Вы здесь
В растущем конфликте с действительностью, режим тупо идет прежним курсом, хотя лавров, кажется, уже не ждет
Символом нынешнего нашего политического цикла, отсчет которого пошел ровно год назад, с президентского голосования 18 марта 2018-го, является история девочки Таси из Псковской области. Тася написала Путину, прося материально помочь ее маленькой семье, но, вместо ожидаемого счастья, огребла неприятности.
Показ публике девочки, которая просит подарок у президента, давно стал одним из любимых шаблонов нашей госпропаганды. В телевизоре очередная девочка всегда получала желаемое. Повторов не стеснялись. Удивительно ли, что в итоге сюжет зажил собственной жизнью?
С одной стороны, на всех девочек мини-тракторов не напасешься. А с другой, сама заезженность зачина этой малозначительной истории в сочетании с нестандартным продолжением сделала ее новостью национального масштаба. И только сейчас мы видим запоздалые попытки взять проигрышную ситуацию под контроль — с привлечением псковского губернатора, Следственного комитета России и президентского пресс-секретаря.
Первый год нынешнего путинского срока весь такой. Давно знакомые и даже стандартные действия осуществляются словно бы в автоматическом режиме, однако, в отличие от прошлого, загоняют наше руководство — а вместе с ним, надо заметить, и страну — в один тупик за другим.
Фонд «Либеральная миссия» только что опубликовал довольно мрачный доклад о прошедшем годе, выразительно названный «Крепость врастает в землю»: «Стратегию можно определить как „окапывание“ — подготовку к длительному противостоянию внешним и внутренним вызовам…» Соглашаясь с этим, добавлю, что «окапывание» режима осуществляется им довольно хаотически — в порядке приспособления к разнообразным неудачам и сюрпризам, с которыми он раз за разом сталкивается, пытаясь «решать проблемы» привычными для себя способами.
Взять так называемые инциденты года — «скрипалевский» и «керченский». При всем их отличии, они схожи тем, что российские спецслужбы в обоих случаях не совершили ничего такого, чего не делали раньше. Но в мировом климате 2018-го это породило две санкционных волны, первая из которых была, возможно, самой серьезной за всю посткрымскую пятилетку. Наш режим определенно этого не ждал и ничем, кроме «окапывания», т. е. дальнейшего ухода в изоляционизм, ответить не сумел.
Или вот пенсионный переворот. Никакой неотложной материальной потребности в нем не было. Но Путин дал ему ход, ошибочно считая начало президентского цикла удобным временем для старта, — и сразу же стал невольником этой реформы.
У него заведомо не было механизмов, чтобы сделать ее более разумной или хотя бы убедить россиян, что она им нужна. Ведь пропагандистская машина превратилась в дорогостоящий реликт прошлого. Она даже не пытается притвориться правдивой и просто игнорируется людьми, как только речь заходит об их житейских интересах. Пришлось смириться и с тем, что установочные речи самого Путина с перечислением небольших материальных поблажек начали восприниматься массами как часть повседневного пропагандистского потока и вместе с ним перестали оказывать эффект. Это обнаружилось в августе и подтвердилось в феврале.
Поэтому применительно к пенсионной реформе и ко всем прочим «непопулярным мерам» первого года шестилетки вопрос состоял не в том, чтобы сделать их убедительными для широких масс, а только в том, чтобы не допустить выхода людей на улицы. Усиление репрессивности режима — знак того, что прочие инструменты воздействия уже не работают. Время от времени их пробуют пустить в ход, но ничего не выходит.
Трагикомичный закон о защите номенклатуры от «неприличных» о ней отзывов — это, помимо прочего, и признание высшей властью собственной неспособности придать правящему классу благообразный вид. Многолетняя дрессура этого класса режимом привела к тому, что открытая неприязнь к народу стала единственной отдушиной для привилегированных слоев. Вождь бессилен перед этим фактом. Поэтому ему приходится исходить из того, что ответная нелюбовь низов к верхам будет только расти и готовить кары для обидчиков.
На других участках то же самое. Путин стал пленником путинизма — построенной им системы, которая долгое время выглядела успешной.
Проводимая им с первых дней правления централизация власти и шлифовка властной вертикали естественным порядком привели к массовому насаждению в регионах и городах казенных назначенцев. С особой энергией этот процесс шел в 2016-м и 2017-м. А в 2018-м количество, наконец, перешло в качество. Сентябрьские выборы прошлого года стали самым крупным кризисом вертикали за последние полтора десятка лет. Даже близкие к властям эксперты осторожно сообщают, что в половине случаев варяги-«технократы» только ухудшают положение в местах своей дислокации. Но, несмотря на некоторые зигзаги, режим и тут идет прежним курсом, хотя лавров, кажется, уже не ждет.
Продолжать старые игры, даже бессмысленные и проигрышные, — таков универсальный подход к всем ситуациям.
Каких очков можно ждать от дальнейшей поддержки Асада или, допустим, Мадуро? Никаких. Но их поддерживают.
Была давняя и живучая иллюзия, будто присоединить Белоруссию — это, во-первых, чрезвычайно выигрышная акция, а во-вторых, задача технически несложная. Вроде бы за последние месяцы и стало ясно, что единственный реальный способ обрести Белоруссию — это то, что в бизнесе называют недружественным поглощением, со всеми его проигрышными эффектами. Но признаков торможения как-то не видно. Пусть даже прямодушный посол Москвы Михаил Бабич публично шельмуется и бойкотируется в дружественной стране.
А к чему исступленная кампания против Петра Порошенко? Почему так невероятно важно, чтобы он перестал быть украинским президентом? А нипочему. Логики тут немного, а понимания соседнего государства — еще меньше.
Первый год нынешнего своего президентского цикла Владимир Путин правил в качестве пленника собственного политического наследства. Это не значит, что не было перемен. Их хватало. Ведь это наследство в растущем конфликте с действительностью. Ради его сохранения приходится многим жертвовать. В первую очередь, интересами страны.