Вы здесь
После десятилетия "стабильности" Россия теперь выглядит так же уязвимой для потрясения, как Советский Союз в его последние дни
Правящий режим начал терять свою легитимность, когда Путин объявил об окончательной победе движения к "стабильности", обещал вернуться в Кремль в качестве президента и обязался перестроить Евразийский союз с бывшими советскими республиками. Советский привкус всего этого явно чувствовался на съезде партии Единая Россия в конце ноября, где Путин был назначен кандидатом в президенты.
"Нам нужен сильный, смелый и способный лидер ... И у нас он есть: это Владимир Владимирович Путин" — восторгался кинорежиссер Станислав Говорухин. Рабочий-металлург из "Уралвагонзавода" сообщил съезду, как Путин "поднял наш завод с колен" и поддерживал его "своими мудрыми советами (председатель совета директоров «Уралвагонзавода» Школов служил в дрезденской резидентуре КГБ вместе с Путиным). Мать-одиночка с 19 детьми поблагодарила Путина за "светлое будущее".
Предполагалось, что такие параллели с ныне идеализируемой поздней советской эпохой были одним из рекламных ходов Путина. Никаких скучных политических дебатов, широкая личная свобода, полные продуктов магазины: не это ли требуется народу? Вместо этого, что невообразимо, Путин был освистан: сначала зрителями на соревнованиях по боевым искусствам 20-го ноября, затем на многих избирательных участках, а теперь на улицах. Советская риторика вызвала антисоветский отклик.
По мнению Льва Гудкова из Левада-центра, такая реакция, направленная против монополистического, коррумпированного и авторитарного режима, сама является частью советского наследия. Эта реакция определяется отсутствием выбора, а не общим видением перемен. Так как Россия — все еще гибридное государство. Оно меньше, более потребительское и менее коллективное, чем Советский Союз. Но, хотя советская идеология ушла, механизм поддержки политической власти остается. Основные институты, включая суды, полицию и службы безопасности, телевидение и образование, используются чиновниками для сохранения своей собственной власти и богатства. Президентская администрация, не выборный орган, все еще занимает здание (и место) Центрального комитета Коммунистической партии.
Что еще важнее, советская ментальность оказалась гораздо долговечнее самой идеологии. Когда в 1989 году группа социологов, руководимая Юрием Левадой, начала исследование того, что они назвали Советским человеком — искусственным конструктом, состоящим из двоемыслия, патернализма, подозрительности и изоляционизма — они считали такого человека исчезающим. После последующих 20 лет они поняли, что хомо советикус видоизменялся и воспроизводился, приобретая в процессе новые признаки, такие как цинизм и агрессия. Это не какая-то генетическая наследственность, а результат институциональных ограничений и перекосов в экономике, а также нравственных стимулов, распространяемых Кремлем.
Эта ментальность не была характеристикой поколения, как вначале предположила Левада-группа. Выборы были сфальсифицированы в Москве не только людьми среднего возраста с советскими воспоминаниями, но тысячами прокремлевских молодых людей, собранных со всей страны и отправленных вбрасывать множество бюллетеней по всему городу. Символично, что они устроили свой лагерь в пустом павильоне сталинской Выставки достижений народного хозяйства. У большинства из них нет воспоминаний о Советском Союзе, так как они родились после его распада.
Но результаты выборов обнаружили также нежелание большой части российского общества мириться с существующей системой. Тысячи возмущенных мужчин и женщин, молодых и старых, старались пресечь мошенничество и защитить свои права. Один из наблюдателей за выборами, вышвырнутый с избирательного участка, написал в своем блоге: "Я думал, что умру от стыда...Мне не удалось спасти ваши голоса...простите меня". Такие голоса могут еще быть в меньшинстве, но конфликт между этими двумя группами был по существу конфликтом цивилизаций и признаком, что процесс демонтажа советской системы, начавшийся 20 лет назад, далеко не завершен.
Нравственный вакуум
После коллапса в 1991 году коммунистического режима было ожидание, как на Западе, так и в России, что страна примет западные ценности и присоединится к цивилизованному миру. Не учитывались разрушенная экономика, исчерпанный и истощенный человеческий капитал и духовный и нравственный ущерб, нанесенный 70 годами советского правления. Никто не представлял, какой будет страна, наследующая Советскому Союзу, и что действительно означает — быть гражданином России. Снятие идеологических и географических ограничений не добавило нравственной ясности.
В частности интеллигенция — движущая сила, приведшая к развалу Советского Союза — была застигнута врасплох. Когда ее "безнадежное дело" стало реальностью, она быстро обнаружила, что в стране отсутствует ответственная элита, способная и желающая создавать новые институты. Советское прошлое с его институтами никогда по-настоящему не рассматривалось, вместо этого все советское становилось предметом насмешек. Само слово "советский" было сокращено до совок, что по-русски означает "совок для мусора". Фактически, — говорит г-н Гудков из Левада-центра — эта насмешка над собой не была обоснованным неприятием советской системы, она была шутливой и легкомысленной. Годами ограниченные в возможностях государственным патернализмом и исключенные из политической деятельности, люди в большинстве своем не желали брать на себя ответственность за дела страны.
Такое легкомыслие закончилось, когда правительство отменило регулирование цен, показав бесполезность советских сбережений, а Борис Ельцин, перед лицом вооруженного восстания, открыл огонь по советскому парламенту в 1993 году. В скором времени надежда на чудо сменилась разочарованием и тоской по прошлому. Как показал проведенный г-ном Левадой опрос, это не означало, что большинство хотело вернуться в советское прошлое. Люди хотели порядка и стабильности, которые они связывали с армией и службами безопасности, а не с политиками.
Появление героя
Назначенному на смену Ельцину Путину принесли популярность два фактора : растущая экономика, что дало ему возможность расплатиться с долгами по зарплатам и пенсиям, и ведение войны в Чечне. Это символизировало возвращение государства.
В отсутствие какого-либо нового видения или идентичности, различия с 90-ми годами можно было достичь только обращением к предшествовавшему периоду — позднему Советскому Союзу. Но несмотря на то, что Путин использовал ностальгию по идеализированному советскому прошлому и восстановил советский гимн, он не намеревался восстанавливать Советский Союз ни экономически, ни географически.
Как сотруднику КГБ, г-ну Путину было хорошо известно, что контролируемая государством экономика не работает, а идеология стала показной. Но как сотрудник КГБ, он полагал, что демократия и гражданское общество — это просто идеологическое прикрытие, принятое Западом. Что имело значение в мире — и на Западе, и на Востоке — это деньги и власть, именно их он намеревался объединить.
Страна устала от идеологии, и он не принуждал страну к ней. Все, что он обещал (и большей частью выполнил), было: повысить доходы, восстановить присущие советской эпохе стабильность и чувство достоинства, обеспечить потребительскими товарами и разрешить людям путешествовать. Поскольку эти вещи удовлетворили большинство запросов относительно "свободы", звучавших с конца 1980-х годов, люди охотно согласились с его предложением оставаться вне политики. Хотя Путин был авторитарным, людям он казался "демократическим".
Легкость, с которой Путин уничтожил все альтернативные источники власти, была свидетельством не его силы, а институциональной слабости России. Ельцин, ненавидевший коммунизм, отказался подвергать СМИ цензуре и вмешиваться в судебную систему. У Путина в этом не было колебаний. Сначала он взял под контроль телевидение, затем нефть и газ. Игорь Малашенко, помогавший создавать НТВ, первый в России частный телеканал, говорит, он думал, что "будет достаточно молодых журналистов, не желающих вернуться обратно в стойло. Я ошибался".
Россия была гораздо свободнее в 1990-х, чем стала при Путине. Но это изменение было не внезапным, а постепенным, и было основано на унаследованной от прежней эпохи связи между деньгами и властью. Приватизация 1990-х годов отдала собственность в руки советского чиновничества и небольшой группы российских олигархов. Как заметил историк и аналитик Кирилл Рогов, действительная проблема была не в том, что накопление капитала было несправедливым — это обычно так — но в том, что не были установлены ясные правила конкуренции и механизм перевода собственности от менее эффективных владельцев к более эффективным.
При Ельцине эти олигархи были защищены от конкуренции своим политическим влиянием. Путин просто отбросил это, превратив владельцев в вассалов, которым позволяется владеть их собственностью по его усмотрению. С этого момента право собственности гарантировала власть чиновников, а не богатство владельцев. Связь между политической властью и собственностью никогда не разрывалась — как это должно быть в работающей демократии.
Монетизация льгот
При коммунизме отсутствие частной собственности компенсировалось властью и статусом. Партийный руководитель лично не владел предприятием — он не мог даже купить квартиру — но его положение в партии давало ему доступ к коллективной собственности государства, включая элитное обеспечение жильем и особые продовольственные пакеты. Слово "особый" было излюбленным в советской системе, как например, "особая встреча", "особый отдел" и "особый режим".
Советская система обрушилась, когда высшие государственные служащие решили "монетизировать" свои привилегии и превратить их в собственность. Слово "особый" также было превращено в источник прибыли, чтобы стать словами эксклюзивный и элитный. Эти слова были использованы для того, чтобы сделать рыночным почти все, от дома до стрижки. При Путине слово "особый" вновь приобрело свое советское значение, не потеряв рыночную стоимость. Черный Мерседес с синей мигалкой, прокладывающий путь сквозь пешеходов, стал предельным проявлением власти и денег. Это стало также одним из символов несправедливости, помогшим запустить недавние протесты.
Рассказы о чиновниках, а особенно о службах безопасности, оказывающих давление на бизнес, сейчас обычны. Самый известный пример — это Михаил Ходорковский и расчленение нефтяной компании Юкос. Но есть и тысячи других. Статистика ошеломляет: за прошлое десятилетие один из шести предпринимателей в России подвергался судебному преследованию за предполагаемое хозяйственное преступление. Согласно данным российского Центра правовых и экономических исследований, в большинстве случаев не было истцов, а число оправданных близко к нулю. Это означает, что огромное число заключенных в тюрьму российских предпринимателей являются жертвами продажных обвинителей, полиции и судов, которые могут безнаказанно экспроприировать предприятия.
Как в 1994 году предупреждал экономист Егор Гайдар, "Каркас бюрократической системы может стать, в зависимости от целей, каркасом мафиозной системы". Ко времени появления его книги в 2009 году это предупреждение стало реальностью. За несколько прошедших лет этот "чудовищный гибрид" начал протягивать свои щупальца во все сферы общественной жизни, где можно делать деньги. Примеров применения силы против предпринимателей множество. Это сводится к политике отрицательного отбора в советском стиле, когда самые лучшие и самые активные подавляются или уничтожаются, а паразитирующее чиновничество и оказывающие давление на закон вознаграждаются. То, что Сталин решал репрессиями и истреблением, нынешняя Россия достигает коррупцией и государственным насилием.
Главным ресурсом чиновничества является участие в цепочке распределения ренты. Хотя это позволяет направлять деньги в чувствительные регионы и производства, но также увеличивает зависимость страны от нефти и газа и развивает патернализм. Путин упорно работал, чтобы создать образ государства как единственного благотворителя, присвоив себе заслуги за рост доходов, порожденных высокими ценами на нефть. Как он подчеркнул на съезде Единой России, только государство и его правящая партия способны разобраться с проблемами народа. "Никто другой не отвечает за дела в деревне, городе или регионе, или во всей стране. Нет такой силы".
Эта идея была распространена на местах губернаторами, сообщившими перед выборами своим гражданам, что региональные фонды зависят от голосования за Единую Россию. "Если мы несем ответственность, у нас нет выбора — заявил избирателям губернатор обнищавшей Удмуртии. — Мы должны идти и проголосовать за кандидатов партии [Единой России] с показателем 99,99%. Это как было в советские времена, и если мы не нарушим этот порядок, мы все еще будем жить в Советском Союзе... и гораздо лучше, чем теперь". Критики говорят, что на практике государству не удалось выполнить многие свои функции, такие как обеспечение должного здравоохранения, образования, безопасности и правосудия. Но в России слова и символы часто имеют большее значение, чем жизненный опыт.
Ментальность осажденной крепости
Среди новооткрытых Путиным советских символов самый важный — это великая держава Россия, окруженная врагами. Выдвинув версию истории, в которой Сталин представляет величие России (его репрессии — просто злополучный побочный эффект холодной войны, навязанной ему Америкой), Путин использовал одну из излюбленных формулировок сталинизма: Россия как изолированная и осажденная крепость.
Недавние парламентские выборы сопровождались неуклюжей пропагандистской кампанией, изображавшей американскую противоракетную систему как угрозу существованию России. Дмитрий Медведев делал воинственные заявления, а государственное телевидение показывало длинные видеозаписи российских ракет, радаров и прочего небезопасного оружия, сопровождаемые тревожной музыкой. Создавалось впечатление, что на Россию вот-вот нападут. Адресатом этой кампании был не Запад, где российская элита проводит много времени и тратит много денег, а отечественная аудитория.
Любой, кто критикует правительство изнутри России, оказывает помощь внешнему врагу. В своей речи на партийном съезде Путин особенно нападал на неправительственные организации, которые получают деньги от Запада, "чтобы влиять на ход выборной кампании в нашей стране". "Так называемые грантополучатели", сказал он, подобны Иуде, и закончил свою речь цитатой из сталинских времен: "Наше дело правое. Победа будет за нами!". Он заметно опустил третий кусочек цитаты: "Враг будет разбит!". Но едва лишь он высказался, как российское раболепное телевидение (не показывавшее нынешние протесты) выпустило пропагандистский фильм о "Голосе", основном независимом наблюдателе за выборами, пытаясь представить его сотрудников как западных агентов.
Такая тактика, когда повсюду враги и ни у кого не допускаются благородные побуждения, взращивает общий цинизм. В этом аспекте постсоветская Россия смотрится совсем по-другому, нежели Советский Союз. Тогда у лидеров были ценности, а не просто интересы. Коммунистическая партия могла быть склеротичной и репрессивной, но ее не называли "партией жуликов и воров". Советские лидеры не поощряли цинизм: они всерьез воспринимали себя и свои слова. Было бы, например, невозможно для главного советского идеолога написать анонимный роман, выставляющий пороки им самим созданной системы, как это сделал Сурков.
Многие кремлевские политики фактически воспринимают себя как прогрессивных западников, борющихся с отсталым, косным населением, не имеющим ни склонности, ни навыка жить при демократии. Они считают, что люди проглотят все что угодно, пока их доходы растут. Но когда Путин заявил, что обмен местами с Медведевым был давно запланирован, народ почувствовал себя одураченным. Эти вопиющие махинации, когда все — имитация и нет ничего реального, растопило поддержку Единой России еще до выборов. Когда Кремль решил открыто фальсифицировать выборы, ярость вышла из-под контроля.
После десятилетия "стабильности" Россия теперь выглядит так же уязвимой для потрясения, как Советский Союз в его последние дни. Однако существенное отличие состоит в том, что у Советского Союза была ясная структура, и в том, что его лидер, Михаил Горбачев, не был готов силой защищать себя. Нынешние обстоятельства совсем другие.
Путин вряд ли последует совету Горбачева отменить результаты сфальсифицированных выборов. Вместо этого он может прибегнуть к более активным репрессиям, тем самым заставляя страну выглядеть гораздо более советской. Это только углубит кризис. Как можно бросить вызов власти Путина, ставшей для него вполне личной, и каковы будут последствия — остается вопросами, не имеющими ответа. Но очевидно, что если только граждане России не создадут систему, содействующую честности, открытости, толерантности и инициативности, никакая смена лидера не освободит их страну от власти советского прошлого.