«Баранья покорность» или «служение Родине»?

Как известно, путинским Пропагандоном основным мотивом нападения на Украину было объявлена, якоБы, готовящийся удар Запада по РФ. Российский обыватель Бы-версию принял, причем настолько охотно, что в его черепушке произошло сальто-мортале, превратившее злобный разбой в отечественную войну со всей соответствующей ей пафосностью в стиле «Вставай, страна огромная!!!». Слушая весь этот бред, создается впечатление, что в «глубинном народе» кандидаты в пушечное мясо вообще не знают, кто на кого напал. И полагают, что идут защищать Родину от фашистов. Как в 1941!

Впрочем, царь Владимир – Красно солнышко - пропаганду пустил по боку, заменив ее ставкой на коммерческий мотив. И превратив солдатчину и убийство в статью бизнеса, привлекательного для нищей провинции настолько, что очереди в военкоматы выстраиваются без принуждения и патриотической демагогии.

Тем самым, российский обыватель стал соучастником побоища, лишенного сколько-нибудь осмысленной цели, бюджета и раскладки во времени. Эта Бы-война обрела контуры, настолько расплывчатые, что существует только процесс. И он стал самоценностью в качестве привычки, атрибута, формы занятости и заработка. Судя по комментариям российских СМИ, последний фактор обрел настолько важную роль, что возможность избавиться от нищеты, жертвуя жизнью одного из детей, обсуждается на семейных советах.

Соучастие и солидарность обывателя обуславливается еще и тем, что огромная, предполагаю – даже преобладающая часть его настолько отчуждена от этой «войнушки», что вообще ее не замечает. И она присутствует в его жизни не более, как в свое время афганская. Так – понаслышке. В самых туманных чертах и без малейших личных эмоций.

Тем паче, что на первых порах мобилизация на смерть происходила весьма избирательно. И пушечное мясо в основном формировалось за счет глухой провинции. Да и один-два миллиона прямых или косвенных участников этой войны – это в пределах статистической погрешности от общего населения. Меньше одного процента.

Важно и то, что, хотя побоище затеяно по личному капризу вождя, это вовсе не означает, что народонаселение втянуто в нее исключительно либо обманом, либо принудительно. Плебс принял версию Бы-войны именно потому, что вполне солидарен в нелюбви к украинцам, быстро переходящей в ненависть. Она – в природе инаковости национальных менталитетов. С одной стороны – народ-государственник, для породы которого характерно бегство от персональной ответственности путем делегирования ее вверх – той или иной форме власти, в идеале – единоличной и тоталитарной. Именно диктаторы пользуются здесь авторитетом и истеричной любовью, о чем красноречиво свидетельствует социология касательно культа Сталина. 

С другой стороны – народ-анархист, демократ в том смысле, что не доверяет государству и предпочитает свои проблемы решать самостоятельно. Не даром в восприятии и терминологии русских «хoхoл» выгляди этаким хитроватым, прижимистым «куркулем». Прежде, когда жили в мире, такое отношение носило довольно снисходительный и бытовой характер. Но когда полилась кровь, инаковость быстро вылилась в ненависть. Хотя бы потому, что сравнение менталитетов извне российские нравы нарекаются «рабскими». И где-то в подсознании это свербит. Оттого тем решительней нажимается патриотическая кнопка, оправдывающая и облагораживающая трогательное слияние с вождем. И заменяющая термины типа «баранья покорность» на возвышенные типа «служение Родине».

И в этом трагедия безвыходности войны по позитивному сценарию. Ведь при такой социальной психологии создается ситуация, при которой Путину до невозможности трудно прекратить ее, даже если бы захотел. Потому что рискует уничтожить свой культ. Не поймут!

Это при том, что кремлевский засиделец заварил кашу, которую расхлебать не в состоянии. Ведь в лице Украины, которая сама по себе оказалась крепким орешком, приходится воевать и с Западом, что исключает малейший шанс на победу. Поражение же вообще смерти подобно – в политическом, да и физическом смысле. Поэтому и возникла тема ядерного срыва как безумной реакции загнанной крысы, которая будируется в жанре шантажа для Запада. 

А потому Бы-война уже определилась в песенку без очевидного конца. Именно опасность и недостижимость как победы, так и поражения порождает ситуацию, когда затяжная и бессмысленная цепь людоедства превращается в привычный атрибут жизни на неопределенно долгий период. Как в Первой мировой.

Ну разве что Засиделец уйдет или уйдут. Именно с этим Бы – и исключительно с ним – связывается и фантазируется пока инвариантность развязки. 

Наблюдатель

Как именно собирается выигрывать войну Россия, также не вполне ясно. Директор близкого к Минобороны РФ Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов считает украинскую оборону «достаточно устойчивой» и связывает возможные успехи российских войск с необходимостью новых мобилизационных мероприятий. Новую мобилизацию ставят в зависимость от возможного наступления на Харьков, поскольку силами контрактников сделать это невозможно. Впрочем, российское руководство может и не пойти на подобные меры (тем более что новых мобилизованных вряд ли удастся обеспечить техникой в достаточных количествах), оставив войну на текущем уровне интенсивности с ближайшими целями полной оккупации Донецкой области.

В то же время к неким радикальным решениям на фронте российское руководство может подтолкнуть то, что время может работать против него — по оценке экспертов RUSI, военная мощь России достигнет пика в 2024 году, а в 2025 году начнут нарастать проблемы с поставками вооружений. К 2026 году запасы советских вооружений на российских базах хранения иссякнут, а новое производство не сможет обеспечивать потребности фронта, поэтому перед российскими властями стоит задача в течение этого временного промежутка принудить Украину к капитуляции или хотя бы к выгодному для России мирному соглашению.

Как именно это сделать, учитывая текущие темпы наступления, пока непонятно, поэтому Кремлю остается надеяться.

ВС РФ по-прежнему придерживаются тактики «мясных штурмов», добиваются тактических успехов, но не могут перевести их в оперативные. ВСУ находятся в стратегической обороне в условиях нехватки боеприпасов и личного состава. Если не случится чего-то экстраординарного, в течение 2024 года ни одной из сторон не удастся выйти из «позиционного тупика».