Российская политика все больше толкает Россию в объятия Китая, но все больше на китайских условиях

Китай в последние несколько недель все чаще упоминается в новостях, связанных с войной России против Украины.

Во второй половине мая спецпосланник Пекина по «мирному урегулированию в Украине» Ли Хуэй объездил Киев, Москву и европейские столицы. В ходе этого вояжа никаких практических результатов достигнуто не было, но Ли Хуэй заявил, что ничего такого и не планировалось: его основной задачей, как выяснилось на пресс-конференции дипломата в начале июня, было убедить стороны в том, что они «должны начать с самих себя, накопить взаимное доверие и создать условия для прекращения войны и мирных переговоров».

После этого к Китаю за поддержкой обратились африканские страны, тоже собравшиеся организовать некую «миротворческую миссию», в ходе которой они намерены пообщаться с представителями России и Украины. Любопытно, что и Китай, и африканские страны, дружественные России, начали говорить о миротворчестве ровно тогда, когда Украина начала готовить и осуществлять контрнаступление с целью отвоевать оккупированные Россией территории. Африканскую «миротворческую миссию» председатель КНР Си Цзиньпин благословил лично, пообщавшись с президентом ЮАР Сирилом Рамофосой 10 июня.

Тем временем, Евросоюз готовит 11-й пакет санкций в отношении России за ее агрессию против Украины, в который, по предварительной информации, могут быть включены несколько китайских компаний – они продавали России товары, запрещенные Евросоюзом к ввозу на российскую территорию, и оборудование, которое может использоваться в военных целях.

Окончательный вариант очередной волны санкций еще не согласован, и Китай предупреждает Европу, что наказывать его компании не стоит. Агентство Bloomberg сообщило 8 июня, что в последние недели китайские дипломаты встречались со своими европейскими коллегами в Брюсселе и Пекине и вели переговоры, убеждая ЕС отказаться от этой идеи. Один из источников Bloomberg предположил, что ответ Китая может быть жестким и, как выразился этот источник, «институциональным».

Чего добивается Китай своей «миротворческой инициативой», пытается ли Пекин расколоть Запад, и как далеко может зайти его партнерство с Россией? Обо всем этом побеседовали с известным российским специалистом по Китаю, директором Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Александром Габуевым. Совсем недавно Александр Габуев был объявлен властями России «иностранным агентом».

- Россия для Китая и до войны была важным партнером: есть протяженная граница, которую Китай хочет сохранять границей мира, есть большая взаимодополняемость экономик. С одной стороны, Россия – это бензоколонка, это газовая станция, это большой источник природных ресурсов и некоторых технологий (прежде всего, военных), и гражданского атома. С другой стороны, это рынок, пусть и не очень большой, для продажи китайских товаров. С третьей стороны, это два авторитарных режима, оба – постоянные члены Совбеза ООН, и в силу своей внутренней природы они очень похоже смотрят на вещи и отстаивают через механизмы международного права и черед площадку ООН очень похожие принципы по вопросам управления интернетом или, например, возможностей вмешиваться в дела стран, где попираются права человека.

При этом отношения ассиметричны: Китай гораздо более крупный зверь, Россия – зверь поменьше, и учитывая траектории развития экономик, Китай получает все более сильный переговорный рычаг. После начала войны российские опции для развития отношений с другими странами сильно сокращаются. В чем-то есть замена западного рынка рынком Индии, каких-то стран Ближнего Востока, но это, конечно же, неполноценная замена тому корпусу отношений, который был с Западом. И здесь Китай, как основной партнер России, получает очень сильный переговорный рычаг и может диктовать и выбирать, что именно ему нужно, когда, за какую цену, и так далее. Кроме того, Китай сейчас находится в состоянии долгосрочной конфронтации с США, и в Пекине считают, что это не Китай все это выбрал.

В Китае говорят: «Да, мы что-то делали, мы укрепляли свою армию, естественно, мы старались стать передовой технологической державой и конкурировать с США, но США теперь это не подходит, США хотят обрубить нам все линии развития и задушить нас». Как выражается один из моих китайских коллег, «миру нравится, когда Китай такая кошечка, а когда мы тигр – ему не нравится, поэтому Запад хочет вырвать нам когти и заставить нас быть таким жирным и безобидным котом, а мы этого не хотим, мы хотим быть тигром».

- Несмотря на то, что партнерство с Россией для Китая важно и нужно (а война дает возможности это партнерство укрепить), есть западные санкции, которые больно укусят Китай, если китайские компании будут их нарушать. Китай очень боится вторичных санкций, поэтому нарушать этот режим не будет.

С другой стороны, Китай надеется вбить клин между Евросоюзом и США и предотвратить создание такой глубокой трансатлантической коалиции, которая будет Китай душить, прежде всего, в сфере технологий и экономики. Понятно, что в Китае люди грамотные и не наивные понимают, что Европа в любой случае пересматривает свое отношение к Китаю. И из-за того, что Китай превращается в конкурента, и из-за того, что Китай так и не превратился в рыночную экономику и демократию, ну, и Китай пытается влиять на внутренние дела в Европе, а Европе это тоже не нравится. Взгляды европейцев во многом солидаризуются со взглядами американцев и становятся все более негативными, но многие европейские страны по-прежнему считают, что «это американцы нас втягивают в соревнование сверхдержав, а нам нужно заниматься прагматикой».

И если Китай может как-то поддержать эти настроения и ослабить координацию между США и союзниками в Европе, это для него хорошо. Но Китай понимает, что европейцам неприятна его поддержка Путина – даже если Китай говорит, что он за мир, все понимают, что основной источник бюджетных доходов для России от экспорта теперь – Китай, как основной источник технологий двойного назначения. То, что Китай дает возможность пользоваться юанем и не закрывает свою финансовую систему от России, позволяет стабилизировать российскую экономику и продолжать войну. И в этом плане Китаю нужно что-то, чтобы показать, что он не на стороне России, а он, на самом деле, за мир.

- Это очень пространный набор довольно противоречивых тезисов, как и вся китайская позиция, которая «и нашим, и вашим». Он говорит о нерушимости границ и необходимости их соблюдать, а с другой стороны, говорит, что у России есть некие «легитимные опасения в сфере безопасности, которые необходимо уважать». Поскольку Китай выступает как некий миротворец, у него появляется возможность разговаривать с Россией «ради дела мира», и тут уж ничего страшного, можно приехать и в Кремль, пожать руку Путину, потому что «мы приехали ради благой цели». И точно так же, когда европейские лидеры со своей повесткой приезжают в Пекин выторговывать какие-то сделки для Airbus или для Volkswagen, у них есть некий дипломатический зонтик, то это они поехали не пробивать интересы немецкого бизнеса в ущерб трансатлантической солидарности, а поехали уговаривать Си Цзиньпина повлиять на Владимира Путина. И в этом плане у китайского мирного подхода и отправки посла, который якобы собирает информацию или пытается придумать какой-то мирный выход, есть очень хорошее практическое применение.

Еще у всех этих сигналов – огромная аудитория в развивающемся мире, в странах Латинской Америки, в странах Африки. Эти страны довольно хорошо понимают, что Россия не ведет войну за какой-то справедливый миропорядок, но, с другой стороны, есть наследие колониализма, есть неверие и очень скептическое отношение к США, особенно после войн на Ближнем Востоке. И в данном случае Китай позиционирует себя как единственного постоянного члена Совбеза ООН, который выступает за мир: «Смотрите, Америка, Британия и Франция вооружают одну из воюющих сторон, Россия является воюющей страной, а мы, Китай, единственные, кто за мир, и вот отправили специального посла и пытаемся найти какой-то выход» – эта позиция развивающемуся миру очень нравится, а Китай зарабатывает на этом имиджевые очки.

- В Китае прекрасно понимают, что БРИКС – это некий ситуативный клуб, который сложился благодаря маркетинговым усилиям банка Goldman Sachs, химера с Уолл-стрит, 15 лет назад превратившаяся в некое политическое объединение. Это объединение пытается как-то наполнить свою работу реальной повесткой, но кроме как через Китай эти страны друг с другом связаны довольно слабо. Есть общее недовольство доминированием США и развитых стран в мировой финансовой архитектуре, во Всемирном банке и МВФ, но, кроме этого, страны эти не так уж сильно между собой связаны. Вот НАТО – это реальная организация, потому что у нее есть 5-я статья, у нее есть общее командование, общий бюджет и возможность воевать друг за друга в качестве объединенного альянса. «Большая семерка» – это крупнейшие развитые индустриальные экономики, которые очень во многом схожи по взглядам на мир, и когда они что-то делают скоординировано, то эффект заметен.

А резолюции саммитов БРИКС читать сложно, потому что там очень много декларативных заявлений, которые не выливаются во что-то, что меняет мир. Поэтому Китай к БРИКС относится очень прагматично. Он прекрасно понимает, что это клуб по интересам, что с Индией у него очень глубокие противоречия, и использует эту платформу как некое позиционирование себя и других крупных развивающихся держав, а также для двусторонних встреч с лидерами других стран БРИКС. Плюс есть теперь формат – БРИКС с дружественными странами, или странами, которые хотят стать частью БРИКС, и для Си Цзиньпина это такая же логистически удобная площадка, как заседания «Двадцатки» или встречи лидеров АТЭС.

- Китай, безусловно, становится все более важным игроком в Центральной Азии. Мы видим, что растут цифры торговли, растет объем выдачи кредитов, растет объем китайских инвестиций. В долгосрочной перспективе, конечно же, взаимодополняемость экономик у центральноазиатских стран есть именно с Китаем. Потому что Россия – это часто прямой конкурент, хотя и рынок для рабочей силы. Европа далеко, Индия далеко. У стран Центральной Азии не так много выходов на международные рынки, и связывать их, например, с Индией или странами на юге довольно сложно, особенно учитывая то, что Афганистан и Иран до сих пор находятся под международными санкциями, а через Каспийское море прокладывать трубопроводы пока что тяжело, это требует согласия России и других прибрежных стран. И Китай в данном случае является ближайшей страной с колоссальным рынком и взаимодополняемостью экономик.

Но, с другой стороны, события после 24 февраля показывают, что роль России в регионе по-прежнему очень велика. Страны региона прекрасно понимают, что Россия в состоянии если не помочь им в развитии, то доставить массу проблем, которых они не хотят. Все пять стран находятся в силу разных причин в очень сложной внутренней ситуации, все они находятся в условиях долгосрочного энергетического перехода, который поставит под большой вопрос модель развития и в Казахстане, и в Узбекистане, и в Туркменистане, и в меньшей степени в Кыргызстане и Таджикистане. Поэтому здесь злить крупнейшего соседа, который является также и крупнейшей внешней военной силой, является прямым военным союзником Таджикистана, Кыргызстана и Казахстана, имеет военные базы в регионе, и так далее – просто невозможно, себе дороже.

И мы видим, что на уровне риторики страны регионы от России немножко дистанцируются, и во многих этих странах общественное мнение настроено все более негативно к России, особенно городской просвещенный класс и молодежь, мы видим, насколько государства стараются предоставить альтернативу российскому нарративу, российскому телевидению. Но в то же время все пять стран нарастили торговлю с Россией и стараются использовать те возможности, которые дает так называемый «параллельный импорт», и заработать на этом деньги, и точно так же приезжают в Москву, если Путин об этом просит, на парад 9 мая. Потому что, если не приехать, то реакция Кремля может быть гораздо менее предсказуемой, чем, допустим, негативная реакция Вашингтона или Брюсселя в случае приезда: там недоуменно пожмут плечами, немножко покритикуют и скажут, что ездить в страну-агрессор сейчас не самая лучшая идея, но, конечно, санкции никакие накладывать не будут.

- Я не думаю, что Китай будет претендовать на российские территории в обозримом будущем. Мы можем гипотетически себе представить такую ситуацию, но она крайне маловероятна, по крайней мере, исходя из тех данных, которые мы видим сейчас. Китайское доминирование над Россией будет выражаться в другом. Российская торговля десятилетиями во многом была ориентирована на Европу и начала диверсифицироваться в сторону Азии и Китая толком только после финансового кризиса 2008-2009 года, затем этот поворот ускорился после аннексии Крыма и введения западных санкций в 2014-м году. Сейчас из-за войны мы видим полномасштабный обвал, Европа исчезает и как рынок для сбыта российских товаров, и как источник инвестиций, и как источник технологий, промышленных товаров и так далее. И поворот на Восток для России – это, прежде всего, поворот к Китаю, то есть в скором времени мы увидим, что у Китая будет более 50 процентов в российской торговле.

При этом у России альтернатив особо нет, а у Китая возможностей покупать где-то углеводороды и другие нужные Китаю вещи довольно много. У Китая опций больше, у Китая переговорный рычаг сильнее, потому что доля России как его торгового партнера гораздо меньше, чем наоборот. И это то, где Китай сможет говорить, что ему нужно, на каких условиях ему это нужно, в каком временном интервале, и так далее. У России будет не так много возможностей с этим не соглашаться. Мы видим это уже на примере того же газопровода «Сила Сибири». Он Китаю нужен, но он Китаю нужен не сейчас – соглашение о его строительстве будет сразу же расценено как еще один ручеек денег в путинскую военную казну. Соответственно, на Китай могут быть наложены санкции, или Китай опять столкнется с негативными последствиями в Европе. Поэтому Китай говорит: «Да, нам этот газопровод нужен, но давайте его построим через какое-то время, или начинайте строить сами, а потом через несколько лет подпишем контракт». Но, понятно, что, когда будет готовая труба в никуда и без контракта, Китай сможет прожимать Россию на любые условия. И даже когда эта труба уже будет построена, поскольку рынка в Европе для этого газа не будет, его надо будет оставлять либо в недрах, либо продавать в Китай на тех условиях, которые будут выдвигать китайцы.

- Я не думаю, что Китай будет вести себя совершенно хищнически, потому что он заинтересован в доступе к этим ресурсам, особенно учитывая конфронтацию с США. У Китая есть страх, что если, не дай бог, разразится война в Тайваньском проливе, то будет морская блокада6 и здесь Китаю важно поддерживать хорошие отношения с Россией. Но, безусловно, это будет то взаимодействие, где условия будет диктовать Китай. У России просто нет выбора, потому что она сама себя загнала в такие условия этой войной. Но, с другой стороны, Россия и не будет стопроцентно послушной марионеткой. Хорошее сравнение – это отношения Китая с Северной Кореей. Северная Корея полностью от Китая зависима, при этом Ким Чен Ын иногда делает вещи, которые Китаю не нравятся – например, судя по всему, он организовал убийство своего сводного брата, который находился под китайским покровительством. И периодически он делает поступки, которые Китай бесят. Но Северная Корея может себе это позволить, потому что Китай тоже от нее в чем-то зависит. Россия – страна еще больше, у нее гораздо больше пространства для маневра. Поэтому это будет действительно асимметричная зависимость, где Россия – младший партнер, но Китай не будет полностью Россию контролировать.

Я думаю, еще один важный момент – это то, что Россия хочет в эти отношения добровольно. Для России сейчас война – это организующий принцип русской жизни, что во внутренней политике, что в экономике, что во внешней политике. С одной стороны, страна, которая позволяет вам монетизировать свои ресурсы, то есть платить зарплаты военным, клепать танки, поддерживать бюджетную систему на плаву – это важный партнер, и Китай здесь номер один. Страна, которая вам дает технологии, необходимые для производства современного оружия – это тоже важнейший партнер, и здесь Китай тоже незаменим. И еще Россия все ищет способы, как бы отомстить США и Западу за поддержку Украины. Энергетическое оружие не сработало, вмешательство в выборы наверняка еще будет, но Запад уже научился с этим работать, кибероружие не очень-то сильно на Запад работает, потому что Запад тоже умеет этому противодействовать. И здесь усиление главного оппонента Америки рассматривается как то, что России выгодно: враг моего врага – мой друг. Поэтому здесь мы видим целый комплекс отношений, который все больше толкает Россию в объятия Китая, но все больше на китайских условиях.

- Безусловно, это был лишь вопрос времени. Поскольку я не собираюсь исполнять требования законодательства – я не буду ставить плашку, я не буду отчитываться, и так далее, – то это со временем приведет к штрафам, уголовным делам, ко всему, что там предусмотрено законодательством. Но это все – тоже лишь вопрос времени, поскольку было понятно, что если идет борьба с любыми критиками войны или критиками российской внешней политики (неважно, являются люди аналитиками, как я, или являются политиками, как сторонники Алексея Навального), все равно дается мандат Генпрокуратуре и другим органам политического контроля для того, чтобы списки врагов расширять. Поэтому, безусловно, туда будет попадать все большее количество людей. Для меня это абсолютно не является сюрпризом.

- Мы доподлинно этого не знаем, но мы знаем, что держать клапан открытым – это умная стратегия, потому что она позволяет отъехать тем людям, которые, может быть, если бы границы были закрыты, были бы в безвыходном положении – и они бы как-то пытались самоорганизовываться: они, возможно, оказавшись на фронте, вели бы подрывную работу и пропагандировали саботаж приказов, точно так же, как части царской армии были распропагандированы большевиками во время Первой мировой войны. В любом случае, масштабы репрессий тогда пришлось бы очень сильно увеличивать, пропорционально количеству несогласных. И это – напряжение системы, это огромный расход ресурсов.

Прогресс, если это так можно назвать, в том, что все-таки цена человеческой жизни в России сильно возросла по сравнению с событиями 100-летней давности, и возможностей у жителей страны наладить жизнь где-то еще появилось гораздо больше. Не у всех есть такое привилегированное положение, как у меня, работающего на иностранную организацию с возможностью релокации. Но в целом при желании и наличии воли не жить в России, а что-то менять в своей жизни (уехать в безопасное место, не платить налоги в России, никак не поддерживать войну и иметь возможность критиковать эту войну и так далее) возможность есть. И если эти люди могут безболезненно уехать и снизить давление в котле, это для режима хорошо.

У режима останется огромный пул людей, которых можно будет разными способами загонять на войну – и мобилизацией, и финансовыми стимулами, и прочим. Будет огромный пул людей, работающих по техническим специальностям, потому что комбинация боязни жизни за границей, их лояльности к стране, эффективности пропаганды и нормализации для себя того, что происходит – эта комбинация работает очень хорошо. То есть режим останется с тем пулом человеческого капитала, который позволит ему продолжить войну. Я ни в коем случае бы не недооценивал интеллектуальный уровень людей, сидящих в Кремле: что-что, а удерживать власть они умеют. Мне кажется, в этом деле они очень квалифицированная команда.

- Безусловно, неприсутствие в России и отсутствие такого же доступа, который был у меня и у моих коллег к российской системе, многое осложняет. Многие из нас имели рабочие контакты просто потому, что миссия Фонда Карнеги – это объяснять миру то, как он работает. Мы стараемся объяснять миру, как работает Россия. Мы стараемся через нашу платформу «Карнеги-политика», которой руководят Александр Баунов и Максим Саморуков, объяснять россиянам, как работает мир.

Конечно же, работать не в России сложнее, но в России сейчас честно описывать то, что происходит, невозможно из-за законов. Там масса вещей просто законодательно запрещены, соответственно, для честной и беспристрастной аналитики ниша все меньше, особенно если вы пишете о чем-то, что связано с войной. И второе – у нас все равно огромный пул данных, который есть благодаря, условно говоря, интернету.

У вас есть масса вещей, которые вы можете посмотреть и высчитать – как растут цены на разные группы товаров в разных регионах страны, что происходит с бюджетными доходами, и много чего еще. Да, сама система пытается закрыться и от внешнего мира, и от себя самой, но у нас по-прежнему есть люди, которым интересно с нами общаться, в том числе и из числа чиновников, которым интересно послушать то, что мы рассказываем и пишем. Мы пишем все это для всеобщего обозрения. Все, что делает Фонд Карнеги, доступно публично. Я ничего не рассказываю никогда своим контрагентам в западных правительствах (точно так же, как я не рассказываю ничего своим контрагентам в российском правительстве), чего бы я не написал на сайте Центра Карнеги. Точно так же делают все остальные. Если у вас есть некая аналитическая линза, которую вы стараетесь максимально прочищать, если у вас нет свой политической повестки, то вы отделяете анализ реальности от того, что вы хотели бы видеть как гражданин. Это, пожалуй, самая тяжелая задача, даже более сложная, чем доступ к качественным данным. Потому что нельзя не переживать за наших друзей, родственников и соседей в Украине, нельзя не переживать за свою страну, которая проходит очень трагический момент, тем не менее, нужно отделять от своего анализа и от своего желания увидеть то, что вам хочется. Я очень надеюсь, что мы будем стараться с ней справляться.

И последнее: Россия и российская экспертиза очень зациклены на себе. Она очень мало знает об окружающем мире, и очень многие вещи видятся ею через российскую призму. Мы, будучи частью международной команды экспертов, все-таки стараемся смотреть с точки зрения того, что происходит в мире в целом, и продолжать честно делать свою работу – анализировать, рассказывать миру то, что мы видим. И все то, что мы видим, очень легко проверить, как и поспорить с нами – мы охотно признаем свои ошибки, а в спорах рождается истина.

Данила Гальперович