Общественно-политический журнал

 

Система продолжает убивать. Убивать каждый день

И вот новая смерть. 26-летний Вадим Ермаков, арестованный по обвинению в мошенничестве, скончался от истощения и обезвоживания, ибо примерно десяток дней не ел и не пил. Объявил в знак протеста сухую голодовку? Да нет. Всё проще. Он был шизофреник, и в стадии обострения психического заболевания его нельзя было сажать в тюрьму. Почему тогда посадили? Обстоятельства ареста и кончины Вадима сами по себе убийственны. Следователь задержал парня, а затем отправил в суд под конвоем, имея на руках документы о состоянии его здоровья. В судебном заседании Вадим полностью «отключился» и ни на что не реагировал. Но все просьбы родственников и адвоката вызвать «скорую» судья отклонил. Отец Вадима даже встал на колени, буквально умоляя направить сына на психиатрическую экспертизу. А суд в ответ: заключить душевнобольного на два месяца под стражу. Тюремщики были рады-радешеньки такому спокойному сидельцу: ни на что не жалуется, ни с кем не конфликтует, синяков и ушибов нет. А то, что не ест — не пьет, так может практикует лечебное голодание.

 Конечно, с ходу хочется назвать всех «правохоронителей», причастных к аресту и гибели психически больного, моральными уродами. И такая оценка на индивидуальном уровне будет, разумеется, правильной. Полагаю, что по делу Ермакова, лишенного в отличие от дела Магнитского, политической составляющей, будут сняты с должности и следователь, и прокурор, поддержавший ходатайство об аресте, и, главное, судья, а кто-то из тюремных врачей будет и осужден.

 Но причины глубже. Они системны, даже более очевидно, чем по делу Магнитского. Никто из причастных к гибели Вадима законников не садист, не изувер. Страшнее всего, что их психология обычна, буднична. Они в обвиняемом не видят живого человека. Они не служители права, а ходячие функции. Проходящие по делу люди — для них лишь средство для бездушных формальных манипуляций.

 Расследовалось дело о мошенничестве. Вадим в организации, где предположительно совершалось хищение, работал курьером. Может ли курьер быть субъектом мошенничества — большой вопрос. Он и допрашивался несколько раз по делу как свидетель. Зачем было арестовывать курьера? А затем, чтобы был под боком. Чтобы можно было без проволочек допросить. А то периодически укладывается в психлечебницу. А сроки расследования от этого удлиняются. Огромное количество обвиняемых находится под стражей не потому, что иначе сбегут или общественно опасны, а потому лишь только, что так удобнее следователям — не случайно одна треть арестованных получают в суде наказание не к лишению свободы.

 Прокуроры, как правило, ходатайства следователей поддерживают — спорят с ними только когда те стремятся посадить самих прокурорских работников.

 А судьи чаще всего штампуют ходатайства следователей. Зачем с сыскарями ссориться: или рыльце в пушку, или боятся облыжных обвинений в коррупции.

 Потому такие вопиющие случаи, как с Магнитским и Ермаковым — лишь верхушка айсберга. А в следственных тюрьмах томится огромная масса обвиняемых, которым там не место. В том числе и больных. Так что смерти в следственных тюрьмах будут происходить постоянно. Покуда досудебные аресты не станут у нас исключительной мерой пресечения, как за западным бугром.

Генри Резник