Артистический терроризм Патриции Копачинской / Patricia Kopatchinskaja

 Патриция Копачинская - уникум. Другого слова не подберешь. Красавица и виртуоз, она играет новую музыку столь органично, что та кажется классикой, а классику – так свежо, что та звучит, как новая музыка.

Запись Скрипичного концерта Бетховена в исполнении Патриции Копачинской с дирижером-аутентистом Филиппе Херревеге (Phillippe Herreweghe) стала одной из настоящих сенсаций аудиофильского рынка последних лет. На Бетховенском фестивале в Бонне Патриция и ее постоянный музыкальный партнер и соавтор, пианист Фазиль Сай (Fazil Say) представили свою версию еще одного знаменитого сочинения Бетховена - Крейцеровой сонаты. Родившаяся в Молдавии, выросшая в Австрии и ныне живущая в Швейцарии скрипачка рассказывает в интервью Deutsche Welle о своих взглядах на жизнь и музыку.

Deutsche Welle: Патриция, вы выбрали для своей новой программы именно то сочинение Бетховена, с которым, наверное, связано максимальное количество стереотипов, клише...

Патриция Копачинская: Об этих клише я ничего не хочу знать. Я просто стараюсь не слушать записи. Кроме, может быть, Гидона Кремена: просто это такое обогащение! Я всегда стараюсь найти в каждом произведении свой образ, идет ли речь о музыке Бетховена или другого композитора... Мне кажется, у Бетховена настолько все разное! Сравните Крейцерову сонату со Скрипичным концертом! Мне просто пришлось стать другим человеком, чтобы сыграть ее, полностью поменять характер исполнения, поменять цвета...

- Как вы искали свой подход к Крейцеровой сонате? Это ведь очень странная музыка на самом деле…

- Да-да! Черни говорил, что это произведение написано для очень больших виртуозов, что это вычурная, даже гротескная музыка (по-немецки он употребляет слова bizarr и grotesk). Да и сам Бетховен писал в посвящении темнокожему скрипачу Джорджу Бриджтауэру, что это - "мулатская соната, сочиненная для мулата, большого шута и мулатского композитора". Эту музыку надо играть вычурно и в очень высоком темпе. Почему-то об этом все забывают, несмотря на то, что в партитуре ясно написано: presto! Почему-то все думают, что главное - сыграть все ноты. Мне же кажется, важнее характер. Надо войти в этот невероятный мир "крейслерианы". "Крейцерова соната" была в свое время воспринята как что-то очень странное, экстравагантное. Недавно я прочитала одну рецензию на премьеру этого сочинения в 1802 году: автор пишет, что "впору говорить об эстетическом и артистическом терроризме". Мы с Фазилем Сайем постарались сыграть ее так, чтобы и у сегодняшнего слушателя возникло такое чувство.

- "Артистический терроризм", - это определение можно отнести ко многим вашим выступлениям, на которых порою не знаешь, где находишься, то ли концерт слушаешь, то ли участвуешь в совершении каком-то таинственного ритуала. Это, конечно, возможно только с очень тщательно выбранными партнерами, такими, как Фазиль Сай.

- Я раньше вообще не хотела записывать диски, хотела только выступать вживую. Но после того, как я встретила Фазиля Сая, я поняла, что с ним обязательно надо записываться. Такие моменты - просто незабываемые, неповторимые. А "Крейцерову сонату" мы выбрали случайно. Мы вдруг оба поняли, что это именно то, что нам обоим уже давно хотелось сыграть. Но с Фазилем не всегда просто. Мы часто дискутируем, иногда у нас бывают совершенно противоположные мнения. Но потом мы встречаемся на сцене, и у нас получается что-то уникальное.
 

^{Патриция Копачинская с Фазилем Саем}

- О вас, Патриция, ходит слух, что вы – сама спонтанность, играете и живете "по наитию", вот, скажем, на сцену выходите босиком. Но, похоже, что за этой спонтанностью стоит очень глубокое знание материала.

- Да. Но все, что знаешь, в момент концерта надо забыть и надеяться только на магический момент, который, даст Бог, случится, на то, что на меня "найдет", спустится, и начнется что-то необычное, где меня самой не будет, а будет только музыка. Я не могу это лучше объяснить. Это что-то, что со мной случается, с музыкой случается и с публикой случается.

- Опасная практика.

- Я думаю, очень важно совершать ошибки. Наша культура дошла сейчас до какого-то тупика, людям кажется, что музыку надо всегда играть идеально, совершенно, и при этом соответственно выглядеть. А человеческая натура абсолютно не совершенна. И ошибки, изъяны – это самое интересное, что есть в человеке, то, что нас друг от друга отличает. Я стараюсь показывать все, что есть в произведении, и при этом придумываю сама себе истории, чтобы скучно не было.

- И какую же историю вы придумали про "Крейцерову сонату"?

- Ну, например, такую: начало сонаты видится мне как большие ворота храма. Эти ворота постепенно открываются. Перед нами – огромное затемненное пространство, в котором ты себя чувствуешь очень маленьким, аж дыхание останавливается. И там такие есть две ноты (напевает)… Они как будто напоминают о каком-то грехе. И ты ходишь по этому храму, а грех крадется за тобой и мучает тебя, и так, и сяк подбирается – та-рам… та-рам.. Закрываешь глаза - а он все равно тут: та-рам… Как страшное мучение, угрызение совести. Но этот образ очень помогает играть. Эти две ноты – та-рам! – я их жду, я их каждый рад по-другому играю.
 

- Вы так замечательно рассказываете! У вас никогда не было желания во время концертов что-то рассказывать публике?

- Мне кажется, это было бы уже лишнее. Если все рассказывать, то тоже не интересно. Кроме того, иногда истории появляются во время игры. Я расскажу одну историю перед концертом – а вдруг во время игры появится другая история?

- А вашей дочке вы рассказываете сказки?

- Ну, еще как! Каждый день! И читаю, и сама сказки придумываю. Это очень важное занятие у нас.

- И на каком языке?

- На русском. Она с дедушкой и бабушкой говорит по-румынски, с папой – по-немецки, а со мной - по-русски.

- Патриция, вы сыграли более пятидесяти премьер новых сочинений. Зачем вы это делаете? Ведь новая музыка очень сложна для исполнителя, ее надо учить с нуля, она проблематична и непривычна для слушателя. Организаторы концертов ее побаиваются.

- Новая музыка – это мой воздух, я этим живу! Если бы я не играла современную музыку, я бы умерла, наверное. Во-первых, это всегда очень интересно: открываешь ноты – и не знаешь, что же там. И никто не знает! Даже сам композитор иногда не очень знает, что же его ожидает. И музыка появляется на свет, как ребенок. В этой новой музыке, в чуде ее появления – целая вселенная, весь мир. Не интересоваться новой музыкой – значит, жить вне своего времени и не знать, что происходит на свете.

- Ваши родители – музыканты, специализирующиеся в области народной музыки. Отец играет на цитре, он – народный артист Молдавии. Что для вас фольклор, народная традиция?

- Этот элемент для меня очень ясен, я его сразу чувствую. Я вообще стараюсь музыку упрощать, а фольклорная музыка – это переживание какого-то простого, но глубоко человеческого чувства. При этом она не менее интеллектуальна, чем классика, особенно если подумать об индийской раге или, скажем, о болгарской музыке: вы попробуйте сыграть 11/8 или 17/8! Очень важным моментом в моей биографии была запись диска вместе с родителями. Мой папа – это такой виртуоз, такой музыкант и артист! Я очень многому у него научилась.