Власть в обществе, обретающем тоталитарные черты, — это не персоны, не институты, не закон, а стратегии и техники сохранения господства

Оставляя за скобками вопрос, ради чего осуществляется власть (ради общего блага, приумножения собственного богатства или ради «нее самой»), мы обратимся к тому, КАК она реализуется в обществе, которое становится тоталитарным. Такое состояние не является естественным или исторически заданным, оно должно быть как-то и кем-то произведено.

Нас будет интересовать не государственное принуждение вообще, но только в том контуре «судов и правоохранительных органов» и некоторых дополнений к ним, чьей задачей является удержание власти. Выделяя этот контур, его мы и называем «МТМ» — Машиной тоталитаризма модернизированной.

МТМ лишь частично совпадает с судебно-правоохранительной системой, поскольку та в определенной мере продолжает работать на общее благо. Вместе с тем центры принятия ключевых решений — как стратегических, так и касающихся конкретных персоналий — вынесены за контур правосудия: эти решения имеют не правовой, а политический (иногда рейдерско-захватнический) характер.

Конкретные недавние примеры позволят очертить круг интересующих нас феноменов и обозначить приемы, которые мы будем использовать для их интерпретации.

1. Неправо

В ноябре 2023 года в Сети появилось видео зум-конференции в правительстве Саха (Якутии), на котором тамошний военком распекает глав улусов (районов) за невыполнение плана привлечения контрактников для участия в СВО. Свою речь он заканчивает словами: «Я не хочу никого пугать, но…»

Что «но»? Контракт — дело добровольное, набор контрактников не входит в круг обязанностей глав администраций, по закону их нельзя как-либо наказать за «невыполнение плана», да и сам план с юридической точки зрения — филькина грамота. При этом каждый глава понимает, что стоит за «но» военкома — кому-то из них (разуме­ется, не всем) за недобор добровольцев показательно «прилетит» от администрации республики. Что именно и как скоро — пока неясно, за что формально, тоже не угадаешь: «юридически» придраться можно к чему угодно — кроме, собственно, плана.

Это иллюстрирует, как работают «понятия» — неформальная система обязательств, связывающая между собой по вертикали центры принятия политических решений с рабочими механизмами МТМ. Внешне эти отношения напоминают правовые, где-то они пересекаются с правовыми и используют механизмы закона, их практики по-своему институциональны, хотя неписаный характер норм исключает их однозначное прочтение. Эти отношения нельзя увидеть и понять отдельно от права, они образуют как бы его тень — поэтому мы назовем эту материю понятийности обобщенно «неправом».

В сфере неправа формула: «Я не хочу никого пугать, но…» — имеет универсальный характер. Она может приобретать лукавый вид: «Действуйте по закону» — или вообще не произноситься, а подразумеваться — так, каждый судья, вынося решение по значимому делу, учитывает не только требования закона, но и это не произнесенное «но…».

«Горе непонятливым» — может быть начертано над дверью в отдел кадров МТМ: они будут исторгнуты, а то и наказаны (с задержкой и смещением повода), если сделают не то, что от них ожидалось, а понятливых ожидает карьерный рост.

2. Фасад Машины ТМ

С другой стороны, контур МТМ выходит за пределы того, что мы привычно называем судами и правоохранительными органами. Наряду с центрами принятия политических решений, которые могут выноситься или согласовываться на разных уровнях, контур включает в себя также «законодательные органы», легализующие политические решения.

Неправо функционирует наподобие права — его применяют прежде всего суды и «правоохранительные органы». Для сохранения внешней картины законности им необходимы зазоры и люфты в системе регулирования. Механизм изобретения таких законов и поправок «с фокусом» непрозрачен, этим ведают не те, кто является нам в телевизоре, а Государственно-правовое управление президента — одно из самых закрытых подразделений его администрации.

По сравнению с эталонной (правовой) картиной законности, где иерархию возглавляет законодатель, второй этаж образует судебная система, отвечающая за неукоснительное соблюдение законов, а полицейские органы занимают нижний этаж, Машина ТМ переворачивает эту пирамиду вверх ногами.

Политические решения адресуются прежде всего полицейским органам, в роли которых могут выступать не только собственно полиция и разнообразный ОМОН, но также Минюст — в части признания нелояльных «иностранными агентами», Роскомнадзор — в части разорения и ликвидации независимых медиа, и многие другие — вплоть до санитарного и пожарного надзора и как бы негосударственных банков.

Доступ к суду в таких случаях закрыт или крайне затруднен, они практически неизменно поддерживают решения полицейских органов, а если у них возникают с этим юридические сложности, тогда на помощь приходит законодатель.

В феврале 2022 года Машина ТМ, накопившая большой опыт репрессий, все же не была готова к началу специальной военной операции. Инструментов борьбы с противниками СВО полицейским органам и судам не хватало, и законодатель тут же дополнил УК статьей 207.3 о «распространении заведомо ложной информации об использовании вооруженных сил», и КоАП статьей 20.3.3 о «публичной дискредитации вооруженных сил». Законодатель справился с задачей уже 4 марта, затем в течение марта статья 207.3 дважды корректировалась с целью облегчить и расширить ее применение.

Стандартно применяемая часть 2 ст. 207.3 УК, где в качестве отягчающего обстоятельства могут фигурировать мотивы разного рода «ненависти» (политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной), предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 5 до 10 лет. Такая санкция лишь за слова, тем более в отсутствие указа о военном положении, сама по себе выглядит неправовой, но нас интересует «люфт» и связанные с ним практики.

16 ноября 2023 года Василеостровский суд Санкт-Петербурга приговорил художницу Александру Скочиленко по статье 207.3 УК к 7 годам лишения свободы (после полутора лет содержания в СИЗО). Мы не обсуждаем изуверский характер такого наказания для девушки, которой по медицинским показаниям не место в тюрьме, — нам сейчас важнее тот факт, что «заведомая недостоверность» сведений, которые она написала на ценниках в «Перекрестке» в апреле 2022 года, была доказана лишь тем, что пресс-центр Министерства обороны такой информации не распространял.

Зазор, состоящий в том, что за истину (а в уголовном процессе это не пустой звук) принимаются только официальные данные Минобороны, не вытекает из диспозиции статьи 207.3 УК, которая все еще пытается мимикрировать под право. Это практика, освященная приговорами, вступившими в «законную силу», — ее творцом стала судебная система.

Вряд ли эта практика, как и «стандартный» срок в 7–8 лет лишения свободы были продиктованы судьям «из Кремля» — они сами проявили понятливость. Температурный режим выставили апелляционные и кассационные инстанции и в конечном итоге Верховный суд, хотя и не сказавший в своих обзорах об этом ни слова, при самоустранении Конституционного суда. Последний, впрочем, признал не противоречащей конституционному праву граждан на свободу слова практику привлечения их по статье 20.3.3 КоАП, указав, что они не имеют права ставить под сомнение принятые властями решения и меры «на основе субъективной оценки».

3. Уточнение концепта «машина»

В ноябре 2023 года стало известно о появлении в Кемерове помилованного президентом в связи с его участием в СВО убийцы своей бывшей девушки Владислава Канюса, который в июле 2022 года был приговорен к 17 годам лишения свободы. Канюс убивал подругу в течение нескольких часов, нанеся ей 111 увечий, и задушил шнуром от утюга. Все это время соседи, слышавшие крики, вызывали полицию, но полицейские приехали по вызову, только когда девушка была уже мертва. Кемеровский судья приговорил полицейских к двум годам лишения свободы условно.

В той части, в которой правоохранительные органы и суды охраняют общественный порядок и борются с общеуголовной преступностью, мы не включаем их в контур Машины ТМ. Однако они все чаще отказываются выполнять работу, необходимую для общественного блага. Вряд ли это первый подобный случай в Кемерове и тем более в стране, а условный приговор сигнализирует, что Машина ТМ не рассматривает эту общеполезную функцию как приоритетную. Зато принадлежность к полиции сама по себе свидетельствует о лояльности, что смягчает наказание по закону или вовсе освобождает от него (на это был направлен и целый ряд законодательных новелл последних лет).

Политическое решение о помиловании Канюса игнорирует правовые цели уголовного наказания.

За первые 23 года своего правления Владимир Путин помиловал считанные единицы осужденных (в их числе были сотрудники «правоохранительных органов»), резко изменив практику, существовавшую при президенте Ельцине.

А в 2023 году таким же образом, как Канюс, были помилованы, видимо, тысячи осужденных, в том числе за тяжкие и особо тяжкие преступления.

Эта практика, вписанная в контур Машины ТМ после начала "СВО", использует механизм помилования не по назначению, то есть образует злоупотребление правом. Она игнорирует не только различия в совершенных преступлениях и в характеристиках осужденных, но и права потерпевших, о чем громко заявили родители убитой девушки.

Здесь мы уточняем концепт «машины», заимствованный у Жиля Делёза, который наряду с «машиной» использует также термин «сборка». Сборка представляет собой сочетание как бы несочетаемого и разноприродного, что, однако, производит нужный эффект (в хрестоматийном примере Делёза это оса и орхидея). У нас образ делёзовской «машины» подчеркивает, что для достижения своих целей МТМ использует любые инструменты: как предусмотренные законом, так и противоречащие ему, как традиционные, так и подвернувшиеся под руку по случаю. Закон тут не лучше и не хуже незаконного насилия и лишен всякого ореола.

Мэрия Москвы отказала родственницам мобилизованных в реализации их конституционного права на мирный митинг 25 ноября со ссылкой на ковидные ограничения — это хотя и сильно потрепанный, но удобный инструмент. Избирательность правоприменения или неприменения — основа таких сборок, создаваемых ad hoc для решения конкретных задач.

Концепт «машины» развивает Бруно Латур, показывая, что эффекта достигают сборки, состоящие из людей, вещей, идей и практик. Наряду с действиями судей и следователей, эффективность МТМ достигается за счет состояния мест лишения свободы («вещь»), которое делает содержание в них еще более унизительным и ужасающим. Действия судей, как и законодателей, нельзя понять и оценить без учета того, что им это также прекрасно известно. А внутриведомственные правила ФСИН, отстоящие далеко от закона и дополненные практиками, позволяют создавать персональную невыносимость для тех арестантов, в отношении которых есть политическая команда (пусть прямо не высказанная) их «ломать».

4. Подсоединения и квазилегитимное насилие

Основу контура МТМ внутри судебно-правоохранительной системы составляют опытные кадровые сотрудники, прошедшие строгий отбор за счет самого механизма понятийности. Продвижение внутри контура контролирует ФСБ; нередко делая ставку на наличие компромата, она вербует и агентуру для слежки и проведения рейдерских операций, чьи цели выходят за пределы контура. На ответственных должностях в судах и «правоохранительных органах» любая нелояльность исключена, а ошибки стоят «непонятливым» дорого — в том числе утраты права на раннюю и повышенную пенсию и другие льготы.

В то же время Машина ТМ широко использует своеобразный аутсорсинг, разово или время от времени подсоединяя для решения конкретных задач «внештатников». В качестве таковых могут использоваться, например, арестанты, которые специализируются на пытках других заключенных, «православные активисты», обливающие правозащитников мочой, и др. — варианты таких сборок, в принципе, бесконечны и зависят лишь от поставленной задачи и фантазии исполнителей.

Речь идет о делегировании права на насилие, монополия на которое является необходимым признаком государства.

Легитимное государственное насилие трансформируется в квазилегитимное, пограничное — не разрешенное, но вознаграждаемое в той или иной форме за риск. 

Кадровые сотрудники контура МТМ толкают «добровольцев» и на совершения ненасильственных преступлений. Когда в марте 2022 года законодатель поспешно принял поправки к УК и КоАП, карающие за антивоенные высказывания, следователи и судьи скоро поняли, что составы, в рамках которых неправо все еще может прикидываться правом, чаще всего «не натягиваются». Тогда они обратились к «экспертам», чтобы те сделали выводы, которые были им нужны, но которыми они не хотели мараться сами. Между тем с точки зрения УК выдача заведомо ложного экспертного заключения так же преступна, как и заведомо неправосудный приговор.

В деле Саши Скочиленко заключение о «заведомой ложности» сообщенной ей на ценниках информации выдали двое сотрудников филфака СПбГУ. Преподававшая там же с 1988 года кандидат наук Светлана Друговейко-Должанская была приглашена защитой в суд, где раскритиковала заключение коллег. Осенью 2023 года Друговейко была уволена из СПбГУ со ссылкой на решение Комиссии по этике в лице тринадцати «почетных профессоров». Ареопаг счел, что она «поставила под сомнение статус СПбГУ как экспертной организации», «не заботится о его репутации и не способствует укреплению его авторитета как старейшего университета России и одного из ведущих вузов страны».

Подсоединяя, часто вопреки их желанию, «гражданских», ощущающих себя вне контура МТМ, и помечая их определенным образом, последняя начинает работать так же, как медиа, на чем мы подробней остановимся в следующей главке.

Но деваться некуда — на фоне растущей монополии государства на рабочие места МТМ использует в своих целях по мере надобности работников бюджетной сферы, сотрудников регистрационных служб и банков, муниципалитетов и отделов кадров, чьими руками подсоединившая их Машина ТМ дотягивается до интересующих ее «объектов».

5. Машина ТМ как медиа

В конечном счете Машина ТМ производит нужным образом дисциплинированное население («электорат»), метит (стигматизирует) граждан как «правильных» и «неправильных», то есть ее функции можно описать как биополитику в понимании Мишеля Фуко. Такое производство — наиболее надежный способ удержания власти, позволяющий сохранять иллюзию некоторой демократии и права. Эта функция хорошо осознается внутри контура, пусть и в специфических терминах «противодействия западному влиянию», а идеология облегчает подсоединение к нему также массы добровольцев.

МТМ «модернизирована» в той части, в которой она связана с медиа, образуя с ними единый комплекс, и в которой она сама функционирует как медиа. Прежние исторические тоталитарные системы тоже не пренебрегали пропагандой, создавая публичные образцы террора, но лишь современный уровень развития информационного общества позволяет МТМ экономить на репрессиях, регулируя их достаточный и в то же время приемлемый для колеблющихся уровень.

Акции показательных задержаний и обысков немедленно транслируются по официальным каналам ТВ, фигуранты до всяких судебных решений предстают в этих сюжетах как преступники. В то же время заранее предрешенные приговоры позволяют медиа говорить о «фактах», которые закреплены во вступивших в законную силу судебных решениях. В поле права, под которое мимикрируют практики МТМ, против этой логики нет аргументов, критики вынуждены смещаться с правовых на политические позиции, где их ожидает стигматизация даже на как бы законных основаниях.

Наряду с использованием горизонтальных (по классификации Маршалла Маклюэна), то есть быстрых, новостных медиа, Машина ТМ и сама предстает как «вертикальное медиа». Дума, принимающая очередной репрессивный закон, — такое же медиа, каким в Древнем Вавилоне был каменный столб с записанными на нем законами царя Хаммурапи (законы утратили смысл, а столбу за 36 веков ничего не сделалось). Такое медиа устанавливается как бы навечно и в полной мере иллюстрирует формулу Маклюэна: «The Medium is the Message». В отличие от частных месседжей индивидуального террора, этот общий месседж МТМ как медиа и состоит в том, что «так всегда было и будет», и всякое сопротивление бессмысленно.

Взгляд на МТМ как на медиа позволяет вписать в его контур механизмы цензуры и проследить подсоединение к нему массы работников таких традиционно гражданских профессий, как учителя, преподаватели вузов, гуманитарные ученые (в особенности историки и юристы), и по мере надобности любое другое «мирное население».

В традиционно невоенизированных сферах, где происходит индоктринация молодежи, используется массовое, но ослабленное мягкое принуждение: дисциплинарные практики школы, церкви, местных сообществ, спортивных команд, банков, отделов кадров учреждений и организаций и др.

Мягкое принуждение, становящееся по мере формирования тоталитаризма настолько привычным, что часто уже не воспринимается как насилие, не перестает быть насилием или угрозой его применения. Это как бы поле гравитации дисциплинарных практик, которое анонимно — тут видны только проводники, но не источник насилия — и вездесуще. Это «режим», чья роль в формировании «правильного» (конформистского) населения не меньше, чем значение показательных репрессий, а с его эффектами мы сталкиваемся постоянно.

6. Уязвимости Машины ТМ

Машина вездесуща, но трудноуловима. В некотором смысле ее даже нет: она не институциональна и собирается каждый раз заново и из разных элементов по случаю — будь то задача в очередной раз упечь Навального в ШИЗО или внести поправки в Конституцию.

Неправо размывает ответственность участников и делает насилие анонимным: можно сколько угодно догадываться, откуда и за что «прилетело», но подтвердить это невозможно. В случае гипотетической смены режима привлечь к ответственности можно будет лишь исполнителей, но не тех, кто, не отдавая формальных указаний, лишь «посылал сигналы».

Ответственность смещается с персоналий на практики и здесь увязает. Структуры предшествуют своим элементам: гипотетическая новая власть столкнется с тем, что замена кадров не произведет никакой революции — да и где их взять? Возможности же саботажа со стороны тех, кто останется на своих местах, будут колоссальны — так это и произошло после 1991 года с судами, прокуратурой и тем более со спецслужбами, реформы в которых проводились только в направлении их неподконтрольности гражданскому обществу.

Но откуда, собственно, может появиться импульс к смене постоянно укрепляющего себя тоталитарного режима? Главная проблема МТМ с точки зрения будущего (сколь-нибудь ясная картина которого у режима не случайно отсутствует) заключается в ее экономической деструктивности.

Самые роскошные и новые здания в любом регионе РФ (не считая, возможно, пенсионных фондов) — это суды. Показное мраморное великолепие, известный уровень зарплат и льгот ключевых участников явно диссонируют с тем, что в контуре МТМ это чисто декоративное звено, как, впрочем, и Государственная дума, сенат и Конституционный суд.

Однако это лишь та часть контура МТМ, которая производит как бы право и совпадает с формальным дизайном государства. Своей доли, и, вероятно, большей — за риск — требует и та часть, которая производит неправо. Компенсаций в той или иной форме «заслуживают» и добровольцы, но и штатные кадры «судов и правоохранительных органов», когда центры политических решений и контроля лояльности заставляют (а скорее стимулируют) их смещаться с позиций закона на зыбкую почву понятийности. В официальном бюджете средств на поддержание механизмов неправа нет, и они могут черпаться только из коррупционных схем.

Между центрами политических решений, службами контроля лояльности и рабочими механизмами Машины существует своего рода общественный договор: в обмен на принятие решений «по понятиям» первые закрывают глаза на коррупционные практики вторых: от мелких поборов, традиционного «распила» — на тех же зданиях, оборудовании и др. — до крупных рейдерских операций. Впрочем, «общественный договор» также «понятиен» и нестабилен — контролирующие и кадровые органы в любой момент могут использовать компромат и для давления, и для избавления от непонятливых, принося отдельных персон в жертву общественному мнению.

Зыбкая система неправа постоянно повышает транзакционные издержки и создает нестабильность, в условиях которой экономические агенты вынуждены действовать в коротком горизонте, а инвестиции «вдлинную» предпочитают делать в странах, где существует нормальное правосудие. То, что в условиях "СВО" это становится невозможным, не заставит их вкладываться даже в оборонный комплекс РФ «вдолгую».

Таким образом, хотя сама Машина ТМ отнюдь не выглядит хрупкой, рухнуть может экономический фундамент ее легитимности, в котором уже появляются опасные трещины.

Между тем широкое использование аутсорсинга насилия приводит к эксцессам, подобным погрому в аэропорту Махачкалы. В этих условиях любой «черный лебедь» может запустить катастрофический для режима сценарий.

Машина ТМ постоянно укрепляет вертикальные связи своего контура в ущерб горизонтальным. Губернаторы и администрации субъектов Федерации, наряду с управляемыми из центра «силовиками», являются важными проводниками политических решений сверху вниз, но собственные интересы регионов приносятся в жертву властной вертикали: в частности, жестокое подавление протестов на местах едва ли способствует росту популярности региональных властей.

Совпадение этих факторов: экономического коллапса и противоречий в интересах центра и периферии — может привести к расщеплению Машины ТМ не по вертикали, но по горизонтали. В таком случае режимы в региональных образованиях могут оказаться разными: от еще большего ужесточения — до движения в сторону права, особенно там, где возникнет несколько центров силы и влияния.

Леонид Никитинский