Вы здесь
Пропаганда занимается расчеловечиванием. Инфицирование пропагандой происходит не вдруг, это процесс, который может длиться годами
В ушедшем 2022 году пропаганда окончательно овладела умами миллионов российских граждан, которые поддерживают войну, готовы оправдать любые военные преступления и написать донос на родных, коллег, соседей, позволяющих себе антивоенные высказывания. Почему и как пропаганда вытеснила в России достоверную информацию и здравый смысл.
Инфицирование пропагандой происходит не вдруг, отмечают эксперты. Обычно это процесс, который может длиться годами. Кто-то в этом смысле рубежным для России считает 1996 год – президентскую кампанию "Голосуй или проиграешь", когда во многом именно усилиями тогдашних медиа и политтехнологов удалось обеспечить победу на выборах Бориса Ельцина. Кто-то полагает, что все-таки решающие события произошли в России на рубеже веков.
– Придя к власти, Путин быстро понял, что ему нужно прежде всего поставить под контроль телевидение, – говорит петербургский журналист Валерий Нечай. – Операция "преемник" (передача власти от Бориса Ельцина к Владимиру Путину в 1999–2000 годах) была основана на силе именно телевизионной пропаганды, с помощью которой никому еще недавно неизвестный в стране человек был раскручен до победителя президентской кампании. Вот тогда Путин и понял силу СМИ. Медиа в интернете тогда в России даже еще не зародились. Печатные медиа не были столь влиятельны хотя бы потому, что газеты все-таки надо покупать, а телевизионный сигнал бесплатно доставляет пропаганду в самые дальние уголки страны. Поэтому зачистку информационного пространства Путин и начал с уничтожения неподконтрольного ему в тот момент НТВ Гусинского. Затем были уничтожены другие независимые медиа, в том числе и печатные. А к моменту аннексии Крыма были почти полностью зачищены и неподконтрольные медиа в интернете.
– В этом году мы окончательно убедились, как трудно противостоять пропаганде. Раскалываются семьи, родные люди теряют друг друга, оказываясь по разные стороны информационных баррикад. Но как распознать обычному человеку, что он имеет дело не с информацией и даже не с обычным пиаром, а именно с опасной и агрессивной пропагандой?
– Политический пиар имеет хоть какой-то элемент правдивости, а пропаганда, которая существует со стороны государства в период Путина, – это тотальная ложь. Это попытка представить факты, вывернутые наизнанку. В английском есть даже такое понятие, они политтехнологов называют спин-доктор – spin-doctor – как повернешь, так и выйдет.
Один из отличительных признаков пропаганды в том, как формируется образ лидера. Это заметно даже в деталях. Как телевизионная пропаганда показывает Путина на фоне лидеров других стран. Он всегда почти одного роста с ними, даже с самыми из них высокими. Что, как мы знаем, не так. А еще такой лидер никогда не ошибается, никогда не просит прощения, не признает свои ошибки, никогда не появляется на фоне катастроф.
Важно также создать для него выгодный исторический фон. Поэтому пропаганде надо было создать образ "лихих 90-х" и бесконечно показывать пьяного танцующего на выборах 1996 года Ельцина. Чтобы эпоха Путина выглядела как "стабильность" и "вставание с колен".
Ну а далее появляется образ "осажденной крепости". Кругом враги, и необходимо сплотиться вокруг вождя.
– При этом задача пропаганды гораздо шире – не только зачистить информационное поле, отрубив доступ к нежелательным источникам, но и сформировать определенный тип сознания – в том числе полную доверчивость к любому вранью.
– В мировой истории немало примеров того, как формировался такой тип сознания и как люди жили в этом состоянии десятилетиями: СССР, нацистская Германия... Есть много и других, менее известных историй. Один британский исследователь пропаганды Артур Понсонби, участник Первой мировой войны, собрал примеры того, каким образом и немцы, и бельгийцы, и французы, и англичане использовали пропагандистские методы для привлечения на свою сторону местного населения. В 1928 году он опубликовал целую книгу "Ложь в военное время" с кейсами, и первый случай, кстати, там "распятый бельгийский солдат" в одной из деревень. И там же был рассказ о том, как в бельгийской деревушке немецкие солдаты якобы выбросили ребенка в выгребную яму. Все это были придуманные истории – когда я их соединяю, у меня получается тот самый "распятый мальчик" из российской пропаганды (речь о телесюжете, показанном 12 июля 2014 года на Первом канале российского телевидения. В репортаже содержались ложные свидетельства о якобы имевших место издевательствах украинских силовиков над жителями города Славянска, в том числе о распятии трёхлетнего мальчика на глазах у его матери). Тогда дошло до того, что люди начали в редакцию присылать деньги, чеки, одежду для этого ребенка. То есть пропаганда легко сработала. Правда, у журналиста заговорила совесть, и он признался, что все это выдумал.
– Но у наших пропагандистов совесть, похоже, не заговорит уже никогда.
– И наши при этом действуют только на понижение. Именно поэтому возникает ведро с дерьмом у ведущего в руках в студии, это же очень западает в душу, ведь во многих домах, извините меня, нет унитаза, туалет на улице, мы понимаем, что из себя представляет ведро с дерьмом, которое выносится в студию. Именно поэтому там занимаются рукоприкладством, это понятно, это близко. В идеале медиа должны обучать, информировать и развлекать, быть чуть выше средней аудитории, чтобы она к ним тянулась, а здесь, наоборот, планка занижена. Если говорить на языке, непонятном аудитории, то все проходит мимо ушей, не западает в голову, уверены наши пропагандисты. Информация должна быть очень простая, понятная, вызывающая сильные эмоции. При этом можно утверждать, что один плюс один равно три, и все в это поверят. Про якобы "распятого ребенка" в эфире не случайно рассказывает женщина, она же не его мать, а просто свидетельница, но зритель ассоциирует ее с матерью – это не случайно, это вызывает сильные эмоции, это все четко спланировано.
– В этом году на фоне российского вторжения в Украину откровенная ложь залила все информационное пространство в России. Пропагандисты действуют по прежним лекалам или вы заметили и новые приемы в их работе?
– Они более интенсивно используют старые приемы. По поводу любой неудобной для российских властей информации тут же вбрасывается поток дезинформации. Трагедия в Буче, где российские солдаты убивали и пытали мирных жителей. На любой факт об этом – тут же озвучивается множество иных версий. Нет, этот человек на кадре – он не мертвый, у него где-то там двигалась рука, а кто-то якобы встал и даже потянулся за сигаретами. Это вранье. Этого не было. Но потребителю пропаганды это западает в голову, он начинает всем говорить: а там человек двигался, убитый якобы. В этом информационном шуме обывателю уже невозможно разобраться, и он начинает думать, что все врут и правду не найти.
– Это то, что называют "постправдой". Так было и в 2014 году, когда был сбит малайзийский "Боинг" в донецкой области и все 298 человек на борту погибли. И сразу же в российское информационное пространство было вброшено множество противоречащих друг другу версий того, что произошло. А версия истинная попросту размывается.
– Это то, чего пропаганда и добивается.
– Сейчас в России запускается много пропагандистских злорадных роликов и программ о бедах Украины, что в результате российских бомбардировок там нет света, тепла, воды. И вот на российском телеканале показывают, как женщина в Украине сушит волосы над газовой плитой вместо фена, а кто-то вынужден бриться в метро, и ведущая в кадре хихикает, рассказывает об этом как о чем-то забавненьком. Такого цинизма раньше не было все-таки.
– Это важно, это хороший пример. Пропаганда занимается расчеловечиванием: нам их не должно быть жалко, потому что "они сами виноваты". Это уже такое – "Радио тысячи холмов" (радиостанция "Свободное радио и телевидение тысячи холмов" разжигало межнациональную рознь и подстрекало к геноциду в Руанде в 1994 году). Что нужно говорить, чтобы расчеловечить: вот они не люди, они – тараканы. Так на этом радио называли тутси в Руанде, провоцируя тем самым их геноцид. А у нас звучит – "укропы" – это тоже расчеловечивание.
– Пренебрежительное. "Укропы”– это же не люди, убивать "укропов" – это не то, что убивать людей.
– Поэтому же надо смеяться над украинским языком, нужно показывать, что он какой-то недорусский и так далее. Мы – высокодуховные, наш язык – великий и могучий, а у них нет ни языка, ни литературы, ничего... Это тоже пример расчеловечивания.
– И вот еще важный вопрос – почему одни подвержены такой пропаганде, а другие нет? От чего это зависит?
– Во многом от уровня образования, просвещенности, от умения отличить правду от неправды, умения сомневаться. Но есть еще другая вещь – мораль. Мы – кстати, не поверите – по этому поводу даже переписывались с Володей Кара-Мурзой (российский оппозиционный политик, с апреля 2022 года находится в СИЗО по обвинению в совершении преступлений по трем уголовным статьям. Ни по одной из вменяемых статей вину не признает) уже после того, как его посадили. Он считает, что многие люди у нас не умеют отличать не только правду от неправды, но еще и добро от зла, не различают соучастие или несоучастие во зле. И да, можно быть очень начитанным и образованным человеком, но при этом призывать сжигать людей – это я про многих нынешних российских пропагандистов и идеологов говорю.
– А иногда обнаруживается, что совершенно простые люди взяли и не поддались пропаганде.
– Есть еще такое понятие, как бытовая мудрость. И кто, например, был на войне, тот, наверное, реже будет ее поддерживать.
– Можно ли что-то столь же эффективное противопоставить пропаганде, можно ли будет вылечить инфицированных пропагандой людей?
– Это очень долгий процесс будет. В начале 1950-х годов в Германии, уже освобожденной от фашистов, денацифицированной, проводили опросы, согласно которым больше 20% все равно считали, что Гитлер был прав, вне зависимости от того, что случилось. Это показывает, что на самом деле, когда все закончится, в России будет очень длительный процесс выздоровления. И еще непонятно, случится ли он в нашей стране. Единственное, что мы можем сейчас сделать, – это думать над тем, как мы будем воспитывать новое поколение. Потому что среди нынешних инфицированных пропагандой людей большинство, скорее всего, останется при своей позиции, к сожалению. Кого-то, может, и удастся перетянуть на сторону добра, но очень многих не удастся.
Единственное, что остается, это, во-первых, пытаться понять, как мы будем воспитывать новое поколение, как оно будет расти, в каком окружении, в том числе информационном. Второе – это как мы все вместе будем дальше жить, те, кто за, и те, кто против войны. Потому что мы рано или поздно все равно окажемся друг с другом в одной комнате, я имею в виду в стране. Как мы будем жить, я не знаю.
Московский социолог Степан Гончаров говорит о том, что разобраться в потоке информации и не инфицироваться пропагандой можно даже в нынешней России. Но для этого необходимы определенные навыки, воля, соответствующий круг общения, моральные установки. В общем, достаточно широкий круг условий.
– Люди и раньше говорили нам, социологам, что им тяжело воспринимать разнородную информацию, поэтому они стремятся упростить задачу, им легче выбрать одну сторону, которую они хотят поддерживать, и соответствующим образом выбирать информацию. В принципе, так всегда бывает, но в моменты обострения и информационного вала эта стратегия становится для большинства более насущной.
– То есть человек говорит себе, что он во всем разобрался, и больше не хочет слушать тех, кого считает плохими и неправыми или кто противоречит удобной ему точке зрения.
– Да, не хочет слушать то, что не совпадает с его установками, с его образом мышления, не хочет воспринимать то, что способно его фрустрировать, сделать его жизнь неприятной.
– Но почему все-таки одни ведутся на этот обман, а другие нет? От чего это зависит?
– Это зависит от реальных практик поведения. Когда человек говорит "я сравниваю информацию из разных источников", тут важно, конечно, понимать, насколько они различные, действительно ли они образуют весь спектр возможных мнений, включая те, которые человеку не нравятся, но которые ему необходимо изучить, чтобы понять, что думает другая сторона. Конечно, и этого недостаточно. Потому что в принципе обычному человеку, который не погружен в информацию, для которого она не является зоной профессиональных интересов, для человека, не знакомого с техниками проверки информации, с более изощренным фактчекингом, особенно во время обострения, когда информации очень много, – для такого человека задача отличить правду от лжи становится практически непосильной.
– Но все-таки возможной?
– Тут еще важен круг общения, когда у тебя друзья, знакомые, родственники задают модель поведения поиска информации, ответственного отношения к ней. Если такой круг есть, то он формирует у человека большую резистентность к пропаганде.
– Может быть, тут есть еще этический момент, моральные установки?
– Конечно. Но сейчас разговор о вине, об ответственности касается очень небольшого круга людей, для всех остальных происходящее – это не вопрос морали, а это вопрос, как они верят, физического выживания. Они не ставят вопрос, морально или не морально воевать в другой стране, у них совершенно другая аргументация, другая постановка проблемы. Для них это вопрос выживания того мира, в котором они живут. Потому что пропаганда им внушает – сейчас мы все подвергаемся смертельной опасности, сейчас не до размышлений о хорошем и плохом, иначе нас всех уничтожат. И это выносит вопрос о жертвах, потерях, издержках за скобки. Это задает довольно примитивную, но рабочую схему восприятия происходящего.
– Многие при этом признают, что российская пропаганда очень хорошо сделана.
– Пропаганда может только актуализировать те идеи и те обиды, которые уже бродят в обществе. О том, что России нужно подняться с колен, мы слышали давно. Это долго зревшее и подогревавшееся в обществе недовольство государство успешно превратило в национальную идею, в мысль о том, что Россия была поругана, а теперь мы возрождаемся.
– Надо было просто использовать тот самый ресентимент?
– Да, конечно. Просто использовать все эти идеи, что Запад с нами не считался, он нас стремится обокрасть во всех смыслах, забрать наши ресурсы, забрать наши земли, забрать Украину, которая тоже воспринимается до сих пор как некоторый ресурс. Как Путин говорил, границ у России нет.
– Почему страшные потери, убитые, раненые не отрезвляют народ? Почему это не работает? Эта информация не доходит до людей?
– Сейчас мы живем в такое время, что эту информацию невозможно полностью убрать, можно ее ограничить, подмарафетить статистику, но, конечно, полностью невозможно ее запретить. Но все эти потери воспринимаются инфицированными пропагандой людьми как результат нападения на нас. И чем больше общество вовлекается в конфликт, тем больше растет цена любого действия. Например, любые мирные переговоры теперь уже должны будут эти потери учитывать. Теперь уже все подняли ставки. А для людей, которые лично потеряли своих близких, для них победа становится еще более значимой, сакральной целью, чтобы все это не было зря. И какой теперь может быть из этой ситуации выход – непонятно.