Вы здесь
Если бы в 90-е правил не Ельцин, а Путин?
Статья Максима Миронова, выставленная в «Эхо Москвы», произвела двоякое впечатление.
С одной стороны, она весьма убедительно и емко повествует о том, почему народ любит Путина и не любит либералов. Основная мысль, подтвержденная хорошей подборкой фактов, в том, что реформаторы и власть 90-х полностью забыли о «широких народных», не смазав по линии социалки. О чем позаботился Путин – потому он и обеспечил себе неисчерпаемую благодарность и карт-бланш сидеть в Кремле до гробовой доски. Бессилие же либералов объясняется тем, что в своей альтернативе они воспроизводят ту же триаду – Свобода, Демократия, Рынок, в которой нет ни предложений, ни убедительных слов на счет социальной защиты. Иными словами, они не дают никаких гарантий и даже обещаний, что драма 90-х не повторится.
По большому счету, глобальное стратегическое заблуждение реформаторства «лихих 90-х» было в том, что ставка делалась на абсолютно ложное мнение, будто в каждом человеке таится предприниматель, который проснется, как только дать ему в руки собственность. На этом базировались тогда тотальные раздачи ваучеров, чеков и т.п. методов распределения имущества. Однако даже по чисто психологическим качествам (характеры, воля) люди далеко не все стремятся к бизнесу и годятся для этого. Тем более, в стране с многовековым опытом крепостничества в самых разных его видах.
Другое дело, что в государствах с демократическими укладами, возникшими еще в средневековье, навыки эти были выработаны, можно сказать, принудительным образом. Конкурентный образ жизни заставил! Они вошли в культуру, стали атрибутом семейного воспитания и системы образования. В общем, накапливались опытным путем, и личностные особенности там влияют лишь на конкурентноспособность, ослабляя или повышая ее. А в стране «развитого социализма», где капитализм был отнюдь не завоеван, а спущен сверху по воле коммунистической номенклатуры, он даже в «созидательном» своем начале обречен был вылиться в беспредел и насилие самой дикой пробы. Ну а ваучеры были обречены моментально прилипнуть к одиночкам.
Поэтому, социальная защита – в том числе за счет плавного сокращения госсектора занятости – была необходима. И в этом претензия к тогдашним реформаторам. Однако, предъява эта – сугубо теоретическая. Потому что задним числом все умны. Вот только откуда было взяться столь проницательным реформаторам в том же самом «развитом социализме» - большой вопрос.
Если бы вместо Ельцина был Путин?
Однако, признавая и поддерживая выводы автора, остается ощущение недосказанности. И, как минимум, два больших вопроса. Первый – отчего на смену либеральной триаде пришла триада уваровская: Православие. Самодержавие. Народность? И второй – самый важный. А вот если вообразить, что вместо Ельцина в 90-е Россию возглавил условный Путин, который сохранил бы в силе государство и не пренебрег социалкой, не пустил приватизацию на самотек. Говоря цветастей – не выпутил бы джина дикого капитализма из бутылки, отдавая отчет тому, что в стране, не приученной к демократии исторически, свобода обернется непремекнно анархией и разбоем.
В общем, если бы 90-е не были «лихими», принял ли народ рыночные порядки? Избавился ли бы он тогда от совковости, под которой понимаю, прежде всего, бегство от ответственности.
Судить в альтернативной истории – занятие неблагодарное. Хотя бы потому, что любые аргументы приходится брать на веру. Но порассуждать можно и, возможно, даже полезно, в плане констатации и анализа известных, ставших фактами обстоятельств.
И вот на что хочу обратить внимание. Первое: откуда в Совковии возник тренд к рынку, что в западной традиции синоним «демократии»? Ибо основная версия свободы там – это экономическая независимость.
По моим впечатлениям, «поход в демократию» был советскому обществу предложен. Если не сказать – спущен сверху, навязан. Во всяком случае, он точно не был результатом борьбы, революционного настроя. Хорошо помню ощущение удивления, изумления, когда внезапно посыпались, словно град, всевозможные «можно». Это было настолько неожиданно, что люди дивились – что бы это значило? Но ТВ и Горбачев все подтверждали. И это воспринималось уже как очередные постановления ЦК, которые по инерции следовало покорно выполнять. Вспомните все эти комические сюжеты про председателей колхозов, которые открывали бордели согласно директивам сверху, поручая эти отвественные задания женам. Или жалобы бандитов в телеэфире, почему у них до сих пор никто не взял интервью.
Да, недовольное бормотание со стороны яйцеголовых или традиционная критика начальства со стороны «пролетариев» были, но градус ее, в каком-нибудь 85-м или 89-м, отнюдь не был антисоветским. То есть – антисистемным. Если он и подогревался, то на уровне элементарной бытовухи - в связи к катастрофическим дефицитом. Случись чудо – скажем, свались в тот момент какой-нибудь подарочек от американцев в виде очередного кредита или ленд линза – и социализм продолжал бы здравствовать еще и еще. В том то и печаль правды, что не «глубинный народ» свергнул его, а коммунистическое начальство, когда нечем стало кормить покорную публику. А само оно, распорядившись, что «все вокруг советское – все вокруг мое», давно уже подумывало, что неплохо бы де факто подкрепить еще и де юре.
И второе: если признать первый тезис, то возникает вопрос, почему все-же был оживляж, радость на лицах, оставшееся на всю жизнь послевкусие от «времени надеж»?
Чем больше размышляю, вспоминая атмосферу тех лет (примерно в рамках 1985-93), тем определенней вырисовывается два мотива: любопытство и иллюзия чуда. В сущности - это грани одного. Любопытство вызывал загадочный, столько десятилетий в хвост и в гриву склоняемый капитализм. А чудо – это крайне примитивное преставление о нем как о манне небесной. Увы, очень скоро выяснилось, что это совсем не так. И что для процветания нужно не просто трудиться (к этому некоторые из граждан были привычны), а еще и рисковать, всю ответственность принимая на себя. Вот к этому – второму, основная масса оказалась не готова.
По линии возражения слышу такой довод: не приняла, потому что ее кинули, разули, не допустили, обошли и т.п. Но так можно рассуждать относительно отдельного человека – Петрова-Сидорова. Если же говорить о народе, то он включает и тех разбойников, которые прихватизировали. Они ведь тоже не инопланетяне, а кровь и плоть одного народа. И их свирепая жестокость или цинизм – это тоже абсолютно объектиное порождение, отрыжка многовекового рабства, жизни, в которой не было места для чести и благородства.
За этот беспредел (и справедливо) обвинили власть Ельцина и реформаторов, которые не учли, не довели, не разъяснили и т.п. Но предположим, что довели бы (хотя где та степень, чтобы говорить об этом абсолютно утвердительно?). Что стало бы со среднестатистичеким обывателем? Он бы распорядился своей собственностью толково и расчетливо? Стал бы рачительным, предприимчивым хозяином? Или же потребовал бы от власти, в обмен на лояльность и даже – любовь, сохранения и даже увеличения госсектора и социальных гарантий?
Вопрос открытий
Короче, если бы не было психологической травмы – эхо кошмара 90-х, а был бы лишь чистый лист, на котором можно написать любые иероглифы, то какими бы они были. Свобода. Демократия. Рынок? Или? Допускаю, что не уваровская. Православие. Самодержавие. Народность. Но тогда какие?
Вариант возможной альтернативы есть. И он пользуется неплохой репутацией в «глубинном народе». Имеется ввиду – белорусский эксперимент. Этот странный гибрид общественного устройства, в котором недоношенный капитализм и социальная рента за счет сохранения значительного госсектора, возможно, предотвратили бы столь безудержное обогащение за счет него и возникновение олигархата. И смазали бы социальные контрасты.
Но в аспекте развития, роста качества жизни? Увы, состояние ни рыба, ни мясо не может продолжаться долго. Это всегда отложенная определенность. И если обществу, уколотому уже штаммом рынка, вряд ли суждено вернуться к социализму, то процесс бы все равно пошел в сторону социального расслоения. Какими темпами, какой ценой – этого нам знать пока не суждено. Но белорусский опыт подсказывает. И он отнюдь не завидный.