Ельцин сделал две великие вещи: он запретил КПСС и распустил Советский Союз. Больше он ничего серьезного не сделал и очень много возможностей упустил

20 лет тому назад, 12 июня 1991 года, Борис Ельцин был избран президентом РСФСР. Об этом наша беседа с Владимиром Буковским, бывшим политическим заключенным в Советском Союзе, общественным деятелем и писателем.

Где вы были 20 лет тому назад и как встретили сообщение о первом в истории избрании президента России?

Я был дома. Я только что вернулся из Москвы. В апреле я с большим трудом добился себе визы на 5 дней. Со всеми познакомился и более или менее был в курсе дел и знал, что будет происходить.

Как я воспринял? В общем-то, в те времена это воспринималось только как первый шаг на пути к распаду, к роспуску Советского Союза. То есть, идея была в том, чтобы Россия, приобретя больше суверенитета, сама вышла из СССР, чем и прикончив это формирование. Так это и воспринималось, не более. Это был, скорее, технический шаг, нежели какое-то историческое событие. Всем было понятно, что РСФСР как государство долго не просуществует.

Надо отметить, что ровно за год до избрания Ельцина президентом России, 12 июня 1990 года, съезд депутатов принял декларацию о государственном суверенитете РСФСР, в которой предусматривался приоритет российских законов над союзными. То есть, это движение началось за некоторое время до того. Скажите, а сама личность Бориса Ельцина, личность первого президента России произвела ли тогда на вас какое-то впечатление? Казалось ли вам, что эта фигура станет какой-то значимой для будущего России или вам не казалось, что пост президента России, сам по себе, имеет значение?

Дело не в том президентском посте, о котором мы говорим, дело в том, что на тот момент Ельцин был, пожалуй, единственной фигурой в демократическом спектре, лагере, которая имела перспективы. Я об этом даже писал статьи в американских журналах, газетах.

Дело не в том, какой Ельцин. Сам по себе Ельцин как фигура большого впечатления на меня не произвел, тем более что, побывав в Москве, я узнал, что он гораздо менее решительный человек, чем выглядит. Что, наоборот, он очень колеблется, очень нерешительный и т.д. Это мне его окружение объяснило. И, вообще, конечно, все комплексы советского деятеля в нем были, хотя он и пытался их преодолевать. Поэтому никакого восторга эта личность у меня не вызывала, но, будучи реалистом, я понимал, что это единственная компромиссная фигура. Что между либеральными коммунистами и нами мы другой фигуры не найдем. Поэтому все решили: ну, что ж, будет Ельцин какое-то время.

На последних президентских выборах в России – уже свободной, независимой – вы хотели выставить свою кандидатуру, но она даже не была зарегистрирована, несмотря на то, что коммунизм пал, и Советский Союз закончился. Тогда, в 1991 году, вы только-только съездили на 5 дней в СССР, еще существующий. Тогда были у вас какие-то амбиции политического характера? Вот, в тот момент, в тех обстоятельствах времени? Казалось ли вам, что вы можете влиять на события в этой стране?

Ну, политической амбиции в классическом смысле слова у меня вообще никогда не было. В том числе, и несколько лет назад, когда я согласился выставляться. Это была, скорее, кампания со своими целями.

В 1991 году, тем более, у меня даже и мысли не было о том, чтобы занимать какие-то административные позиции в России. Мне это никогда не было близко, никогда не было интересно. Оказывать влияние можно по-другому, вовсе не обязательно будучи кем-то избранным.

 Как я позднее узнал, между прочим, от Старовойтовой, от Немцова, оказывается, я у них был в том, что называется «short-list» на позицию вице-президента. То есть, последние пять-шесть имен, которые представлены ельцинскому руководству на возможного кандидата в вице-президенты. Я, оказывается, там и был. Чего в то время не знал и, честно говоря, и не интересовался особенно. То есть, шанс какой-то был, хотя, конечно, скорее, условный. И то, что Ельцин предпочел Руцкого, то есть, либерального коммуниста, это понятно: его задача была – найти некий баланс между либеральными коммунистами и страной. Поэтому он искал там, а не среди нас.

Одним из первых президентских указов Ельцин, став президентом России, ликвидировал партийные организации на предприятиях. То есть, организации КПСС на предприятиях в РСФСР, в тогдашней России. Это, все-таки, было движение именно в ту сторону, в которую вы надеялись двигать всеобщее движение, то есть в сторону декоммунизации СССР?

Да, безусловно, это было вполне разумное действие. Это называлось «департизация» советской жизни. В учебных заведениях, на предприятиях – везде партячейки были ликвидированы. Это было очень верно, с этим мы все соглашались и поддерживали всячески.

Позднее, в этом же году 91-м, как мы помним, после провала августовского путча, Ельцин вообще запретил КПСС. И с этим мы были очень даже согласны и всячески поддерживали Ельцина в этом начинании. Вообще, Ельцин, если смотреть в ретроспективе, сделал две великие вещи, которые запомнятся и войдут в историю: он запретил КПСС и распустил Советский Союз. Это два великих достижения. Больше, с моей точки зрения, он ничего серьезного не сделал и очень много возможностей упустил. А это – это ему зачтется.