Вы здесь
Прощание с Родиной
Я много раз видел, как люди плакали, слушая эту песню - и я хорошо понимаю, почему.
В Минске судили просто всех подряд - в том числе и просто тех, кого похватали на улице. В суде Центрального района города Минска судили некоего Антонова С., который согласно милицейскому протоколу участвовал в несанкционированной акции и выкрикивал антигосударственные лозунги. На вопросы судьи, согласен ли он с обвинением в том, что он выкрикивал антигосударственные лозунги, подсудимый ответить не смог. Он оказался глухонемым.
За последние десять лет после того, как я уехал из Минска, я жил в Англии, жил в Норвегии, жил в России. Сейчас, когда я прошлом году вновь переехал в Москву, меня не покидает ощущение, что я все это видел уже - десять лет назад, до того как уехал. Тогда нам не могло привидеться, что через десять лет схваченного на улице глухонемого будут судить за выкрикивание лозунгов - нам казалось, что вокруг конечно сюрреализм, но мы еще что-то можем сделать, у нас ведь есть еще голос.
Все это было еще до того, как на выборах 2001 года в такой же вечер, как в это воскресенье, мы по радио каждые 15 минут рассказывали, в каких дворах прячется спецназ и что вообще происходит. Также каждые 15 минут мне звонила владелица радиостанции и спрашивала, не звонили ли из КГБ. Нет, не звонили, и мы еще тогда могли все это делать - и не представляли, что через десять лет это будет немыслимо и невозможно, из КГБ будут не просто звонить а молчаливый человек из КГБ будет просто сидеть рядом с микрофоном ведущего пока тот в эфире, владелица радиостанции уже должна вынуждена будет давно сбежать из страны, а на радиоволнах уже не будет ничего подобного, а новые владельцы поставят там песни в стиле шансон. Тогда мы этого не знали и рассказывали, где прячется спецназ, и нас слушали на площади по маленьким радиоприемникам - а на следующий день взбесившиеся конкуренты начали в девять утра обзванивать рекламодателей и рассказывать, что нас закрыли. А нас не закрыли, просто утром в понедельник была профилактика - и наши конкуренты, которые беспокоились только о том, как бы переманить рекламодателей, еще не знали, что реклама и даже деньги их не спасут и вскоре и им придется срочно уезжать из страны и работать в другом месте. Ну а через несколько недель все-таки позвонило КГБ, и это уже была другая история.
Все это было три жизни тому назад - но вот тогда, десять лет назад, как и сейчас в Москве, нам казалось что можно ведь сделать многое. За год до выборов, в 2000 году музыканты собрались и записали мощнейший по посылу совместный альбом. Мне кажется, это вообще лучшее, что было в белорусской музыке за эти 20 лет. Альбом назывался "Я нарадзіўся тут" - "я родился здесь". Это было какое-то вырванное и брошенное наружу сердце, которое говорило "я родился здесь, и я буду жить здесь, и я сделаю все чтобы так было". Ребята, записавшие этот альбом, верили в то, что изменить что-то трудно, но возможно - тогда они еще не знали не только о том, что через десять лет не будет никакой такой музыки и будут судить глухонемых, но и о том, что добрая половина из них к тому моменту тоже вынуждена будет уехать.
На том альбоме была одна песня, которая просто пробирала до мурашек. Я не раз и не два видел, как люди плакали, когда ее слушали. Вероника Круглова и Зьмицер Вайцюшкевич записали полонез Огинского с совершенно пронзительным текстом. Полонез Огинского называется "Прощание с Родиной" - и в этой песне "Разьвiтаньне з Радзiмай" для нас тогда, десять лет назад, вдруг сошлось все то, что мы тогда чувствовали. Тогда, в 2000-м, я поставил эту песню в эфир в наш еженедельный хит-парад - и вал звонков, голосов и писем был таким, что с тех пор эта песня занимала первое место каждую неделю. Целый год. Это стало каким-то символом - это уже была не только песня, и не только еженедельное первое место хит-парада. Это было чем-то вроде заявления. Чем-то вроде ответа. Чем-то вроде обещания самому себе. И тысячи, тысячи людей каждую неделю звонили - и еще большие тысячи, не знаю десятки тысяч или сотни (у нас тогда была доля 30 процентов из 10-миллионного населения) слушали.
За месяц до выборов владелица радиостанции сказала мне, что звонили из КГБ и потребовали песню снять. Она по-хорошему попросила, чтобы я снял песню - она знала, что я отвечу, что это невозможно. Хотя, конечно, возможно - только, конечно, я снял всю программу навсегда. И я очень хорошо помню, как в тот последний день мы все спонтанно как-то собрались в студии и я в каком-то окружавшем меня молчании говорил в эфире, что программы больше не будет и сейчас мы послушаем песню, занявшую первое место, в последний раз.
Для меня эта песня до сих пор - то прощание с Родиной, которое мы пережили в 2001-м, еще до того, как вскоре после уехали. Тогда нам правда казалось, что это еще не прощание, хотя мы об этом и подозревали - и я вижу те же самые чувства сейчас, десять лет спустя, у своих друзей в Москве. Это было прощание с той родиной, которую мы очень хотели чтобы у нас была. Это было прощание с верой в то, что одного этого нашего бескрайнего желания жить будет достаточно для того, чтобы отвоевать эту возможность жить. Для меня в этой песне - моя родина, ее красота и ее достоинство. Та родина, которой сейчас нет - но это та родина которая есть внутри, та родина о которой сейчас мечтаю и я, и парни на десять лет младше меня, которые верят все в тоже, во что верили мы десять лет назад - в то, во что верят и мои друзья сейчас в Москве: что через десять лет все будет по-другому.
Я много раз видел, как люди плакали, слушая эту песню - и я хорошо понимаю, почему.