Вы здесь
Подводя итоги
Сергей Григорьянц. Доклад на VIII международной конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра». 24-25 ноября 2000 года
Эпоха перестройки в СССР началась с приходом к власти Андропова, с его известной фразы: «Если мы не сумеем выправить положение за три года – катастрофа неминуема», – и завершилась приходом к власти Путина, восстановлением известной мемориальной доски на Лубянке и возложением венков к тайному памятнику Андропова в лубянском дворе. Коммунистическая идеология, как и хотел Андропов, довольно прочно заменена национальной, сотрудники ФСБ и других частей КГБ уже не контролируют, а управляют страной.
Должен сказать, что фонд «Гласность» был единственной организацией, которая восемь последних лет предупреждала о высокой вероятности такого исхода, и, к несчастью, мы оказались правы. Сегодня, когда сомнений в этом уже не осталось, возникают, в частности, два вопроса.
Первый вопрос сводится к тому, является ли все произошедшее в России результатом тщательно продуманного заговора для захвата власти в России – заговора, в одинаковой степени направленного и против власти КПСС, и против самого российского народа, все же стремящегося к свободе и процветанию, заговора, связанного с уничтожением тех, кто мешал его осуществлению: демократов, начиная с Андрея Сахарова; христиан, включая Александра Меня; даже военных, например генерала Льва Рохлина, – или все, что произошло за последние 14 лет, было естественным выползанием наверх, к власти, наиболее активной и жизнеспособной прослойки населения России – сотрудников спецслужб в компании с существующей и потенциальной криминальной средой?
Второй вопрос формулируется легче: что получила Россия в результате прихода к власти спецслужб и что этот захват власти сулит в будущем и ей, и ее ближайшим соседям, и миру в целом?
Ответить однозначно на первый вопрос мы еще не готовы – для этого нужно так много специальных исследований, анализ такого значительного объема закрытых материалов, что в ближайшие годы, пожалуй, этого сделать не удастся. Кроме того, этот вопрос, пожалуй, и формулировать надо иначе: насколько цели Юрия Андропова и первоначальные действия в 1986–91 годах его соратников (и в первую очередь Михаила Горбачева) предопределили сегодняшние результаты «перестройки» в России и насколько этот процесс был спонтанным, объяснимым естественным развитием социальных отношений и реальными возможностями общественных групп в России.
Обычно, вспоминая конец 80-х годов, «романтическое», по мнению некоторых, время, пишут о сторонниках демократии и противостоящих им твердолобых осторожных коммунистах. На самом деле нужно было бы вспомнить по край ней мере пять групп, где самую многочисленную составляли люди, не приспособленные к переменам и растерявшиеся при их наступлении, но при этом выделить три группы, деятельно устремленные к переменам. К ним искренне стремились немногочисленные партийные либералы и еврокоммунисты, видевшие будущее России в ее прошлом и полагавшие, что она вновь может начать успешно догонять своих европейских соседей. Где-то на обочине власти были и жаждавшие этих перемен немногочисленные диссиденты, из пропагандистских соображений выпущенные из тюрем, триумфально выступавшие в созданных для них КГБ клубах «Перестройка», журнальчике «Век XX и мир» и позже наивно полагавшие, что именно они победили.
Но наиболее активной была, конечно, последняя группа, иная часть власти и общества, с которой у «Гласности» были особенно трудные отношения. Дело в том, что журнал «Гласность» не разделял внушенных диссидентам иллюзий о собственной «победе», чем и объяснялись постоянные попытки с 1987 по 1993 год «купить» его или уничтожить. Попытки уничтожить не нуждаются в объяснениях – это были полные разгромы спецслужбами редакции журнала и фонда «Гласность» в 1988, 1992 и 1993 годах, после которых нужно было все начинать сначала. Попыток договориться было тоже не мало. Очень характерная была где-то в 1988 году. Тогда меня у входа в редакцию (которая располагалась в квартире Кирюши Попова) втолкнули в машину, привезли в какой-то «опорный пункт», и три «историка», как они себя назвали, несколько часов убеждали: «Мы же делаем с вами одно и то же дело – партия нам поручила осуществлять демократизацию страны. Почему вы не хотите с нами разговаривать?» Но я точно знал, что с этой наиболее деятельной частью власти – с теми, для кого лозунг «Европа от Атлантики до Урала» звучал, как: «Урал, дошедший до Атлантики», – мы делаем разное дело. В эти годы они прокладывали широкую колею через Финляндию к границам Швеции, строили под разговоры о «новом мышлении» больше атомных подлодок, чем весь остальной мир вместе взятый, переводили за границу сотни миллиардов долларов – и золотой запас России, и деньги КПСС, КГБ, ЦК ВЛКСМ. На совещании глав спецслужб Варшавского договора в Польше они планировали, какие посты будут даны ненадолго в правительствах «демократам» для их дискредитации и создания народного недовольства, – они делали совсем иное, чем мы, дело и, как оказалось, во многом преуспели.
То есть сегодня мы частично знаем ответ на вопрос, как это начиналось, но мы очень плохо понимаем, что же было дальше: были ли ими потеряны рычаги управления «перестройкой» или нет, был ли хаос при Ельцине спонтанным или рассчитанным, а перед тем боролось ли ГКЧП с Ельциным или сознательно ему помогало? Полностью ли спецслужбы были деморализованы в середине 90-х годов, как об этом пишет в своем докладе Олег Калугин, или осталась их часть, пусть небольшая, которая сохранила хладнокровие и не просто ждала своего часа, но активно его готовила?
Ответы на эти любопытные вопросы прямо или косвенно будут звучать на нашей конференции, однако второй из них кажется сегодня более простым, и в какой-то мере я попытаюсь на него ответить.
Ни один человек, ни одна общественная группа не может дать другим больше того, что имеет, не может сделать ни для себя, ни для общества чего-то иного, чем то, что умеет и привыкла делать. Поэтому вполне естественно, что мы по лучили от Путина, Иванова, Черкесова все усиливающуюся цензуру и монополизацию прессы, рост слежки, подслушивания телефонных разговоров, контроль за Интернетом, шпиономанию и небывалую лавину бездарно, но нагло сфабрикованных уголовных дел, а главное – их стремление сделать устойчивой и легитимной свою диктатуру с помощью исправленной Конституции, новых вполне антидемократических законов, но, конечно, и вопреки им, когда спецслужбы не хотят или не могут приспособить законы к собственным нуждам.
Наряду с захватом власти и всей возможной собственности в России, что для сегодняшних лидеров, конечно, является основной задачей, походя, как нечто совершенно естественное, хотя пока и не самое важное, идет непрекращающаяся борьба с еще столь слабым в России гражданским обществом: запрет старых и отказ в регистрации новых неправительственных организаций, учрежденный постановлением Путина незаконный контроль за их бюджетом, налеты на офисы общественных организаций вначале в основном в провинции, но уже и в Москве – в этом году совершены налеты на «Гринпис» и фонд «Гласность», – наконец, внедрение сотрудников спецслужб в старые организации и создание «своих» новых. То есть знакомый нам по советским временам набор действий, несколько приспособленный к изменившимся за эти годы и пока еще не вполне вернувшимся советским методам управления.
Характерной чертой нового режима стало нескрываемое презрение властей к народу России, к нам с вами, презрение, может быть, оправданное нашим молчанием, раньше тщательно скрываемое, а теперь базирующееся на извечном деревенском ницшеанстве сообщества КГБ, где всегда считали, что руководят миром и понимают все его движущие пружины. Сегодня это глубокое презрение к российскому обществу вышло наружу, зазвучало в классической фразе обо всех нас «покаянца» Глеба Павловского: «Пипл все схавает» и в иронической усмешке Путина, обошедшей с американских экранов весь мир:
– Что случилось с вашей подлодкой?
– Ничего не случилось. Утонула, – и ухмылка, за которой весь сегодняшний Кремль и Лубянка.
Но все же есть и неправота в этих обобщениях. Россия большая страна, а спецслужбы в ней достаточно велики и довольно разнообразны – уж очень разные люди там работали и работают даже сейчас. По сути дела, если бы не убийство Рохлина, мы, вероятно, выбирали бы в прошлом году между подполковником КГБ Путиным и генералом КГБ Примаковым. А точнее, между теми в спецслужбах, кто готов на все – на развязывание войны и гибель десятков тысяч человек ради прихода к власти, возможно, даже на взрыв домов в собственной столице, – и теми в спецслужбах, кто не готов пойти на все ради власти.
К несчастью, к власти именно благодаря готовности идти на все пришли первые. Так или иначе после передела собственности и власти в России неизбежно начнется новое обостренное противостояние спецслужб-власти и общества. Боюсь, что это наше неизбежное будущее.
Помню, как-то в одной из статей я написал, что памятник Дзержинскому было позволено снести, чтобы отвлечь толпу, ринувшуюся на Лубянку, и чтобы избежать самосуда толпы. «Вы зря так о нас волновались, Сергей Иванович, – сказал мне после публикации в «Известиях» генерал Кандауров, – у нас было достаточно пулеметов, чтобы их встретить». И вновь возвращается привычный характер отношений спецслужб и общества.
Но есть и вторая часть рассматриваемого вопроса: что сулит приход спецслужб к власти в России окружающему Россию миру, да еще в условиях глобализации и информационной революции?
Столь же естественной, как и борьба с гражданским обществом в России, для наследников Андропова является агрессивная, до предела милитаризованная внутренняя и внешняя политика. Все это нетрудно проследить по вниманию Путина к Средней Азии, по его неподдельному интересу к Ираку, Ирану, Ливии, Кубе, Северной Корее. Это и есть создание двухполярного мира по-путински. И мы, конечно, оказываемся на том его полюсе, где хозяева жизни теперь диктаторы и террористы, причем подлинные, а не мнимые. Впрочем, практически все находящиеся сегодня у власти в России – это военные, причем в основном из усиливающего свое влияние Генерального штаба Квашнина – наиболее твердолобой, агрессивной части армейского руководства, а политика мирного развития и сотрудничества требует такого мастерства и профессионализма, которыми нынешние российские лидеры просто не обладают. Понятно, что и экономику России, и без того находящуюся в плачевном со стоянии, ожидает не либеральный подъем, а милитаристское непосильное напряжение и истощение. Для сочетания военной диктатуры и либеральной экономики по примеру генерала Пиночета, кроме сомнительности самого образца, не хватает еще одного существенного пустяка: абсолютной честности и отсутствия личной заинтересованности в доходах у самих пришедших к власти генералов, которые у Пиночета ездили на работу в трамвае. В России же именно они будут обладать и управлять экономикой, и это путь не Пиночета, а хунты Стресснера в Парагвае со всеми катастрофическими его результатами и для экономики, и для народа, и для страны.
Похоже, что в условиях диктатуры, милитаризации и экономической слабости России новой власти окажется необходима не только цензура – она, как и создание внешне частных, а по сути дела государственных масс-медиа холдингов вместо телеканалов и газет Гусинского и Березовского, существует уже сегодня, – но и попытка изоляции России от всего внешнего мира, попытка, обусловленная и политическими и экономическими причинами.
Как удастся осуществить ее при современных средствах связи и экономической взаимозависимости, как будет выглядеть борьба с новым поколением в России, для которого эти новации будут совершенно неприемлемы, – пока сказать трудно, хотя, боюсь, что именно это нас и ожидает.
Так или иначе, но Россия опять на пороге нового социального эксперимента. Это, конечно, интересно, но не очень весело.