Коленопреклоненный раб грезит вовсе не встать с колен, а о мировом господстве

Коленопреклоненный раб грезит вовсе не встать с колен, а о мировом господстве, то есть господствовать над теми, кто на коленях не стоял.

Четверть века промчалась после трех августовских дней, которыми завершилась история СССР, – если не государства, то политической системы. И на протяжении всех этих двадцати пяти – отнюдь не бедных событиями – постсоветских лет люди самых разных занятий и убеждений не переставали задаваться вопросом: что же все-таки произошло на излете лета 1991-го? Какова была истинная роль… (следует перечень имен)? Что было бы, если бы новый Союзный договор был подписан? Могли ли события принять иной оборот? А если бы приняли, то как выглядела бы дальнейшая история шестой части суши, да, пожалуй, и всего мира?

В 1970-1980 годах Дэвид Саттер работал корреспондентом газеты Financial Times в Москве, а позднее – экспертом по СССР и России в ряде американских изданий и аналитических центров. Среди принадлежащих его перу книг – «Век безумия: распад и падение Советского Союза», «Тьма на рассвете: взлет Российского Уголовного Государства», «Это было давно и неправда» и «Меньше знаешь — крепче спишь: путь России к диктатуре при Ельцине и Путине».

Мне казалось, что дело идет к большой крови. Но когда я увидел, как колеблются лидеры путчистов, и как трещат по швам все их планы, я понял, что это – конец Советского Союза.

 Думаю, что да. Поскольку идеология была дискредитирована, сохранить единство Советского Союза можно было только силой. С того момента, когда горбачевское руководство начало пересматривать идеологию, а во многих отношениях и отказываться от нее, СССР был обречен. Иными словами, он был обречен задолго до Августовского путча. Путч представлял собой последнюю попытку сохранить его силой. В течение какого-то времени это было возможно. Но, по существу, дни Союза были сочтены, когда советские люди получили доступ к достоверной информации.Существовать в атмосфере достоверной информации Советский Союз не мог. Однако всегда есть вопрос: будет ли применена сила, чтобы вернуть ситуацию к прежнему состоянию? И последняя возможность сделать это была в августе 1991-го. И эта попытка закончилась провалом.

 Моя трактовка тогдашних событий основывалась на убеждении, что Советский Союз был продуктом идеологии. И за все годы, прошедшие с тех пор, мне не пришлось увидеть ничего, что свидетельствовало бы об обратном. Мое объяснение состояло в том, что, поскольку идеология была дискредитирована, исчез и тот фундамент, на котором покоилось единство страны. И сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что в этом и заключалась суть дела.

 По-моему, Горбачев был циником, считавшим, что населением можно манипулировать в большей степени, чем это оказалось возможным в действительности. При этом Горбачев был опьянен тем, как к нему относились на Западе. Прежние советские лидеры не могли себе этого позволить. И он, в общем, освободился от догм, полагая, что то, что он делает, приведет к улучшению и экономической, и политической ситуации в стране, да и укрепит ее военное могущество. Конечно, он был далеко не худшим среди коммунистических лидеров. Но он сильно преувеличивал возможность сначала запрограммировать поведение советского народа в одном направлении, а затем – перепрограммировать его. В результате страна, которой он управлял, развалилась на части.

 У всех коммунистических лидеров есть некоторые общие черты. Они присутствуют и у Горбачева, и у Ельцина, и у Путина. Для всех них в той или иной степени характерно представление о населении как об объекте манипулирования. Что касается Ельцина, то он стремился к власти как к таковой. Когда его сняли с должности главы московского горкома партии, он просил у Горбачева прощения. А потом, одержав победу после Августовского путча, – публично унижал Горбачева. Иными словами, в любой ситуации для него важно было одно: власть.Как сказал Кюстин, коленопреклоненный раб грезит о мировом господстве. И именно стремление к власти привело Ельцина к руководящей роли в демократическом движении. Он понял – и время это подтвердило – что это был путь, по которому можно было вернуться к власти. И тут он показал себя типичным советским лидером – безжалостным, коррумпированным, не имеющим моральных принципов. Это отразилось и в чеченских войнах, и во всей программе реформ, и в отношении к выборам, и, конечно, в событиях, приведших к избранию Путина преемником. На Западе Ельцина неоправданно возвеличивают. Это правда, что во время путча он выступил против приверженцев твердой линии, стремившихся сохранить Советский Союз. Но, повторяю, прийти к власти он мог, лишь возглавив демократические силы, освобожденные благодаря горбачевским преобразованиям. Его характера все это не изменило.

На мой взгляд, главный урок Августовского путча – в том, что Россия стремилась стать цивилизованным демократическим государством и могла им стать. Сознание людей претерпело огромные изменения. Была возможность начать сначала, была готовность отказаться от империи, дав республикам возможность пойти своим путем. Все эти факторы могли составить фундамент нового будущего России. К сожалению, эта возможность была упущена. Цивилизованное государство, демократическое государство – вот чего хотел российский народ, как и другие народы бывшего СССР. И это – урок на все времена.

С.Довлатов: Когда-то я работал на заводе. Точнее — в заводской многотиражке.

На этом заводе произошел удивительный случай. Один мой знакомый инженер хотел поехать в Англию. Купил себе туристскую путевку. Начал оформлять документы. Все шло хорошо. И вдруг — отказ. Партком отказался выдать моему знакомому необходимые рекомендации.

Я спросил парторга:

— В чем дело? Ведь мой знакомый — не еврей?

— Еще бы! — сказал парторг.

— Кроме того, он член партии.

— Естественно! — сказал парторг.

— Так в чем же дело? Чего вы его не отпускаете?

Парторг нахмурился и говорит;

— Ваш знакомый слишком часто улыбается. И даже смеется. В том числе и на партийных собраниях. Есть свидетели…

— А, — говорю, — тогда понятно…

Улыбающийся человек не угоден тоталитаризму. Смеющийся — опасен. Хохочущий — опасен втройне.

Дома нас окружала тотальная безвыходная серьезность. Вспомните лица парторгов, милиционеров и заведующих отделами. Вспомните лица домоуправов, торговых работников и служащих почты. Вспомните лица членов Политбюро ЦК. Вспомните, например, лицо Косыгина. Беременным женщинам нельзя показывать такие вещи…