Чем милитаризация российской экономики грозит бизнесу и жителям России

Денег на войну Путину может хватит и надолго, но получать их становится все труднее. Санкции против российского экспорта начинают давать эффект, и нефтегазовые доходы стали сокращаться. Федеральный бюджет будет получать меньше денег (нефть и газ раньше обеспечивали треть его доходов, в прошлом году — 42%), а экономика — сжиматься: правительство прогнозирует в этом году падение ВВП на 0,8%, но эксперты — втрое больше. 

С учетом инфляции ($ 60 за баррель сейчас и пять лет назад — это разные деньги) нефтегазовый экспорт будет на 20–34% меньше, чем во второй половине 2010-х годов, ожидает ЦМАКП (аналитический центр, давно работающий на российские власти). Тогда и бюджету, и всей экономике придется приспосабливаться к намного более бедной и простой жизни.

Что делать в такой ситуации? Военные расходы неприкасаемы и даже растут: впервые с распада СССР они могут превысить 5% ВВП. Точную стоимость войны рассчитать невозможно: статистика теперь засекречена, часть военных расходов замаскирована под гражданские — пенсии, промышленность и др., а доля секретных расходов бюджета выросла с 16% в 2021 году до 22,4% — в 2023-м. Из того, что раскрывается, видно, что траты на военных и безопасность выросли с 24 до 32% бюджета, или до 9,5 триллиона рублей, — столько не было никогда. Только выплаты мобилизованным могут составить 2 триллиона. Бюджетная стабильность всегда была путинским приоритетом, но сейчас не то время, чтобы отказывать военным.

Остается экономить на гражданских расходах и выбивать больше денег из экономики. Например, рост социальных расходов едва покроет инфляцию, хотя от помощи государства зависит треть населения.

Одной бюджетной экономией не обойтись: она не увеличивает количество денег у власти. Кроме оборонительных действий нужны атакующие. Российские олигархи недаром опасаются, что логика войны подтолкнет власть к национализации или передаче бизнеса от менее лояльных к более лояльным собственникам: примерно так, как это произошло с «Яндексом» и «Тинькофф». Крупный бизнес, говорят, даже заказал историкам исследование о том, как обошлись с крупной частной собственностью в Третьем рейхе и фашистской Италии. Но стоит посмотреть и на наш собственный опыт, на который в большей степени ориентированы российские чиновники. Тем более что институт частной собственности в путинской России — примерно такой же симулякр, как выборы или судебная система.

Самые радикальные, как спикер Госдумы Вячеслав Володин, уже предложили конфисковывать имущество у переехавших за границу россиян, которые «публично льют грязь на Россию». Продолжая мыслить в том же направлении, чиновники обязательно придут к мысли, что надо бы отобрать бизнес у владельцев, которые недостаточно энергично поддерживают войну (лишить врага ресурсов). 

Мобилизация доходов уже началась. В прошлом году правительство забрало в бюджет прибыль «Газпрома», а в декабре задумалось о повышении дивидендных выплат госкомпаний и разовой выплате в бюджет для производителей угля и удобрений. Представители российской элиты вполне понимают, что все это кончится плохо. Война уже отрезала российский бизнес от мировых рынков, а миллиардеров — от их заграничных богатств и собственности. Следующий шаг — регулирование прибылей.

Для экономики военного времени характерны централизованное планирование и мобилизация — иначе невозможно заставить бизнес и людей работать на войну. И Великобритания, и США во время Второй мировой войны были вынуждены перейти к централизованному планированию и распределению как нужных для фронта товаров, так и инвестиций. 

России мобилизационный подход свойственен еще больше. Как показывал историк Олег Кен в книге «Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х — середина 1930-х)», в первой половине XX века для европейских стран было характерно «новое понимание войны как вооруженной борьбы, в которую включаются все национальные ресурсы и исход которой зависит от их тотального применения».

Поэтому Сталин еще с конца 1920-х годов приступил к ускоренной мобилизации («Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»). Организованное насилие стало сущностью социального порядка, отмечает Кен. Мобилизационное планирование оказалось в центре подготовки к будущей войне, поскольку для обеспечения военных действий требовалось напряжение всех людских и материальных ресурсов страны. Сталинский милитаризм потребовал ускоренного насильственного преобразования экономической и социальной структур — что-то похожее Россия переживает сейчас. СССР готовился к борьбе со всем миром, а сейчас Россия пытается представить дело так, будто воюет если не со всем миром, то с доброй его половиной.

С тех пор войны стали намного более технологичными: для войны в Ираке американцам не требовалась мобилизация. Путин думал, что война в Украине станет чем-то подобным, и не планировал коренной ломки социально-экономической системы. Но теперь это становится необходимостью — ровно в той мере, в какой российская власть не может признать поражение, уйдя с украинской территории. Откровенно проваленная подготовка к февралю-2022 лишь требует еще большего напряжения, чтобы наконец «дожать противника» — примерно так рассуждают российские военные комментаторы.

В середине 1930-х годов советская армия считалась сильнейшей в мире. Затем были очень обидные поражения, многомиллионные потери и победа в войне ценой гигантских жертв и при помощи союзников. Охотно сравнивающий себя с Петром I Путин при случае не против повторить и сталинские успехи. 

Эту историю помнят и российские военачальники, и бизнесмены. Поэтому они вполне трезво осознают, что продолжение войны, для которой будет необходимо кратное увеличение производства вооружений, не оставит от их бизнес-империй камня на камне. Страна воюет, так что заработал — делись, не нравится — продавай в нужные руки, но торг здесь неуместен, примерно такая логика. Не потребуется даже прямой национализации — достаточно регулирования цен, плановых заданий по поставкам нужных ВПК товаров и высоких налогов или отъема прибыли, которые уже начали практиковаться. Результат: крах бизнеса или передача лояльным собственникам — и фактически они становятся наемными менеджерами. Некоторые российские предприниматели прозорливо чувствовали себя именно таковыми еще в 2007 году, будучи готовы все отдать государству.

К этому экономика придет не сразу. Пока государство покупает у предприятий продукцию по рыночным ценам, говорить о мобилизационной экономике неуместно, говорила профессор МГУ Наталья Зубаревич. Но вся логика военного времени и действий власти практически неизбежно ведет к этому. Сначала ограничение прибыли (непатриотично много зарабатывать на военных заказах), затем — цен (всё для фронта, всё для победы), и добро пожаловать в мобилизационную экономику.

Но вот население заметит это тогда, когда это зайдет слишком далеко, в ту точку, из которой потом придется выкарабкиваться мучительно долго, годами и поколениями.