Вы здесь
Им легче стать соучастниками преступления государства, чем очнуться и вспомнить, что они люди, а не чей-то скот
Среди ненавистников Алексея Навального есть две группы. Одни — это те, кого Навальный разоблачил или мог бы разоблачить, если бы хватило времени и сил. Другие — граждане, наблюдающие за всем происходящим как бы со стороны. Пишу «как бы», потому что никакой «другой стороны» в этом противостоянии нет.
Но если первая группа ненавистников Навального сама обеспечивает свою безопасность силами вооруженной охраны, то вторая группа, даже составляя, возможно, большинство населения России, все же нуждается в защите, причем одновременно — с двух сторон. Во-первых, их необходимо защитить от вооруженной охраны властей, которая может по ошибке принять эту группу за сторонников Навального и подвергнуть репрессиям. Это чувствуют многие люди, когда, высказываясь против репрессий, оговариваются: «Вообще-то я не сторонник Навального, но…».
Во-вторых, обширную группу молчаливых ненавистников Навального необходимо защитить от них самих. Вернее — от последствий того эффекта, который произведут на них события, которые последуют за массовым бездействием этой пока еще тихой и вроде бы безобидной толщи населения.
Выступая в защиту людей от будущих напастей, мы должны сказать, в чем политический смысл голодовки Алексея Навального.
Прежде всего, Навальный напоминает: «Король — голый». Что это значит? Что сказанное им в двух фильмах-расследованиях об обстоятельствах своего отравления и коррупции в Кремле — никем не опровергнутая правда:
- да, этот режим стоит на политическом терроре;
- да, этот режим стоит на тотальной коррупции.
К сожалению, этих «да» — два, и одно, как ни странно, мешает другому.
С ужасом думаю, какие чувства — унижения, отвращения и бессилия — должны испытывать люди, слишком любящие свою родину, чтобы поверить Навальному.
Многим легче поверить, что Навальный «действует по указке запада», что он сам «не без греха» (обокрал фирму «Ив Роше», например), и вообще слишком дерзок.
Этим людям легче стать соучастниками преступления государства против человека, чем стать на сторону крошечной группы людей против тех, кто присвоил власть (ведь присвоивший «им зарплату платит»): за первое им ничего не будет, а за второе придется как-то пострадать, а жизнь и так тяжелая. «Да если бы это было правдой, все давно было бы иначе».
Далее. Голодовка Навального не воспринимается этими людьми (большинством россиян) как готовность Навального принять смерть. Большинство приучено пропагандой к тому, что всё — только игра, пиар и заговор: они не верят ни в бога, ни в черта, ни в ковид, зато охотно подвоют про заговор фармацевтических компаний, чипирование Билла Гейтса и зависть дряхлого Байдена к российским успехам.
Возможно, в этом отношении Навальный просчитался: разговор даже с формально вменяемыми людьми показывает, что большинство россиян считает свою пыточную тюрьму нормой («а что он, курорта ждал?»), при этом себя в случае несчастья всегда будут считать жертвами произвола и несправедливости, а других — посаженными за дело («нет дыма без огня»). Это — коренное свойство советских и постсоветских людей, к сожалению, и до них Навальному до сих пор не удалось достучаться.
Если бы правители России были только «кровопийцами», люди могли бы в это поверить. Если бы правители России были только «ворюгами», люди могли бы в это поверить. Но каждый житель РФ — немножко недалекий Иосиф Бродский, и еще немножко — хитрован, не готовый верить никому и ничему («вчера отсиделись, и сейчас отсидимся»).
Ненавистники хотят, чтобы Алексей Анатольевич Навальный умер, чтобы доказать им, ненавистникам, всю серьезность своих намерений. Но при этом никакой программы действий на этот случай у ненавистников-наблюдателей не припасено: жизнь вроде сносная, а он — что же, психом был, наверное.
И вот тогда вся эта масса недоверчивых угрюмых людей останется один на один с ненавистниками из первой группы, которая будет поступать с ними по законам военного времени. Но тогда уже некому будет выступить в их защиту.