрицательным явлениям Запада, он обеспечивает такое качество жизни, какое в России отсутствует. И это несмотря на то, что Запад, по мнению многих россиян, слаб, вял и празден. Еще одна причина заключается в том, что русские выступают против западного политического вмешательства, как оно им видится. Например, им не нравится то, что он борется за свободу средств массовой информации, за демократию, укрывает у себя беглецов от режима, утверждающих, что их преследуют за политические убеждения, хотя в России (по крайней мере, во властных структурах в Москве) их считают обычными мошенниками и террористами.
Путинский Кремль лицемерно говорит о своей приверженности свободному рынку, однако деловое сообщество тоже довольно часто подвергается ударам. Мало что может более ярко и наглядно показать коррупцию и жестокость ФСБ, чем пытки и смерть в 2009 году российского юриста Сергея Магнитского, который работал на британскую инвестиционную фирму. Он разоблачил аферу на 230 миллионов долларов, совершенную преступной группировкой во главе с ФСБ, которая пользовалась поддержкой на самом верху. За свое разоблачение Магнитский поплатился жизнью. После его смерти власти всячески пытаются скрыть это убийство, а также свое мошенничество, используя в этих целях напыщенные заявления, ложь, угрозы и тактику увиливания. Данный скандал подтверждает наличие связи между бандитским миром и властью в России, злоупотребление правовой системой, а также смелость тех россиян, которые готовы отстаивать власть закона. Свои мощные щупальца ФСБ протягивает и на Запад. Российские чиновники шпионят за коллегами Магнитского в Лондоне и других местах, и запугивают их. Дело Магнитского показывает, что правящий режим это не просто трагедия для России, но и прямая угроза нашему благополучию и безопасности.
Ход времени и другие приоритеты ослабили навыки, знания и коллективную память, которая во времена холодной войны помогала охотникам за шпионами отслеживать советские попытки внедрения. Из-за обеспокоенности по поводу неприкосновенности частной жизни стало трудно проводить проверки. Чиновники могут делать деньги на стороне, занимать высокодоходные должности после ухода в отставку, совершать безо всяких объяснений поездки за рубеж, копировать на внешние носители документы с якобы защищенных компьютеров, а также носить с собой множество всяких электронных гаджетов, которые никогда не подвергаются строгой проверке. Ошибочное благодушие окружало продвижение НАТО на восток с включением в состав альянса бывших коммунистических стран. Расширение альянса осуществлялось вполне правомерно (в основном из-за российских неоимпериалистических угроз применения военной силы), однако разведка и службы безопасности серьезно недооценили советское наследие, которое до сих пор довлеет над регионом. Освобождение 1989-1991 годов было пьянящим, но его последствия оказались крайне неглубокими. Замена плановой экономики на рыночную, государственной цензуры на свободные СМИ, а однопартийной системы правления на свободные выборы была чрезвычайно важна. Но преобразования политической и экономической системы просто не могли сопровождаться мгновенными изменениями в людях, населяющих эти системы. Миллионы людей из этого региона выросли при коммунизме и сотрудничали с ним. Ядовитое наследие досье из сейфов тайной полиции с их низкими компромиссами и отвратительными секретами продолжает отравлять жизнь общества. Оно создает массу возможностей для шантажа виновных и очернения невинных. Даже те, кого Запад считает героями, например, бывший президент Польши Лех Валенса, попали под подозрение по поводу их прежнего сотрудничества со спецслужбами. Не все в папках тайной полиции соответствует действительности, а многие правдивые вещи в эти папки не попали. Однако грязные секреты в документах прошлого, многие из которых были вывезены в Россию на закате старых режимов, создают массу возможностей оказывать давление на любого, кто родился до 1970 года. Короче говоря, после краха коммунизма на просторах бывшей империи осталась масса человеческих бомб с часовыми механизмами – и ключи от этих механизмов находятся в руках у Кремля.
Ни дело Германа Симма, ни разоблачение Чапман и ее коллег не заставили общественность и власти проснуться и обратить внимание на то, что деятельность российской разведки это не просто затянувшаяся конвульсия старых советских институтов, подергивающихся подобно хвосту умирающего динозавра. Нет, это часть масштабных усилий по внедрению и манипулированию, которые направлены на самые слабые составляющие нашей системы, а именно, на нашу доверчивую открытость в отношении чужаков и приезжих. Эта угроза особенно сильна, потому что ее недооценивают, а порой просто игнорируют. Это часть целого мира, имя которому шпионаж. О нем люди со стороны знают обычно очень мало, а понимают в нем еще меньше.
Линия фронта была более четко прочерчена во времена холодной войны, когда главной угрозой была победа коммунизма. Коррумпированная автократия, которая правит сегодня Россией, играет по капиталистическим правилам – и угроза становится еще более губительной. Новые российские шпионы, подобно своим советским предшественникам, занимаются подрывной деятельностью, махинациями и проникновением на Запад. Они также защищают деспотичный, преступный и даже смертоносный режим. Некоторые вещи никогда не меняются.