Вы здесь
Расходный материал
Вспоминая лето 2014 года, перед моими глазами встаёт картина из двух десятков людей, с которыми я провёл большую часть своей жизни.
Это люди, которых обычно принято называть дворовыми друзьями: со многими я имел лишь поверхностные связи, а многих знал, как себя. В течение следующих полутора лет каждый из них будет исчезать, словно тень, из моей памяти, погибая на фронте за любовь к «Новороссии», либо «умирая» ментально в силу расхождений во взглядах на жизнь.
И всё же здесь я хотел бы рассказать о том, как всё начиналось и чем всё закончилось для каждого из этих двадцати человек, населявших ранее один из макеевских домов.
Пожалуй, я один из «счастливчиков», кому повезло потерять почти всех своих бывших знакомых, так как в моём случае на фронт со стороны «ДНР» действительно ушло почти всё мужское население нашей девятиэтажки. Но о пропаганде вначале даже речи не шло. В какой-то степени произошедшее в один из летних вечеров для меня до сих пор остаётся загадкой: почему эти люди вдруг решили взять в руки оружие и идти меня «защищать».
Я помню, это был один из вечеров августа 2014-го: мы стояли за столиком около одного из макеевских подъездов, играя в шахматы, тогда как вокруг уже раздавались залпы тяжёлых орудий, и был захвачен Донецк. К тому времени я знал, что большинство моих знакомых так или иначе поддерживают «ДНР», но многие из них всё ещё продолжали работать, и до сегодняшнего дня и не думали вступать в ряды «ополчения». В тот вечер шахматную партию я играл со своим другом детства, и вокруг нас стояло ещё около 5-7 человек, как обычно, ждавших своей очереди. Как вдруг к столику подошёл ещё один мой знакомый и выдернул друга просто посреди партии, отведя на пару минут в сторонку. Когда тот вернулся, помню, я спросил, в чём там дело, на что получил невнятный ответ с какой-то рассеянной улыбкой: «Надо идти». Так как друг мой продолжал партию и никуда не уходил, я поинтересовался, кому и куда, собственно, надо, на что из-за спины услышал ответ – «Да Лёха тут полдома завтра ведёт в «ополчение».
Оказалось, что большая часть стоявших вокруг людей, включая друга, уже записались в какие-то «казачьи полки» и уже завтра на рассвете должны были выдвинуться на базу для тренировок с последующей переброской на фронт. В течение следующего получаса, пока мы играли, я попытался максимально аккуратно расспросить Лёху, куда же он всё-таки собрался и, главное, зачем, так как он никогда не был «идейным», и по всему было видно, что он явно волнуется из-за такого решения. Оказалось, что он неделю как лишился работы (шеф переехал в Киев из-за сильных обстрелов, закрыв предприятие) и больше не может «впустую бродить по району и ждать, пока на голову приземлится снаряд».
У стоявших вокруг была примерно такая же история с той только разницей, что многие из них, как бы это сказать помягче, нуждались в «траве» или водке, злоупотребляя либо одним, либо другим, зачастую совмещая два компонента. И хотя в «ополчении» на тот момент не платили, но с дармовой выпивкой, едой и, главное, занятым временем проблем не было – поэтому уже к следующему утру часть этих вчерашних слесарей-шахматистов стояли в папахах с жёлтыми крестами наверху. Тут же выяснилось и ещё одно обстоятельство, а именно: сам я не просто не иду вместе с ними «защищать Донбасс», оказавшись «белой вороной» среди «солдат удачи». Но мне никто этого ещё и не собирался предлагать, тогда как все будущие «ополченцы» уже неделю обсуждали между собой пути ухода на фронт. Конечно, к тому моменту я нередко высказывался в пользу Украины в этом конфликте, так как и подумать не мог, что «кухонные» разговоры перерастут в реальный взвод «казаков» из моих бывших друзей и знакомых.
Но в тот вечер мне было наплевать. После партии я уже сам отошёл с другом в сторону и решил поговорить с ним что называется «по душам». Помню, как он нервно закурил сигарету и сказал, что больше всего переживает о матери, которая уже неделю плачет ночами, а ещё не знает, сможет ли он кого-то убить в реальном бою. Я снова спросил, неужели нет других вариантов, даже предложил занять ему немного денег, хотя сам стоял на одной социальной лестнице с ним, лишь недавно устроившись грузчиком. На что он ответил, что уже всё решил и «пацаны не поймут, если я откажусь».
Так на фронт выдвинулась первая дюжина моих знакомых.
Остальные уходили со временем: в сентябре, октябре и ноябре, в зависимости от частоты закрытия предприятий и шахт и начала финансирования «ополчения». Иными словами, первоначальные мотивы ухода всех этих людей в принципе не были связаны с пропагандой или защитой «святой Руси»: это были местные маргиналы, и до войны ведшие образ жизни «на грани», а потому, не имея особых патриотических чувств, они и с началом конфликта не почувствовали особых изменений в своём образе жизни и попали в понятную для себя среду с такими же, как они.
Всё изменилось уже к декабрю: некоторые из моих вчерашних партнёров по шахматным партиям благополучно остались лежать на полях Донбасса, либо в руинах аэропорта, тогда как выжившие стали другими людьми. Друг, ещё недавно нервно покуривавший сигарету и переживавший о маме, теперь без труда крутил длинный армейский нож у себя между пальцами и рассказывал, как героически «громил фашистов». Рассказы остальных были куда печальней: некоторые хвастались пытками захваченных в боях «правосеков», которым «ломаешь ноги, а они всё равно молчат»; другие рассказывали о разорванных на куски наших общих вчерашних знакомых под Иловайском.
Пару человек просто молчали, не произнося ни единого слова, хотя это были всё те же 25-летние, ещё вчера – весёлые парни, теперь больше походившие на угрюмых стариков. И с каждым месяцем таких случайных встреч в районе становилось всё меньше и меньше, пока, в конечном итоге, я не перестал видеть этих людей вообще.
В заключение – небольшой статистический обзор. Как я уже говорил, в «ополчение» ушло два десятка известных мне людей. Перечислять их имена сейчас не имеет смысла, так как знаю их только я, а все выжившие и без того уже давно висят на сайте «Миротворец». Однако если каждому присвоить порядковый номер от 1 до 20, то судьба их выглядит следующим образом: первые восемь погибли, 9-16 уволились либо дезертировали из рядов «ДНР», спившись либо найдя себя в качестве грузчиков или строителей, 17-20 продолжают служить, переведясь из «армейских» структур в «МВД ДНР» или органы «прокуратуры».
Тот шахматный вечер, по сути, для многих стал последним нормальным вечером в их собственной жизни. И теперь, встречая изредка людей из списка 9-16, я не перестаю удивляться, как они до сих пор продолжают клянчить у меня «двадцатку» на пиво, будто в их жизни ничего этого не было.
И они застряли на августе 2014-го, на старой дворовой скамье.