Путинский этап в России завершается. Чего ждать дальше?

Падение цен на нефть, совпавшее по времени с экономическим кризисом в России, заставило многих задуматься, что эпоха контрреформации, наступившая после прихода Владимира Путина на президентский пост, приближается к концу. У подобных ожиданий есть несколько оснований.

Первое из них — глубина кризиса, который стал самым серьезным для российской экономики со времен завершения глобальной рецессии семилетней давности. По итогам 2015 года спад ВВП составил 3,7%. Еще более высокими оказались темпы падения реальных располагаемых доходов населения (минус 4%), оборота розничной торговли (минус 9,5%) и реальных заработных плат (минус 10%). Экономический спад происходил на фоне двузначной инфляции (12,9%) и обвальной девальвации рубля, среднегодовой курс которого снизился с 44,5 USD/RUR в 2014 году до 64,6 USD/RUR в 2015-м. Результатом стал рост числа лиц, живущих за чертой бедности, на 3,1 млн человек — до 19,3 млн, что стало максимальным уровнем с 2006 года.

Столь сильный кризис не может не возыметь политических последствий. Это наглядно показал опыт кризиса 2009 года, который был не в пример мягче нынешнего: в тот год, несмотря на самый глубокий спад ВВП среди всех стран «Большой двадцатки» (минус 7,8%), реальные располагаемые доходы населения выросли на 3%. Финансовые ресурсы, накопленные в середине «нулевых» в Резервном фонде и Фонде национального благосостояния, позволили тогда властям относительно безболезненно пройти период кризиса.

Однако им не удалось избежать социальных протестов, которые в течение двух посткризисных лет прокатились по регионам. Крупнейшим из них стала оппозиционная акция 30 января 2010 года в Калининграде, на которую собралось 12 тысяч человек — 3% населения города. Эти протесты предвосхитили многотысячные акции оппозиции в Москве и Санкт-Петербурге 2011–2012 гг., триггером которых, впрочем, стали не социальные, а политические причины — фальсификации на думских и президентских выборах.

О приближении конца путинской эпохи также свидетельствует разворачивающийся бюджетный кризис, который пока что охватил преимущественно регионы. Если по итогам 2012 года совокупный дефицит бюджетов субъектов РФ составлял 221 млрд руб., то к концу 2013-го он вырос до 600 млрд руб., а еще год спустя — до 1863 млрд руб. Из-за падения нефтяных котировок бюджетный кризис вышел на федеральный уровень, вследствие чего и в прошлом году, и в нынешнем правительство было вынуждено прибегнуть к секвестру.

Однако секвестр — не самая эффективная мера для преодоления бюджетной разбалансировки. Стабилизировать государственные финансы можно лишь за счет кардинального пересмотра бюджетных приоритетов. В период между 2007 и 2014 годом исполненные расходы федеральной казны выросли с 6 до 14,8 трлн руб. Большая часть прироста пришлась на такие статьи расходов, как национальная экономика (с 730 млрд до 3,1 трлн руб.), национальная оборона (с 840 млрд до 2,5 трлн руб.) и национальная безопасность и правоохранительная деятельность (с 675 млрд до 2,1 трлн руб.).

Поскольку высокие расходы на армию, правоохранительные структуры и госкомпании являются предметом консенсуса среди представителей политической элиты, их урезание выглядит сегодня нереалистичным. Но здесь важно вспомнить опыт двух предыдущих бюджетных кризисов, которые приводили к серьезным политическим сдвигам. Так, бюджетно-долговой кризис времен поздней перестройки стал триггером слома социалистической системы, пусть даже в основе ее краха лежала ригидность институтов, сформированных на рубеже 1920-х и 1930-х годов.

В свою очередь, дефолт 1998 года в глазах уставших от нестабильности россиян оказался символом неэффективности демократических институтов, следствием чего стало их последовательное сворачивание в 2000-е годы. В этой связи с определенной долей уверенности можно прогнозировать, что надвигающийся бюджетный кризис рано или поздно приведет к снижению поддержки действующих властей, которые на протяжении последних 15 лет пожинали плоды роста благосостояния, достигнутого в результате реформ 1990-х.

Наконец, еще одним знаком, что приближается слом эпох, является вооруженный конфликт на Донбассе, который привел к вводу санкций в отношении РФ со стороны США и ЕС.

Войны в российской истории не единожды подытоживали собой периоды политических заморозков, будь то вторжение в Афганистан, произошедшее на излете брежневского «застоя», русско-японская война, увенчавшая собой контрреформы, начатые еще при Александре III, или Крымская война, в которую Россия втянулась на излете эры Николая I. Вполне вероятно, что такое же историческое значение получит и необъявленная российско-украинская война, унесшая жизни нескольких тысяч человек по обе линии фронта.

Даже если в ближайшее время конфликт на Донбассе будет полностью урегулирован, с России вряд ли будут сняты санкции. Причина тому — недоверие мировых лидеров к президенту Владимиру Путину, который зарекомендовал себя абсолютно непредсказуемым политиком, готовым не только поступаться международными нормами, но и начинать внешнеполитические операции без согласования с ключевыми зарубежными игроками, как это произошло в случае сирийской военной кампании.

Груз бюджетного и экономического кризиса, усиленный международными санкциями, которые оставили Россию в изоляции и лишили государственных и корпоративных заемщиков доступа к международным рынкам капитала, рано или поздно приведет к кардинальным политическим сдвигам, а потому либерализация станет неизбежной. Вопрос лишь в том, окажется ли путинская контрреформация последней в российской истории.

По своей сути, эпоха Путина — это политическая реакция, которая пришла на смену эпохе либеральных реформ горбачевской перестройки и десятилетия ельцинских преобразований. Точно так же в СССР на смену НЭПу пришла сталинская коллективизация и Великий террор, а на смену хрущевской оттепели — брежневский застой. Та же картина наблюдалась и в Российской империи, где вслед за реформами Александра I последовала политика аракчеевщины и мрачное тридцатилетие Николая I, а за преобразованиями Александра II — контрреформы Александра III. Сможет ли Россия вырваться из этой спирали на новом этапе реформ, будет зависеть от того, станет ли она консолидированной демократией после краха старого режима.

Окажется ли успешной новая попытка демократического транзита, будет зависеть от нескольких факторов. Во-первых, от того, насколько быстро состоится переход к экономическому росту. В 1990-е годы добиться его было достаточно сложно: экономика не могла выйти на траекторию устойчивого роста до тех пор, пока не был завершен переток рабочей силы из секторов, которые производили не востребованные в условиях рынка товары и услуги, в сектора, на продукцию которых существовал рыночный спрос. На это ушло целых восемь лет, из-за чего плодами преобразований воспользовались политики, для которых ценности демократии не играли первостепенной роли.

В современных условиях достичь экономического роста можно гораздо быстрее: строить рыночные институты с нуля уже не надо, нужно просто приватизировать госсектор.

Его непомерное разрастание и стало главной причиной торможения российской экономики, начавшегося еще до введения санкций США и ЕС. Добиться их отмены также важно для восстановления экономического роста, который будет невозможен без получения российскими компаниями доступа к международному рынку капитала.

Однако вопрос снятия санкций будет с неизбежностью включен в более широкий контекст — интеграции России в структуры западного мира. В условиях сегодняшней конфронтации такая интеграция кажется фантастикой, однако не более реалистично в 1941 году выглядел политический союз Германии и США. После Второй мировой войны такой союз оказался возможен — не в последнюю очередь благодаря начавшейся конфронтации между США и СССР, который сменил Германию в качестве главного антагониста Запада. Включение ФРГ в состав интеграционных структур, созданных США, потребовалось Западу, чтобы сдерживать советское влияние в Европе.

Примерно такую же роль для современной России может сыграть Китай, который после окончания путинской эры с неизбежностью станет главным противовесом США на международной арене, пусть даже сегодня руководство КНР стремится избежать какой-либо конфронтации с Западом. В будущем США и ЕС будет выгодно хотя бы частичное включение России в структуры западного мира: это позволит сдержать невоенную экспансию Китая в Азии и на постсоветском пространстве. А это, в свою очередь, будет склонять Запад к решению снять с России санкций.

Наконец, заключительная дилемма будущего поставторитарного перехода — вопрос отделения республик Северного Кавказа, лояльность которых Кремль пока сохраняет благодаря многомиллиардным субсидиям. Точно так же, как на рубеже 1980-х и 1990-х годов, будущий острый бюджетный кризис с неизбежностью приведет к сепаратизму национальных окраин. И здесь перед Россией вновь встанет развилка: либо согласиться на отделение этнически и культурно чуждых республик, либо попытаться силовым образом удержать их. Хочется верить, что будет избран первый вариант, — в противном случае будет сложно избежать третьей Чеченской войны, которая, как и первая и вторая кампании, погребет под собой еще не родившуюся российскую демократию.

В общем, нас ждут интересные годы, о которых затем напишут в учебниках истории.

Кирилл Родионов