Вы здесь
Во что сегодня превратилось российское общество?
Аресты и «сталинские сроки» для лидеров российской оппозиции, массовая эмиграция из страны независимых журналистов, гражданских активистов и многих других противников войны и, наконец, «релокация» сотен тысяч россиян, стремящихся избежать так называемой «частичной» мобилизации и не попасть на фронт - оставили российское общество «атомизированным» и растерянным на фоне продолжающейся агрессии России против Украины.
При этом, социологи и аналитики констатировали, что любое исследование общественного мнения в России наталкивается на массовый страх граждан говорить правду о том, что на самом деле их беспокоит, и чего они ждут.
Тем не менее, ряд экспертов из независимых социологических групп с самого начала полномасштабного вторжения продолжали делать попытки понять, что происходит в головах россиян.
Институт европейских, российских и евразийских исследований Университета Джорджа Вашингтона (IERES- GWU) собрал таких экспертов для того, чтобы они смогли презентовать свои уникальные исследования современного российского общества.
«Смириться с неизбежностью»
Светлана Ерпылева, социолог из «Лаборатории публичной социологии», проводит качественные исследования общественного мнения, для того чтобы выяснить, «что и как поменялось в восприятии россиянами происходящей войны».
«Лаборатория» сосредоточилась на изучении мнения так называемых «не противников» конфликта.
В результате исследования было выделено четыре вида представителей такого мнения: «осознанные» («война должна была начаться, и она должна быть продолжена»), «сомневающиеся» («война должна была начаться, но не уверены, что она должна быть продолжена»), «неопатриоты» («не хотели бы, чтоб война началась, но раз уж она началась, она должна быть продолжена») и «склоняющиеся к нейтралитету» («опасающиеся непонятно чего, но старающиеся не осуждать»).
При этом, по данным эксперта, большинство из этих видов, в самом начале российской агрессии были неотличимы друг от друга.
«В первый день полномасштабного вторжения во всех наших интервью мы задавали нашим респондентам вопрос об их первой реакции на новости о войне. Конечно же, были люди, которые говорили, что ожидали этого, ну, и поэтому “на самом деле, ничего не почувствовали”. Но их было меньшинство. В большинстве наших интервью люди поделились реакцией шока, невозможности “есть и спать”. Было столько отчаяния и страха, и он рос две-три недели», - рассказала социолог.
Она привела примеры из опроса россиян, большинство из которых отмечали это «состоянии шока», их «первой их реакцией был гнев», они «не могли понять, как такое возможно».
В дальнейшем, по словам Светланы Ерпылевой, по мере продолжения конфликта, и произошло разделение, на выше приведенные в пример, группы «не противников».
«Те из них, кто уже следил за сообщениями независимых или либеральных СМИ, у кого были некоторые “антирежимные” симпатии, смогли превратить эти негативные эмоции в позицию, - объяснила аналитик, - однако те, которые не интересовались политикой, которые не следили за политическими новостями, у которых не было политических симпатий, оказались не способны трансформировать эти негативные эмоции в позицию и начали прилагать активные усилия, чтобы попытаться, как бы, собрать воедино своё разрушенное мировоззрение. Они не были уверены в аргументах пропаганды, они скорее надеялись, что эти аргументы - правда»
По словам исследователя, когда, Украина начала контрнаступление летом-осенью 2022 года и в РФ была объявлена мобилизации, «возникло недовольство ей, которое, однако, редко выражалось в недовольство войной».
«Мы увидели, что и “специальная военная операция”, и “мобилизация”, и российский “политический режим или российская власть” как бы принадлежали к разным, “редко пересекающимся реалиям” в сознании этих россиян, - заявила эксперт, - если весной 2022 года, мы могли легко классифицировать наших респондентов на противников, сторонников и неопределившихся, то осенью 2022 года такого различия уже не было. Мы не увидели и никаких радикальных изменений взглядов. Не было случаев, когда кто-то, кто был оппонентом, становился сторонником, или кто-то, кто был сторонником, становился противником. При этом, их восприятие стало “гибким”, его аспекты менялись, а иногда даже в обоих направлениях, одновременно».
Исследователь привела в пример, как высказывания одной предпринимательницы изменились в обоих направлениях: и в критическом, и в «поддерживающем»:
Респондентка рассказывала о своем друге, который «даже подтянутся не мог». «И теперь он собирается куда-то пойти с винтовкой в руках, рискуя жизнью. Ради кого? За что? У меня вообще нет патриотизма. Я считаю, что это полная чушь. Почему человек в 21 веке должен идти и сражаться за черт его знает?», говорила она о мобилизации.
Однако затем она выразила возмущение тем что «газопроводы были взорваны». «Раньше мне было все равно, но сейчас, хотелось бы, чтобы мы действовали и действовали поскорее», писала она. «Мою страну несправедливо оскорбляют. Теперь у меня больше патриотизма, чем было раньше».
Исследователь выявила несколько ключевых особенностей такой странной «аполитичной поддержки войны в России».
«Первая особенность - непоследовательность, - считает Светлана Ерпылева, - другая ключевая особенность - попытка найти оправдания, помимо одобрения. Еще одна ключевая особенность этой поддержки: хотя эти люди и оправдывают войну, они испытывают по этому поводу не положительные, а отрицательные эмоции».
Для многих таких «не противников» оказалось, с одной стороны, важным как бы «сохранить свое лицо», показать, что они - «нормальные люди, которые вроде бы против этих ужасных вещей», но их, как бы, вынудили, и им приходится оправдывать войну», - считает эксперт.
При этом, по данным аналитика, многие «испытывают тревогу, депрессию, стресс».
«Они боятся ядерной угрозы, они боятся военного поражения России, они боятся гражданской войны в России, а также они боятся неопределенного будущего», - подчеркнула Ерпылева.
Исследователь заявила, все это привело ее к самому главному выводу о формировании такой «колеблющейся поддержки»:
«Дело в том, что у них нет никакого видения оптимистических сценариев, как будущего войны, так и своего личного будущего, - объяснила она, - они оправдывают войну, да? Однако, как это ни парадоксально, самым желательным исходом войны для них является ее окончание, но, конечно, на выгодных для России условиях. Они предполагают, что может случится иное, но для них это нежелательно. И больше всего они боятся продолжения войны. У них, в то же время, нет четкого видения победы России. Они понимают, что победа не принесет каких-то положительных изменений в жизнь российского общества, а потому, они просто боятся проиграть. Они думают, что поражение будет еще большей катастрофой».
Исследователь привела примеры, когда появился специфический тип оправдания войны, который назвала «обратным оправданием».
«Например, агрессивная ответная реакция украинской армии стала рассматриваться как “причина войны и стала аргументами в ее защиту”, - указала Светлана Ерпылева, - Эти люди стали говорить, что теперь, “когда Украина стала бомбить приграничные территории, России и что НАТО и Запад поддерживают Украину”, - это им “показывает злую природу Украины”. Именно поэтому, считают они, “война была на самом деле необходима”».
Для иных респондентов война стала «формирующейся реальностью окружающей их жизни», подчеркнула исследователь.
«Они начинают сравнивать и воспринимать это с ненастьем за их окном, так как видят в этом проявление каких-то глобальных процессов и кризисов, которым они не могут противостоять»
«Любому человеку хочется, чтобы все побыстрее закончилось, чтобы все сели, обо всем договорились. Но зависит не от нас. И уж тем более не от украинцев», - привела в пример высказывания таких людей эксперт.
Ключевыми выводами исследования аналитик назвала следующие:
«Виды поддержки войны в России следует различать, поскольку, в отличие от уверенных сторонников войны, которые, конечно, существуют, у этих людей нет конкретной позиции по поводу войны, и таких большинство, - констатировала Ерпылева, - они оправдывают войну и делают это искренне, но только потому, что они сейчас живут в государстве, где это доминирует в риторике. Для них, чтобы действительно выступить против войны, нужно сознательно выступить против государства. А для этого нужно занять политическую позицию, для чего необходимо быть политизированным, а эти люди выросли в аполитичном обществе. У них нет навыков формирования политической позиции, потому что российское государство разрушило гражданское общество и политические институты, где эти люди могли бы приобрести эти навыки. И если мы посмотрим на эту ситуацию с социологической точки зрения, мы увидим, что, на самом деле, война - это не их выбор».
«Закономерности и динамика политических репрессий до и во время войны»
Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра «Сова», отслеживающего годами усиление путинского режима и Наталия Юдина, аналитик этого центра, представили анализ изменения репрессивного давления Кремля за время полномасштабной агрессии России против Украины.
Они обнаружили, что несмотря на то, что, например, борьба с насильственными преступлениями против режима заметно активизировалась до войны и в начале войны, она столь же очевидно снизилась в 2023 году. При этом, по данным экспертов, количество таких преступлений в России стремительно растёт.
«То же самое можно сказать и о применении административной статьи о дискредитации армии, которая породила большинство антивоенных дел, - отметила Наталия Юдина, - сокращение использования этой статьи связано со снижением активности и количества антивоенных протестов».
Преследования «за высказывания» показывали уверенный рост в 2022 году: примерно на 45% увеличилось количество новых дел и в основном по старым статьям уголовного суда. В 2023 году «увеличения данного параметра не предвидится». Это «определенно указывает на стабилизацию репрессивной политики на новом уровне», считают эксперты.
Преследование за участие в различных сообществах «представляет собой противоречивую картину». Количество уголовных дел за участие в «проукраинских организациях» увеличилось, «но таких случаев, по-прежнему, довольно мало».
«Религиозные преследования, ранее являвшиеся самым массовым сегментом, также резко сократились», - отметили эксперты.
Исследователи констатировали, что «механизм запрета все большего количества организаций продолжает работать, но он хаотичен». В политической сфере также ситуация не выглядит последовательной, а «российское ополчение» в Украине «пока не запрещено».
«Даже в 2022 году очень значительный сегмент антиэкстремистской правоохранительной деятельности не имел никакого отношения к войне, а в 2023 году это стало еще более заметно», - подчеркнула Юдина.
Александр Верховский озвучил «выводы-предположения», которые следуют из этих данных о развитии репрессивной политики РФ.
По словам аналитика, власти России «продолжают применять репрессии, однако к по-настоящему массовым репрессиям – которые, по сути, ведут к хаосу в обществе - они стараются не переходить».
«Есть три причины применения репрессий. Во-первых, это внутренняя логика развития правовой системы, включающая сочетание заимствования советского наследия и современных подходов. Во-вторых, правоохранительная деятельность по борьбе с экстремизмом призвана предотвращать потенциальные угрозы безопасности и политической стабильности. Это, конечно, относится к понятиям стабильности и угроз, которые существуют в сознании политического руководства. В-третьих, репрессии могут сыграть, я бы сказал, воспитательную роль. Власть понимает, что у репрессий тоже есть ограничения: первое ограничение - это сам закон, второе ограничение - это ресурсы правоохранительной системы. Третье ограничение – это страх потерять контроль над притеснениями. Их легко ускорить, но не всегда легко остановить, а также избежать ненужного недовольства среди политических сторонников», - пояснил Верховский.
Исследователь рассказал, что в течение месяца после 24 февраля 2022 года антивоенная часть общества придерживалась общего убеждения, что «Кремль теперь может делать все, что хочет, и, следовательно, наступает новый 1937 год».
Эти мрачные ожидания не оправдались, хотя ситуация, безусловно, очень сильно ухудшилась. С началом полномасштабного вторжения власти использовали очень агрессивную внутриполитическую риторику, но проводили репрессии в соответствии со своим восприятием масштаба внутренней угрозы.
«Чего властям точно не нужно сегодня, так это, еще одного 1937 года, - отметил эксперт, - Хотя, конечно, репрессивная система не всегда рациональна. Однако, не следует забывать, что ресурсы полиции и ФСБ сейчас используются и для борьбы с реальными военными проблемами, причем с реальными диверсиями. Никакой видимой угрозы власти, даже потенциальной - нет. По некоторым параметрам даже есть снижение репрессий, хотя оно, конечно, очень незначительное. В целом власти добились своего. На данный момент против них крайне мало активных протестов, хотя недовольство разного масштаба, вероятно, довольно велико».
«Война в Украине и нарушение академических свобод»
Дмитрий Дубровский, из Карлова Университета Праги (Чехия) рассказал о том, как происходило уменьшение свобод в академических кругах России.
По словам эксперта, до 2011-2012 годов, «уровень критического отношения к власти в научной среде оставался высоким. Однако потом он начал снижаться».
«Российская академия имела право голоса, - рассказал Дубровский, - Они участвовали в акциях протеста. Они пытались протестовать против нарушений прав человека, включая уменьшение академической свободы».
В исследовании, которое представил Дубровский, объяснялось, как теперь в российском высшем образовании воспринимают академическую свободу.
По словам исследователя, теперь, «основной задачей ученых стало - сконцентрироваться на своей науке и образовании и не выступать публично, не критиковать, да и вообще не быть публичным».
«Закон об иностранных агентах привел к тому, что в настоящее время уже есть 13 российских ученых-”агентов”, включая меня, - заявил Дубровский, - мы не имеем права преподавать».
Ученый отметил, что проблема заключается в том, что «российское академическое сообщество становилось все более и более “управленческим”, зависящим от Министерства образования».
По словам Дубровского, за последние 20 лет «большинство российских университетов» потеряли всякие признаки независимости.
«Они стали видом госслужбы. Их ректоры были назначены. И не случайно, когда началась война, эти люди были назначены сверху. Они никогда не избирались», - отметил он.
«Это очень сложно объяснить здесь в США, где существует социально активная модель, которую представляют публичные интеллектуалы, которые полагают, что миссия их университетов, миссия их школ - выступать публично, способствовать общественной оценке происходящего в стране, - подчеркнул исследователь, - Активисты интернет-сообщества исследовали научные достижения российских ректоров и выявили плагиат в докторских диссертациях у 35-40 из них. Эти ректоры, конечно, не “лучшие ученые”, и они это сами наверняка знают. В результате, это выразилось в позорном письме Союза ректоров России, в котором они, “поздравили президента Путина с принятым трудным решением ”о начале войны”».