Кто контролирует историю сталинских репрессий?

Должны ли архивы сталинских органов безопасности стать общедоступными? А если они остаются закрытыми для доступа, что это говорит о тех, кто контролирует изложение российской истории? Как, по вашему мнению, Россия должна относиться к истории Советского Союза ?

Эти темы поднимаются в статье, которую вы можете прочитать ниже.

Мы хотим перевести на английский язык и опубликовать ваши комментарии к этой статье и по этой теме в газете «Нью-Йорк Таймс» и на нашем сайте www.nytimes.com .

Мы хотим обратить ваше внимание на следующее: наша газета постоянно пишет о скрытности администрации президента Буша. На протяжении всей истории нашей газеты мы писали об атмосфере секретности в правительстве США, тем самым придавая гласности множество скандальных происшествий, от опубликования секретного доклада Пентагона времен войны во Вьетнаме и до секретной программы администрации Буша по прослушиванию телефонов.

Но если ваша реакция сводится только к восклицанию: «Ну, в Америке ничуть не лучше!», то, честно говоря, это будет просто неинтересно американским читателям. Поэтому, пожалуйста, делитесь с американским читателем тем, что вы думаете о сегодняшней России.

И еще одна деталь: пожалуйста не забывайте, что эти статьи пишут американские журналисты для американских читателей. Поэтому пусть вас не удивляет, то, что вам может показаться избыточной информацией.

* * *

Клиффорд Леви (CLIFFORD J. LEVY)

Томск – Годами земля в этом сибирском городе выдавала свои тайны: клочок одежды, кусок человеческой кости, череп с пулевым отверстием. Зная об этом, историк Борис П. Тренин обратился к властям: не позволят ли ему изучить секретные архивы с тем, чтобы получить подтверждение, что это место когда-то было массовым захоронением жертв сталинских репрессий? Могут ли ему помочь поведать историю тысяч невинных людей, которые, как рассказывают, свозились на телегах из тюрьмы в овраг, получали пулю в голову и сбрасывались вниз?

Борис Тренин получил отказ и понял то, что уже усвоили многие российские историки. При Путине отношение к прошлому страны изменилось. Архивы, которые разыскивал Тренин, в Томске хранятся на четвертом этаже одного здания в коробках с печатью «КГБ СССР», и они останутся запечатанными.

При Путине Кремль часто стремился оказывать такое же влияние на отображение истории, как и на управление страной. Стараясь восстановить авторитет страны, президент Путин и другие представители власти подогревали национализм, прославлявший триумфы Советского времени, одновременно преуменьшая, а порой и обеляя ужасы системы.

В результате, по всей России многие архивы, содержащие документы о преследовании, расстрелах и других подобных актах, содеянных коммунистической властью, становились все менее доступными. Роль советских служб безопасности представляется особенно болезненной темой, принимая во внимание, что Путин - сам бывший агент КГБ, а в конце 1990-х годов возглавлял ФСБ, преемника КГБ.

Для историков, таких как Тренин, закрытие этих архивов отражает другую более значительную истину. Страна, говорят они, не сделала попытки бороться с пороками коммунизма, Россия не встала, подобно другим странам, после падения режимов на путь установления истины и примирения, как это сделала, например, Южная Африка.

Безусловно, тому было много причин. Одна из них в том, что в 1990-е годы Россия переживала болезненные экономические потрясения, и люди были заняты просто выживанием. Однако теперь, когда страна процветает, Кремль, если и движется, то, скорее, в противоположном направлении, похоже, проявляя враждебность ко всем, кто пытается изучать мрачные аспекты советского правления, как будто попытки умалить авторитет Советов могут дискредитировать и сегодняшнее руководство.

«Они говорят, Россия встала с колен и именно поэтому мы должны гордиться своим прошлым», – говорит Борис Тренин. «Тема сталинских репрессий суровая, мрачная и отнюдь не героичная. Вот поэтому ее надо потихонечку убрать в сторону. Они говорят: «чем меньше мы знаем, тем нам спокойней живется».

То, что мы услышали от Тренина, как эхо повторялось в десятке с лишним интервью с историками из разных концов России. Все, без исключения, подтвердили, что в 1990-е годы они имели гораздо более широкий доступ к архивам КГБ и других силовых ведомств. При Путине, говорят они, эти архивы обычно недосягаемы. Владимир Путин, два срока пробывший на посту президента, теперь (после того как в мае ввел в должность в качестве преемника своего протеже Дмитрия Медведева) занимает пост премьер-министра.

Сотрудники архивов спецслужб, которые теперь преимущественно контролируются ФСБ и МВД, обычно отказывают историкам в доступе, ссылаясь на необходимость сохранения государственной тайны и защиты конфиденциальности частной информации. (Хотя, когда речь идет о документах сталинских времен, большинство упоминаемых в них давно умерли).

Руководитель архивов ФСБ в Москве Василий Христофоров заявил, что все документы, относящиеся к средствам и методам оперативно-следственной работы, никогда не будут рассекречены.

Эти трудности с доступом к архивам не только стали помехой в изучении 1930-х годов правления Сталина, когда миллионы были казнены или погибли в лагерях. Они еще лишили историков возможности лучше понять другие стороны преследований в советские времена, такие как травля и депортация диссидентов, продолжавшиеся вплоть до 1980-х годов.

Порой, эта ситуация обостряет напряженность между Россией и ее соседями. Кремль, например, недавно отказал Польше в выдаче документов времен Второй мировой войны, касающихся уничтожения 22 тысяч польских офицеров в лесу Катыни. Долгие десятилетия Советский Союз обвинял нацистов в этих убийствах. Михаил Горбачев был первым советским руководителем, признавшим, что это было делом рук советских спецслужб.

Эти ограничения мешают и российским гражданам в поисках истины о своих родственниках.

В 1937 году, на пике сталинских чисток, человек по имени Чеслав Ясинский был обвинен в контрреволюционной деятельности и в ходе массовой акции расстрелян в Томске. В течение многих лет его жене сообщали, что он жив и валит лес где-то в Гулаге, а она продолжала отправлять ему продуктовые посылки. Позже она получила письмо, удостоверяющее (ложно), что ее муж умер от сердечного приступа.

Семьдесят лет спустя его правнук Юрий Культамаков попытался найти досье Ясинского в ФСБ в надежде получить информацию, которая бы примирила его с сибирским прошлым его семьи.

Создавая препоны историкам, государство в тоже время утверждает, что делает исключение для частных лиц и предоставляет доступ к досье на их родственников в архивах спецслужб. Однако, как пришлось убедиться Юрию Культамакову, эта политика не столь открыта, как может показаться. В ФСБ ему предложили для ознакомления сильно отредактированное досье, из которого было изъято множество страниц. Как говорят чиновники, они придерживаются политики сохранения в тайне документов, содержащих имена любых других людей, включая тех, кто осуществлял преследование или был доносчиком.

«Я хотел знать все, а получил очень немного», - сказал Юрий

Здесь в Томске, почти в трех тысячах километрах к востоку от Москвы, Бориса Тренина давно интересовал район, исстари называвшийся Каштак.

Когда-то это была пустошь с глубоким оврагом, но в последние десятилетия город постепенно засыпал его, проростая новыми домами на его месте. Однако слухи о массовых захоронениях на этом месте продолжали циркулировать, и в 1989 году, еще до распада Советского Союза, Борис Тренин и его коллега Василий Ханевич провели на Каштаке небольшие, никем не санкционированные раскопки и нашли два черепа с пулевыми отверстиями в них.

Как и у многих жителей Сибири, у 62-летнего Тренина и 52-х летнего Ханевича были и свои личные причины для скорби, связанные со сталинским режимом. Семья Тренина была выслана в эти края, а оба деда Ханевича были расстреляны.

В течение 1990-х годов, когда на Каштаке велось строительство жилых домов, рабочие постоянно находили в земле останки людей. Иногда местные жители натыкались на человеческие кости, копаясь у себя в огородах.

В конце 1990-х, рассказывает Тренин, некоторые офицеры КГБ, ушедшие в отставку, признавали то, что там происходило. По их словам, во время чисток 1930-х, дважды в неделю проводились казни, а тела сбрасывались в овраг.

Настал момент, когда Борис Тренин счел, что он накопил достаточно информации, чтобы иметь основание просить доступ к секретным документам. Он обратился к властям за разрешением провести полномасштабное расследование событий, произошедших на этом месте, и установить мемориал.

Слишком поздно: к этому времени Владимир Путин уже стал президентом. ФСБ отказала в доступе к документам, и последующие встречи в 2002 и 2003 годах с городскими чиновниками, имеющими тесные связи с спецслужбами, тоже не помогли ему осуществить свои намерения.

Он демонстрировал «абсолютное отсутствие интереса», рассказывал Тренин об одном из чиновников городской администрации, бывшем офицере КГБ. Казалось он говорил: «Да, это было, что-то там было, но нам не надо в этом разбираться».

Бывший офицер КГБ, Александр А. Мельников, ныне заместитель мэра города, сказал в интервью, что Каштак скрывает следы огромной трагедии, но она глубоко изучена. Он также выразил удивление, услышав о трудностях, с которыми столкнулся Тренин.

«Сегодня нет проблем доступа к архивам тех времен. Никаких проблем, - сказал Мельников. - Если у них возникли проблемы, они могли бы обратиться ко мне, и я окажу им всяческое содействие, чтобы они получили доступ к тем материалам, которые их интересуют».

Услышав о реакции Мельникова., Тренин вздохнул: «Это абсурд!», – сказал он.

«В течение многих десятилетий эта история хранилась в секрете, тщательно хранилась и даже сегодня она остается секретом», - сказал Тренин.

Тренин и Ханевич – активные члены правозащитного общества «Мемориал». Они содержат музей, посвященный 23 тысячам людей убитых в Томске при Сталине. Музей располагается в бывшей тюрьме НКВД, тайной полиции Сталина.

Экспонаты выставлены в мрачной тесноте небольших камер, где пытали людей и набивали по 20 человек в одну камеру. Но о Каштаке здесь мало. Тренин считает, что там было казнено более 15 тысяч человек, но без доступа к документам, невозможно говорить наверняка.

Несколько лет назад власти, наконец, воздвигли на Каштаке большой крест в качестве мемориала. Но стоит он в безлюдном месте над крупной транспортной магистралью, и к нему редко приходят люди.

Тренин и другие историки подчеркивают, что архивы спецслужб не были распахнуты и в 1990-е годы. Они говорят, что власть нужно было убеждать, чтобы получить к ним доступ, но тогда царил дух сотрудничества, которого больше нет.

Архивы сталинской тайной полиции стали очень болезненной темой в связи с подъемом движения, стремящегося сотворить из Сталина кумира, как лидера, победившего нацистскую Германию, подстегнувшего индустриализацию и превратившего Советский Союз в сверхдержаву.

В прошлом году Кремль представлял новое пособие для учителей старших классов, в котором Сталина характеризовали как «одного из наиболее успешных лидеров СССР», в то же время описывая «жестокую эксплуатацию» населения. Владимир Путин и сам признал потери, понесенные при Сталине, но добавил, что русских людей не нужно заставлять стыдиться этого.

«Да, у нас были страшные страницы в истории, давайте вспомним события, начиная с 1937 года, - сказал Путин на встрече, где представляли это учебное пособие. - Давайте не будем забывать об этом».

«Но и в других странах тоже было не менее, пострашнее еще было. Во всяком случае, мы не применяли ядерного оружия против гражданского населения. Мы не поливали химикатами тысячи километров и не сбрасывали на маленькую страну в семь раз больше бомб, чем за всю Великую Отечественную, как это было во Вьетнаме».

В интервью сотрудники ФСБ и других силовых структур сообщили, что на самом деле большое количество документов уже рассекречено. На вопрос относительно жалоб со стороны историков, ответственный сотрудник ФСБ Олег К. Матвеев, работающий с архивами ведомства, сказал, что есть люди, желающие представлять советский строй только в негативном свете.

«Отказаться, подвести черту под августом 1991 года и сказать, что это все было черное, а вот теперь наступило белое, как это было в других странах, регионах, как в бывших республиках Советского Союза поступили. У нас такого нет, - сказал г-н Матвеев. – Мы все-таки как-то более бережно относимся к нашему прошлому».

Г-н Матвеев подчеркнул насущную важность защиты ФСБ частной информации упоминаемых в досье лиц.

Это довольно своеобразная трактовка личной тайны. ФСБ не сохраняет в секрете имена, она, например, предоставила правозащитникам списки преследуемых, которые затем были опубликованы в так называемых книгах памяти. Однако она не дает допуска к документам, тем самым препятствуя попыткам историков получить представление о системе работы спецслужб.

ФСБ обещает, что большое количество документов, 75-летний срок секретности которых истекает, будет рассекречен. Но историки утверждают, что это правило очень часто не соблюдается, кроме того, по их мнению, ФСБ предпочитает открывать те документы, которые не представляют спецслужбы в негативном свете.

Известный историк Сергей Красильников из Новосибирского государственного университета говорит, что чиновники обычно ссылаются на закон о личной тайне и другие акты, чтобы закрыть доступ к документам. Но это ничто иное как уловка.

«Был получен заказ реабилитировать и российскую и советскую государственность во все эпохи и во все времена правления всех царей или генеральных секретарей, - говорит Красильников. - С этим связано ограничение доступа к архивам, потому что архивы позволяют показать глубже механизмы власти, механизмы принятия решений, последствия принятия этих решений, которые очень часто были трагическими для общества».

Не имея возможности получить документы из архивов силовых ведомств, Тренин и Ханевич собирают сведения у родственников и исследователей, которым были доступны документы в 1990-е годы. Они также ищут и по крохам собирают информацию в других, более открытых архивах советских времен, где хранятся документы, относящиеся к хозяйственной деятельности или местным партийным и административным органам.

Иногда они впадают в уныние, когда, например, читают результаты опросов, в соответствии с которыми многие молодые люди верят в то, что Сталин «сделал больше хорошего, чем дурного». Но есть и кое-что, вселяющее надежду.

Ханевич убедил органы внутренних дел включить посещение его музея в программу обучения их сотрудников. На днях группа из пятнадцати молодых юристов и следователей пришли в музей. Многие были явно взволнованы увиденным и признались, что не предполагали таких масштабов массовых убийств.

«Это люди в погонах, которые должны выполнять приказы. Но не всегда эти приказы бывают гуманными, не всегда они бывают человечными, а зачастую бывают и преступными, - сказал Ханевич. - Так вот они должны подумать, а стоит ли эти приказы выполнять? Да, они могут свои погоны потерять, но они останутся людьми, сохранят человеческое достоинство».