Вы здесь
«Мы тут, чтобы не было войны!»
Петербург так устроен, что если перекрыть Невский и закрыть станции метро, то одна половина города оказывается отрезанной от другой. Я сегодня оказалась по другую сторону и, намотав, если верить фитнес-браслету, 15 км, так и не смогла прорваться туда, где было весело. Пришлось развлекать себя разговорами с полицией.
Вообще я застала времена, когда с полицией можно было разговаривать. Со многими мы спорили о политике, говорили “за жизнь”, шутили и смеялись. В 2014-м году ОМОНовцы, задержавшие меня на одном митинге, на другом кричали мне из оцепления и радостно махали руками: “Девушка в жёлтом пальто, привет! Помните нас?”
Наверное, за эти годы оттуда ушло немало тех, кто получше и почестнее. Остались в большинстве своём тупые, злые, наслаждающиеся своей ролью. “Мы вас защищаем!”, “Провокаторы хотят крови, мы тут, чтобы этого не допустить”, “Это проплаченные агенты Запада, им ЦРУ платит за то, чтобы они провоцировали беспорядки в России”, “Нет никакого дворца. Вы там были, видели его? Вот и не о чем говорить”.
- Мы тут, чтобы не было войны! - говорит широкомордый начальник, который выходит к людям, столпившимся у оцепления у Эрмитажа.
- Какой войны? - кричат ему. - Войны власти с народом? Да вы тут как раз для того, чтобы развязать войну против мирных людей!
- Да пошли вы нах… - разворачивается и уходит.
- Говёная у вас работёнка, - говорю одному.
- Мне нравится! - отвечает он с вызовом.
- Нравится быть цепным псом? Избивать безоружных?
- Да, нравится.
Другой, на вопрос, не стыдно ли ему, смеётся.
- Ой, не начинайте, меня тут каждый второй об этом спрашивает. А мне не стыдно.
- Вы просто думаете, что это навсегда. Но когда-нибудь люди, которых вы защищаете, сбегут из страны с детьми и деньгами, а вы останетесь. И вам со всем этим жить. Вам же в лицо плевать будут.
- А кто на гражданке знает моё лицо? Я форму снял - и никто никогда не узнает, кто я.
Третий, здоровый мужик, с автоматом, защищал угол Невского и Садовой от местных бабушек.
- Что ж-ты, сынок, ведёшь себя как фашист? - крикнула одна.
- Я на службе!
- Вам самому-то не тошно от вашей службы? - спросила я. - Стоите тут в полном обмундировании и воюете с бабулями.
- Это вам должно быть тошно. За деньги протестовать. Я хоть родину не продаю!
- Вы сами-то верите в эту хрень? - смотрю ему в глаза и чувствую, что не особо-то и верит.
Один попался славный.
- Почему улицы перекрыли?
- Ну вы же знаете, - улыбается, - что вы спрашиваете. Все всё знают, и вы, и мы.
- Дворец Путина защищаете?
- Да ничего я не защищаю. Мне сказали стоять, я стою.
- А скажут “стреляй?” Будете стрелять? В мирных людей?
- Вы такие вопросы задаёте, мне от них нехорошо.
Пожаловался, что с четырёх утра стоит на Невском. На вопрос, как он в туалет ходит, ответил:
- Не надо вам знать такие подробности.
Он пропустил плачущую женщину, которая не могла попасть домой к ребёнку, и бабулю, которой приспичило в аптеку именно на Невском и именно сейчас.
- Может, и меня пропустите?
- Да я бы вас всех пропустил. И делайте что хотите. Но я уже столько раз по голове получил сегодня от начальства. За доброту свою. Вы уж простите.
- Ладно, - говорю, - попробую в другом месте. А вы оставайтесь, пожалуйста, добрым. Это совсем немало по нынешним временам.
- И вы берегите себя! - крикнул он вслед.
Есть и те, которые всё понимают. Часто молодые, может, срочники. Они молчат, опускают глаза. С одним мы просто стояли и смотрели друг на друга. Я спрашивала: “Вы знаете, зачем вы тут стоите? Вам не унизительно быть в такой роли?” Он просто смотрел мне в глаза, не отводя взгляд и не моргая. Так мы и стояли несколько минут, пока не пришёл его начальник. Но не было в его глазах ни ненависти, ни злобы. А что было - я не знаю.