Сергей Григорьянц: "сегодня гибнет наша страна и надо, наконец, называть вещи своими именами"

О «Конгрессе русской интеллигенции против войны…» и открытом письме к его участникам Сергея Ковалева и Льва Тимофеева.

И в «Заявлении конгресса» и в письме двух его диссидентов масса красивых и правильных слов о превращении России в результате совершенной агрессии на Украину в страну-изгоя, страну, уничтожающую себя (окончательно — С.Г.), как почти уничтожила себя во время коммунистического эксперимента.

В письме Ковалева и Тимофеева, как и должно быть в критическом документе, есть, однако, три посылки привлекающие внимание и отсутствующие в общем заявлении.

 Первым является утверждение, что в России «произошла смена политического строя. В основу нового порядка, в основу официозной государственной идеологии… положены агрессивные имперские идеи».

 Вторым — напоминание о том, что «тюрьмы и лагеря не могли подавить сопротивления и в глухие коммунистические времена».

 И третьим, что если тогда лишь несколько сотен, зная о грозящих репрессиях, не боялись четко выразить свое несогласие с политикой властей, то теперь «таких миллионы…».

 Ну что ж, если нам предлагают вернуться так далеко назад — сделаем это, хотя имеют отношение эти воспоминания всего к трем-четырем из участников Конгресса и из тех сотен, которые, действительно, шли в советские тюрьмы. Вспомним и потому, что оказывается невозможным забыть, что же противники и сторонники советской «системной оппозиции» делали  в последующие 27 лет.

 После иногда вполне героического подполья (как редактирование «Хроники текущих событий» Сергеем Ковалевым), очень нелегкого лагерного, тюремного и ссыльного срока у всех других, в 1987 году они вышли в «большую зону». Почему-то им не приходило раньше в голову размышлять, кто либеральнее - Андропов или Брежнев. А тут, точно зная, что операцию по их освобождению проводит КГБ, как, впрочем, и всю программу «демократизации в стране», зная, что некоторые из наших друзей вместо освобождения были убиты, а другие — насильственно высланы, вдруг, как раз те, что участвуют сегодня в Конгрессе и пишут критические письма, с очень умным видом стали рассуждать кто же лучше - Горбачев с Чебриковым или Лигачев с Баклановым. Начали писать об этом статьи в специально изготовленный для них «комитетом» журнальчик «Век ХХ и мир» и вообще изображать общественную деятельность в организованных КГБ дискуссионных клубах «Перестройка», «Московская трибуна» и десятках других. Они были прекрасной декорацией, выставленной всему миру о том, какая независимая демократия появилась в зловещем до этого Советском Союзе.

 Хочу сразу же оговориться. В эти годы всплыло множество провокаторов, «доверенных лиц», людей, которые всего лишь хотели себе что-нибудь ухватить в мутной воде перемен и успешно ухватили, но немало и совершенно необходимых для этой декорации людей с бесспорной, достойной репутацией и до этого и теперь ничего не вылавливавшие лично для себя в эти годы. Просто они не собирались быть политическими деятелями в подполье до ареста и не стали ими после освобождения. Но я не психолог, не психиатр, я не читаю в человеческих душах, а пишу о реальных делах и реальных результатах. Тем более, что для политического или общественного деятеля искреннее заблуждение не является, как и для уголовного преступника — оправданием. Судят по результатам, в России — чудовищным.

 От страсти к высокой политике трудно излечиться. Тут уже не только бывшие диссиденты, но все известные участники Конгресса стали заметны: они разочаровались в Горбачеве и нежно полюбили Ельцина. Хором кричали на хорошо организованных (не ими) митингах:

 - Ельцин! Ельцин! Ельцин! – и хоть и не поняли (не захотели ни понять, ни услышать), что задачей Горбачева было подавить и дискредитировать в государственном управлении беспомощных коммунистов, создать из деятельных офицеров КГБ замену ЦК КПСС — нелигитимный аппарат президента, закрепить их в высшем руководстве страны (35% только штатных и общеизвестных сотрудников КГБ в первом же — якобы демократическом — аппарате Ельцина), но и сохранить советскую бюрократию, пусть теперь на менее важных местах.

 Но были еще две — важнейшие — задачи, с которыми тоже не мог справиться Горбачев:

 - разделить между близкими, «своими» всю государственную собственность, то есть всю Россию:

 - и уничтожить всех посторонних: от демократов и лидеров свободных профсоюзов до тех отставших от жизни преданных идеологии коммунистов, которые озабочены были ленинскими догмами, а не возможностью как-то урвать личный кусок общественной собственности.

 Но как при всяком перевороте, захвате государственного аппарата неквалифицированным и жадным новым аппаратом, в стране начался голод, нужна была хотя бы «гуманитарная» помощь Запада, и тут без демократической декорации никак было не обойтись. Диссиденты и «быстренько примкнувшие к ним» Ельцину опять очень пригодились.

 Ну, а 1991-1995 годы были временем полнейшей идиллии. Ударившиеся в политику диссиденты и демократы хором провозглашали:

 - Мы победили! Мы победили! – что должно было значить для всего мира, а в первую очередь для еще веривших им сотням тысяч русских людей, что победили идеалы свободы, демократии, гуманизма и социальной справедливости.

 Для начала проблемы возникли с социальной справедливостью. Успешно ограбившие весь русский народ, разделившие все, что было в России, как до них успел последний коммунистический вождь Польши Мечислав Раковский, главные русские демократы Ельцин и Гайдар вывели во всех русских городах, как до этого было в Варшаве, миллионы голодающих на улицы, еще не с протестами, но с последним жалким их скарбом на продажу. Заметим, во всех других в «менее демократических» странах и советских республиках, как-то удалось этого избегнуть. Вообще, победившим русским диссидентам и демократам, прислонившимся к власти, бывших своих слушателей еще успешно удавалось уговорить вести себя тихо, но вот с голодными левыми управляться было труднее.

 Впрочем, Гайдару и «его команде» одинаково опасен был весь русский народ, кого бы он ни слушал, а потому тут же с помощью Сергея Ковалева была уничтожена неорганизованная, но миллионная «Дем. Россия», стотысячный «Мемориал», множество других демократических организаций и свободных журналов по всей стране, особенно несговорчивых и чуть менее полезных (то есть известных с помощью властей же) начали успешно отстреливать. Этот демократический мартиролог никем не составлен, собственно никого из наших победителей не интересовал, но в нем Эдмунд Иодковский, Сергей Дубов и его сын, Андреа Тамбури, мой сын Тимофей, профсоюзные лидеры по всей стране, несговорчивые общественные активисты в Донбасе, Москве, Питере (к примеру, остатков «клубов избирателей», которые обнаглев действительно хотели кого-то выбирать), а чуть позже Галина Старовойтова — всех не перечтешь. Слава Богу, прижавшиеся к власти демократы не приходили на похороны. Большим успехом демократов был расстрел Верховного Совета и главный предмет гордости Гайдара (он не преминул описать это именно так в своей последней книге) — ему удалось собрать не только отдельных убийц из КГБ, но и целый полк солдат, который мог бы расстреливать недовольных русских людей любого вида. У демократов и диссидентов вокруг Кремля, кроме привычных рекламных заявлений о наступившей свободе, теперь была другая серьезная задача — передать всю власть в стране без остатка Ельцину и его убийцам и грабителям. Новая конституция и новые выборы показали Кремлю, что пока еще они могут быть очень полезны.

 И только ночная ковровая бомбардировка Грозного, гибель десятков тысяч мирных людей показалось не всем, но некоторым диссидентам и демократам все же чрезмерной. Кое кто, как Алексеева, Чеченскую войну просто не заметил, другие, как Ковалев, героически в знак протеста вышли из президентского Совета (оказывается, здесь они убивать не советовали), поехали под реальные пули в Грозный, потом — в Буденновск и даже выступили раза три с критикой действий убийц по телевидению. Их выступления имели оглушительный успех.

 Они, правда, не называли, как сегодня, режим, к становлению которого приложили руку, преступным, хотя он ни в чем не менялся с первых дней своего появления, но все же говорили, наконец, часть правды. Но в этой правде, в успехе их выступлений был существенный недостаток: они смогли пробиться в эфир не благодаря своей самоотверженности в советские годы, но лишь потому, что были четыре года активными соучастниками тех, кто сейчас убивал чеченцев и русских. Они же были «легальной», «системной» оппозицией, той самой, которая сегодня, наконец, кажется им недостаточной. Да и какое удобство было именно в такой оппозиционности — ведь к этому времени, кроме них, уже все в России было выдавлено, даже левые, националисты, экологи, и не было у них на экране никаких конкурентов, кроме уж еще более откровенно кремлевских.

 Впрочем, эти трудные времена через пару лет прошли. Дудаева убили, с Масхадовым Лебедь договорился (потом убьют обоих) и можно было заняться привычным делом. Во-первых, надо было за заслуги получать кому дом, кому — офис.

 Рогинский, Алексеева, Пономарев, Тимофеев с ожесточением принялись за уничтожение последних демократических организаций, еще случайно уцелевших кое где в провинции. Был разработан (возможно, в Кремле) блестящий проект – «государственно-общественных» правозащитных организаций. Правозащитные организации должны были переходить на полное содержание губернаторов и мэров, те должны были покупать им все необходимое оборудование, предоставлять офисы и содержать технических сотрудников, а «совершенно свободные» правозащитные организации должны были безудержно критиковать своих хозяев. Впрочем, членами правления правозащитных организаций по проекту Алексеевой-Пономарева становились местные прокуроры и руководители МВД. Легко понять, что стало происходить с теми, кто отказывался от этого блистательного содружества, зато инициаторам и руководителям всего этого движения, уничтожавшего остатки правозащитных организаций, бесспорно нашлись бы достойные кабинеты на Старой площади.

 Фонду «Гласность» в содружестве с рязанцами, новгородцами, снежинцами удалось не то чтобы поломать, но сильно сократить этот проект Хельсинкской группы, но Алексеева еще несколько лет, на всех углах рассказывала, как в сотрудничестве с генеральной и местными прокуратурами она защищает права человека в России. Вскоре, впрочем, Хельсинской группе, «Правам человека» и «Мемориалу» открылся с помощью американских фондов не менее замечательный и полностью ими использованный план, под названием «сетевые проекты». Эти замечательные организации подавали в богатые американские фонды заявки на реализацию глобальных демократических проектов десятками, а то и сотнями якобы работающих с ними организаций. В восторге были все – «Хельсинская группа», «За права человека» и «Мемориал» на такие гигантские проекты получали миллионные гранты, российское руководство было счастливо создаваемой ими рекламе необычайного расцвета демократии в России и даже обманутые фонды легко в свою очередь лгали (в компании с русскими правозащитниками) западным правительствам, получая средства на столь успешное строительство и укрепление бесспорной демократии в России.

 Это был просто апофеоз «системной оппозиции», которая коллективно успешно вводила в заблуждение весь мир относительно того, что в действительности происходило в России. Легко понять, как они все скопом ненавидели фонд «Гласность», который совместно с Советом Европы стал выяснять, какие из рекламируемых и оплачиваемых провинциальных организаций существуют в действительности. Оказаось, что около десяти процентов. Все остальные (мы обзванивали их по телефону) были или давно выключены или были телефонами местной администрации, которая сама регистрировала свои «правозащитные» организации взамен уничтоженных и когда-то работавших, или, в лучшем случае, там был один человек, который много лет назад отошел от общественной деятельности — чаще всего вынуждено.

 Это и была легальная оппозиция друзей и коллег Тимофеева и Ковалева. Алексеева с пафосом на всех углах и в целом четырехтомнике всем внушала, как Генеральная и местные прокуратуры в тесном сотрудничестве с «Хельсинкской группой» защищают права человека.

 О том, что было дальше, даже писать отвратительно. После взрывов домов в Москве и Волгодонске, марша Басаева в Дагестан началась вторая чеченская война. Благодаря деятельности «легальной оппозиции», как и перед Первой войной, уже никто не мог открыто протестовать, выйти на улицы. Почти все диссиденты (кроме Пономарева, правда) радостно пришли в Кремль на встречу с подполковником КГБ, а Алексеева даже, как ресторанный лакей, пододвигала Путину кресло и поднимала зал в приветствие новому русскому лидеру. «Что мне его бояться — пусть он меня боится», – гордо заявила Лара Богораз и послушно пошла в Кремль. У других были иные объяснения, но результат был один.

 Да и потом сколько было всякого у нашей «легальной» оппозиции, вплоть до недавнего отказа «страха ради иудейска» Алексеевой, Пономарева и Светланы Ганнушкиной встретиться с пригласившим их президентом Соединенных Штатов, который был озабочен состоянием прав человека в России больше, чем те, кого на самоотверженную борьбу сегодня зовут Ковалев и Тимофеев, сами ничем от них не отличаясь. У любого человека, который помнит, что было, и понимает, что есть, ни такая власть, ни такая оппозиция ничто, кроме отвращения, теперь уже молчаливого – «мы плакали дома», сказала мне пожилая дама, вызывать не могли.

 «Общее действие» – последняя легальная «системная» оппозиция заведомо преступному и враждебному стране управлению — теперь уже союз все тех же, как-то странно себя зарекомендовавших организаций. Для них ни Чечня, ни Грузия не были проявлением «агрессивных и имперских идей». И дело было совсем не в том, что кто-то раньше понял, что к власти в России идет гестапо (ЧК-НКВД-КГБ-ФСБ), а другие ( «Мемориал» и компания) это поняли позже (кто-то умнее, а кто-то глупее), главным было то, что они не хотели, внутренне не были способны это осознавать, понимать неизбежные нарастающие, трагические последствия для страны и народа, хотели приспособиться к гестапо (этот термин удобнее, чем многочисленные переименования наших спецслужб). К тому же появлялась некоторая гарантия и от продолжавшегося государственного террора и даже возможность получить за «системность оппозиции» некоторые преференции.

 И вот теперь, сотрудничая в уничтожении демократического движения в России, получая подачки — личную рекламу или хотя бы допуск в контролируемые властью СМИ, офисы, гранты от всех самых зловещих людей в новейшей истории России: Ельцина, Гайдара, Путина, к кому обращаются Ковалев и Тимофеев, кого зовут на борьбу с новым тоталитаризмом? Кто им теперь поверит? Борьба, конечно, начнется, хотя они сделали все не только для уничтожения демократического движения в России, но и для дискредитации в общественном сознании самих слов «демократия» и «права человека». Но начнут ее люди — не знаю будут ли их миллионы, но уж во всяком случае это те, кто давно уже не читают обращений и заявлений «легальной оппозиции» и тут ее некоторая внезапная радикализация ничего не изменит. Даст Бог, им удастся спасти Россию и от кремлевского безумия и от лукавой беспомощности его мнимых противников.

P.S. Мне горько это писать, как горько было писать статью «Прощание», когда они все дружно шли в Кремль. Это неотделимая от меня среда — по сути дела часть меня самого, никаких других близких мне людей у меня нет. Я искренне люблю Сергея Адамовича, в «Общем действии» были и до сих пор есть очень ценимые и уважаемые мной люди. Но все мы уже очень немолоды, сегодня гибнет наша страна и надо, наконец, называть вещи своими именами и подводить итоги. С.Г.