Призрак бродит по Америке…

40 лет промчались с тех пор, и я с трудом узнаю новую Америку. Она сильно сдвинулась влево. Опросы общественного мнения вызывают оторопь и отчаяние. Более 50-ти процентов молодых респондентов заявляют, что капитализм плох, его следует заменить социализмом.

«Казалось, августовский путч навеки похоронил коммунистическую мифологию. Не торопитесь, ты ее в дверь, она в окно, теперь окно американское. Заступник американского пролетариата Берни Сандерс…поднимет упавший в России факел»
(Эдуард Бормашенко)

«Беги от кумачёвых их полотен,
От храмов их, стоящих на костях…»
(Александр Городницкий)

Уезжая из СССР, я бежал от маршей. Так я говорил своим американским студентам, пытаясь объяснить, чем отличается закрепощенная культура от культуры свободного общества. Оба тоталитарных монстра XX века, говорил я им, Советский Союз и Германия, шагали в свое прекрасное будущее, увлекаемые подхлестывающим ритмом марша. Пристрастие к маршам сохранялось в России и в послесталинские годы, над страной продолжал звучать лапидарный, туповатый и лживый «Гимн Советского Союза». И настал момент, когда чаша моего терпения переполнилась…

«А почему в Америку поехал? — продолжал я. — Не догадываетесь? Потому что, в отличие от большинства стран, вы, американцы, сделали своим гимном не марш, a мелодию английской застольной песни в плавном и гибком ритме медленного вальса! Америка с самого начала росла на ритмах раскованных, синкопирующих, свингующих. Даже ваши марши — не те, что были заимствованы из имперской культуры британцев, а собственные, возникшие на родной почве, — звучат без тени милитаризма, легко, если не легкомысленно: под них не печатать шаг хочется, а фокстрот танцевать… Только поистине свободный народ мог создать такой национальный гимн, такие марши, такую музыку. И если ценишь свободу, мечтаешь о ней — бросай все и вали туда!»

Студенты слушали эти мои рассказы с интересом, но и с некоторым скепсисом: их больше занимали и волновали изъяны своей страны, ее проблемы и болевые точки, нежели пороки далекой России, которые, в моем изложении, казались им порой чрезмерно сгущенными. При всем при том, предлагаемые ими решения американских проблем не выводили страну за рамки существующего строя, молодые критики властей требовали прекращения войны во Вьетнаме, выступали за расширение гражданских прав и ликвидацию остатков расизма, ратовали за экономические реформы. За более решительные, коренные преобразования выступали считанные единицы.

40 лет промчались с тех пор, и я с трудом узнаю новую Америку. Она сильно сдвинулась влево. Опросы общественного мнения вызывают оторопь и отчаяние. Более 50-ти процентов молодых респондентов заявляют, что капитализм плох, его следует заменить социализмом. То есть отказаться от принципов свободной экономики, лишь слегка регулируемой государством, и ввести систему плотного государственного контроля, цель которого — перераспределить доходы, прижать высокими налогами чрезмерно преуспевающих и за их счет подкинуть благ отстающим.

Промежуточные выборы ноября 2018 года преподнесли нам сюрприз, граничащий с шоком: в палате представителей впервые в истории Америки появились политики социалистического толка, которые тут же принялись выдвигать поражающие воображение проекты. Самый удивительный из них — к 2030 году полностью отказаться от ископаемых источников энергии. Для чего? Чтобы спасти планету от капризов климата. Уголь, нефть, природный газ, ядерные электростанции заменим ветряками и солнечными панелями. Выбросим на свалку свои автомобили и пересядем в электрокары. Воздушный транспорт заменим густой сетью скоростных железных дорог. Ликвидируем крупный рогатый скот — коровы бесцеремонно загрязняют атмосферу вредным газом — метаном. Стоимость затеи под названием Green New Deal? Автор проекта, обаятельная молодая дама, называющая себя «демократической социалисткой», говорит, что обойдется он в 7 (семь) триллионов долларов. И предлагает покрыть часть этой суммы, отобрав у богачей 70 процентов их доходов.

Другая молодая конгрессвумен считает, что для оплаты этого и других захватывающих дух проектов (среди которых — национализация всей системы здравоохранения!) миллионеры должны отдавать государству гораздо больше — до 90 процентов заработанных денег. В том же прогрессивном духе высказываются иx однопартийцы постарше — демократы, которые включаются в президентскую гонку 2020 года. Сражаясь за внимание и симпатии избирателей, они стараются всячески перещеголять друг друга, доказывая, что их идеи — смелее, радикальнее, левее предложений их конкурентов.

С трибун все чаще и громче звучит риторика, знакомая до боли, до тошноты. Не думал и не гадал, что под конец жизни, половина которой прошла под властью утопии, придется снова встретиться с ее зловещим призраком. Нечто подобное испытал Наум Коржавин, приехав в Италию в начале 1974 года и увидев на улицах Рима демонстрантов с кумачёвыми полотнами и прочей осточертевшей символикой. Когда мы познакомились перед его отлетом в Бостон, он вписал в мою записную книжку такой стишок:

Везде, хоть бейся, хоть кусайся,
Здесь серп и молот, как в Москве.
И это мне серпом по яйцам,
И молотом по голове.

Сегодня социалистический вирус медленно, но верно проникает в плоть и кровь Америки, а почему, в силу каких объективных причин — непонятно, ибо остается она, при всех ее болячках, противоречиях и проблемах, самой свободной, богатой и мощной страной Западного мира. Безработица снизилась до минимума, зарплаты растут, покупатели, судя по опросам и предпраздничным продажам, уверенно смотрят в будущее. И тем не менее, эмоции и симпатии многих моих новых сограждан дрейфуют все дальше влево, к иллюзиям и мифам, напоминающим те, в которые когда-то верил я вместе с миллионами моих прежних сограждан.

* * *

Публицист и физик Эдуард Бормашенко полагает, что коммунистический миф, по сравнению с традиционными религиями, «плосок, скучен, примитивен». «Всем развитым религиям — пишет он  — давным-давно известно, что препятствием к раю на Земле служит неисправимо кривая душа человека, а кто же выпрямит кривое? ― спрашивал еще царь Соломон. А вот Марксу с Лениным это было невдомек. Они в самом деле были уверены в том, что, если отнять и поделить, все как-то само-собой образуется. Оглушающе пошлая уверенность.

Согласен: рецепт устройства рая на Земле посредством «отнять и поделить» — примитивен, плосок и пошл. Но скучен ли? Так, как он изложен в «Капитале», да, скучен. «Товар — деньги — товар». «Прибавочная стоимость». «Пауперизация: абсолютное и относительное обнищание пролетариата». (Это марксово предсказание осуществилось! Только не в загнивающем капитализме, а в безнадежно загнившем советском социализме!). Бодяга такая, что скулы сводит. И если бы основоположники ограничились сухой теорией и не сочинили бы свой знаменитый «Манифест», воспитавший многие тысячи адептов коммунизма, марксизм непременно увял бы и заглох. У скучных идей недолгий век, а коммунистической миф живет себе и здравствует. Одна из причин этого заключается в том, что у проповедников земного рая хорошо подвешены языки. Они умеют рекламировать свой товар.

* * *

«В нашей стране полно денег, — провозгласил недавно мэр Нью-Йорка Билл Де Блазио. — Полно их и в нашем городе. Но находятся они не в тех руках!» Зажигательная тирада прогрессивного мэра, который когда-то оказывал активную помощь никарагуанским сандинистам, была встречена бурной овацией.

“In the wrong hands!” В плохих, «неправильных» руках. Из которых деньги следует забрать и передать в правильные руки. Трудовые, мозолистые. В полном соответствии с марксистко-ленинским учением о классовой борьбе. У основоположников этот рецепт спасения человечества звучал несколько иначе: «Экспроприация экспроприаторов». Осенью 1917 года, в канун октябрьского переворота, Ленин обнародовал свою вариацию классического лозунга: «Грабь награбленное!» И вскоре получил нагоняй от не в меру щепетильных товарищей по партии, шокированных допущенными Ильичем «непарламентскими выражениями». Ленин с ними решительно не согласился. В лозунге «грабь награбленное», заявил он, «я не могу найти что-нибудь неправильное, если выступает на сцену история. Если мы употребляем слова экспроприация экспроприаторов, то почему же здесь нельзя обойтись без латинских слов?» Так и есть, Владимир Ильич, спите спокойно, все было правильно, лозунг сработал отлично. Как и другой ваш шедевр: «Власть — народу! Землю — крестьянам! Фабрики — рабочим!» У противников вашей революции не было таких лозунгов, как не было и агитаторов большевистского калибра.

«Красные армии разбили белых… отчасти потому, что ораторская подготовка заменяла в Красной армии артиллерийскую подготовку, — заметил однажды философ Григорий Померанц. — Мне рассказывал товарищ по нарам, солдат 1920 года, какое потрясающее впечатление производил приезд оратора №1 или №2 (то есть Троцкого и Ленина — В.Ф.). Речь равна была по силе пятистам орудийным стволам, сосредоточенным на километре прорыва… Короче: красные победили белых потому, что овладели искусством красноречия».

Красные учились этому искусству у революционеров прошлого, в частности у тех, кто совершил Великую французскую революцию. Ее лозунги и призывы — лаконичные, броские и волнующие («Свобода! Равенство! Братство!» «Мир хижинам, война дворцам!»), как и ее песни, оставили заметный отпечаток на риторике русских социалистов. Они подхватывали и пускали в дело лозунги, обращенные не столько к разуму, к логике, сколько к чувству, вселяющие бесстрашие и лютую ненависть. «На воров, на собак, на богатых! / Да на злого вампира царя! / Бей, души их, злодеев проклятых! Засветись лучшей жизни заря!» — призывала народ русская «Марсельеза», написанная революционером-народником Петром Лавровым в 1875 году.

Жаль, не туда смотрели русские революционеры, не к тому источнику приникли. Обратись они к урокам американской революции, начавшейся за 14 лет до французской, куда счастливее сложилась бы судьба России.

Вспомним, как начинается важнейший, ключевой документ этой революции, Декларация независимости, написанная Томасом Джефферсоном летом 1776 года:

«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».

Звучит красиво, но сдержанно, без эмоциональных излишеств. Сжато, в одном коротком предложении, изложена суть задуманного отцами-основателями общественного устройства. В центре которого — гражданин, наделенный неотъемлемым правом на жизнь, свободу и стремление к счастью. Да, Творец создал людей равными, но равенство это — в одинаковых для всех правах, в равных возможностях. Каждый волен строить свое счастье — и он сам, а не государство, несет ответственность за достигнутый им уровень процветания.

Современный американский консерватизм зиждется на принципах, записанных в Декларации независимости, и на законах, вошедших в Конституцию. Между тем, американские левые считают, что многие из этих принципов устарели и что Конституция есть не нечто застывшее и неизменное, она — “living document”, нуждающийся в непрерывном обновлении. Ее следует менять, приспосабливаясь к меняющимся ценностям американского общества и способствуя его прогрессу. При этом левые безоговорочно верят в неостановимость прогресса и принципиальную решаемость всех проблем человеческого бытия. “We shall overcome!” — поется в песне, ставшей неофициальным гимном левого либерализма.

Феномен политической корректности, бросившей дерзкий вызов свободе слова, этой основе основ всех американских свобод, есть, по существу, причудливый продукт этой веры. Ибо в основе происходящей сегодня у нас Великой чистки языка — чудовищного лингвистического самооскопления — лежит убеждение, что все несправедливости и несовершенства жизни (кроме, пожалуй что, неизбежности смерти) безусловно устранимы. Достаточно вообще не называть неприятное явление, или ловко переназвать его, — и дело сделано, изъян исправлен.

Крайне неприятен, к примеру, тот факт, что не все люди рождаются одинаково умными. Булат Окуджава, как известно, посчитал этот факт забавным и поучительным: в мире, мол, «на каждого умного — по дураку, все поровну, все справедливо». На самом же деле, полагают приверженцы левой идеологии, никаких таких «дураков» не существует, обидное словечко родилось в отсталом, грубом, эксплуататорском обществе прошлого. Не дураки это вовсе, а люди, которым для того, чтобы дотянуться до умных, нужны дополнительные интеллектуальные усилия. Посему и называть их следует так — intellectually challenged. И инвалидов у нас нет, вместо них есть physically challenged, «обладатели физических ограничений». А кто такие mentally challenged в американской версии орвеллианского новояза? Правильно, бывшие «душевно больные».

Левая риторика проникнута бодростью упругих мажорных маршей, ее простые, легко доступные формулы зовут вперед, к лучшему, более справедливому будущему, где все богаты, здоровы, красивы и счастливы. Риторика консерваторов более сложна и напоминает музыку, где есть и мажор, и минор, свет и тень, консонансы и диссонансы. В нее надо вслушиваться, думать, сопоставлять, делать выводы. Она рассчитана на людей, обладающих здравым смыслом и готовых нести на своих плечах бремя свободы и личной ответственности за свою судьбу. На людей, не склонных поддаваться беспочвенным иллюзиям и понимающих, что успеха в этой жизни можно добиться только ценой собственных усилий.

Сегодня левые переживают период бури и натиска, они более пассионарны, чем их идейные противники. В активе консерваторов — реальные факты, цифры, статистика, показывающая, что послеобамовская экономика, освобожденная от высоких налогов и множества правил и предписаний, преуспевает значительно лучше прежней. Однако эти данные дружно замалчивает пресса, почти сплошь поддерживающая левых демократов и не скрывающая своего отвращения к республиканцам. Мощной питательной средой левизны служат также школы и университеты, в которых, за редкими исключениями, преподают сторонники левых идей, многие из которых симпатизируют марксизму.

Есть еще один фактор, работающий в пользу левых — демографический. Америка принимает ежегодно миллион легальных иммигрантов, которые медленнее усваивают американские ценности, чем это было в прошлом. Наша страна перестала быть плавильным котлом. «И слава богу! — радуются поборники «прогресса», навязывающие нам безумие политкорректности. — Приезжающие должны сохранять свою культуру, свои ценности, свой язык!» Попробуйте публично высказаться за то, чтобы дети иммигрантов успешнее и быстрее овладевали английским языком, как это недавно сделал ветеран американской тележурналистики, левый либерал Том Броко, — левые радикалы моментально навесят на вас ярлык расиста! Попробуйте выступить за быстрейшую культурную ассимиляцию новоприезжих — и вам объяснят, что вы неисправимый расист, белый супрематист и враг священного принципа под мудреным названием «мультикультурализм».

И дело здесь отнюдь не только в идеализме этих крикунов. Помимо склонности к иллюзиям и политическому романтизму, ими движет простой расчет: чем хуже новые граждане усвоят такие свойства американского характера, как индивидуализм, свободолюбие, неприятие иждивенчества, предприимчивость, тем лучше они будут вести себя возле избирательных урн. То есть — отдадут свои голоса демократической партии и помогут навсегда оттеснить от власти республиканцев. «А почему бы не привлечь к этому благому делу мигрантов, нелегально переходящих нашу южную границу?» Эта светлая мысль родилась недавно в головах некоторых демократов, считающих, что пора покончить с дискриминацией «недокументированных» мигрантов и разрешить им участвовать в выборах. Потому как эти люди живут среди нас, трудятся в поте лица и платят налоги. По той же причине и укрепление границы нам ни к чему. Особенно же — при помощи стен или барьеров. Так что, братцы, Welcome to the United States! Устраивайтесь кто как может. И — голосуйте!

Отчаянная борьба демократов против возведения стены, обещанной Трампом своим избирателям в 2016 году, имеет еще одну цель: лишив президента возможности выполнить едва ли не главное предвыборное обещание, подорвать его шансы на переизбрание в 2020 году.

Надо же: идеалисты, мечтатели, прожектеры, а в вопросах власти — только держись. Тут они — реалисты, прожженные прагматики, мастера. Опасная комбинация, ленинский коктейль. И может быть поэтому так тревожно на душе…

Владимир Фрумкин