Вы здесь
"Я ненавижу этот парад"
Он отправился на войну, как только война началась, и вернулся с нее через полтора года после того, как закончилась. В 1941 году ему был 21 год. В 2011-м ему 91. Он бодр, ходит с гордо поднятой головой — всегда с восхищением смотрела на его осанку — и у него ясный ум, которому можно только завидовать.
Он был связистом, командиром роты, и он никогда не рассказывает про войну на войне. Только более или менее мирные эпизоды, в основном из 1945 года, когда они уже практически без боевых действий шли по Венгрии.
Про то, как нашли склад Токайского и старшина тридцати лет упал от него в обморок — потому что к спирту привык, а вот к вину нет. Про то, как быстро увозили на подводе, опасаясь СМЕРШа, который шел следом, отрез крепдешина и все дедовы девочки — 15 связисток из его подчинения — сшили себе одинаковой расцветки платья и вдруг стали красивыми и юными. Своей главной заслугой в этой войне он считает спасение этих 15 женщин — ни одна из них не погибла, он не пускал их на передовую. Есть одна цифра, которую он не устает повторять. В 1945 году в СССР живыми с фронта вернулись 3-4% молодых мужчин его поколения — 1920—1924 года рождения. Я не знаю, верная ли это цифра. Но у меня от нее всегда мороз по коже.
Мы жалуемся на пробки — мой личный рекорд парадной пробки 4 часа 30 минут. Мы считаем, сколько стоит нам, налогоплательщикам, сам парад, раздолбанные дороги, разгон облаков. Мы в бешенстве от георгиевских ленточек, которые уже завязывают в «М.видео» на пылесосы. Я в прошлом году отказалась ехать в такси, на котором было «На Берлин» и «Спасибо деду за победу», — потому что я люблю город Берлин, а надписи эти меня бесят. Три года назад я всерьез испугалась, выйдя ночью из магазина «Республика» на Тверской, что в стране военный переворот. Забыла я про репетицию, выхожу — в час ночи пустая дорога и через каждые три метра стоит солдат с автоматом наперевес.
Но, честно, я готова была бы стоять в пробке шесть часов, я даже, может быть, нацепила бы на зеркало машины эту ленточку безобразную. Если бы я знала, что он, мой двоюродный дед, 9 мая 2011 года в свой 91 год будет сидеть на центральной трибуне, где-то между Даниилом Граниным и Еленой Боннэр, рядом с Дмитрием Борисовичем Ломоносовым, тоже ветераном войны, который ведет блог и рассказывает в нем гораздо больше, чем мне мой дед. Если бы самолеты летели в честь этих людей. Если бы полки вытягивались в струнку перед ними. Если бы техникой хвастались им. Но мой двоюродный дед не был приглашен на прошлогодний юбилейный парад. Не приглашен и на этот — еще более дорогостоящий, еще более торжественный. «Зато сегодня я вытащил из почтового ящика поздравление от Медведева. Москва, Кремль». Президенты поздравляют моего деда каждый год. Под копирку.
В прошлом году он сходил на концерт в районе метро «Университет», который устраивала управа. Довольно быстро ушел оттуда и долго стоял у памятника пионерам-героям рядом с Цирком. «Какие же они были молодые, как можно было, чтобы они воевали», — говорил он мне вечером. В этом году у него нет планов на 9 мая — кроме нашей встречи.
У меня нет ощущения, что это сильно задевает моего деда. Зато это задевает меня. Когда в этом празднике нет места моему деду — там нет места и мне. Чей это праздник, я не знаю. Кто кого победил — не уверена, что разберусь. Так что я, оставленная за бортом вместе с ним, раздражаюсь бряцанием оружия, с озлобленным удовольствием повторяю из раза в раз «ни одно цивилизованное государство в мире не устраивает военных парадов» и ругаю последними словами пробки, образовавшиеся из-за репетиций.
Впрочем, возможно, в стране, где мой двоюродный дед был бы главным героем 9 мая, и без танковых бригад на Тверской во время репетиций обошлись бы. Мне так кажется.
