Россияне пытаются не видеть войну, отстраняясь от реальности

В Курской области пережили исключительный эпизод войны РФ против Украины - временную оккупацию части территории Украиной, гуманитарный кризис, десятки тысяч беженцев. Осенью 2024 года две исследовательницы-этнографа провели в сумме два месяца в регионе, работая волонтерками в гуманитарных центрах и наблюдая за жизнью горожан на улицах, в транспорте, парках, барах.

Исследование стало четвертой частью проекта Лаборатории публичной социологии о военной повседневности в России. До этого ученые изучали "условное большинство" - жителей далеких от фронта регионов: Свердловской области, Бурятии и Краснодарского края. В Курской области они посмотрели на меньшинство, непосредственно затронутое войной, и выяснили: ни вторжение, ни обстрелы не сделали местных жителей большими или меньшими сторонниками войны или власти. Наоборот, они сильнее избегают ее оценок.

DW поговорила о результатах исследования с его координатором, автором и редактором - Светланой Ерпылевой из Центра восточноевропейских исследований при университете Бремена.

- Что-то удивило, что-то было ожидаемо. Казалось бы, война пришла к тебе домой, можно было бы предположить, что ты должен испытывать сильные эмоции по поводу нее и начать определяться с тем, как ты к этому относишься. Кто, если не ты? Казалось, может, начнется патриотическая мобилизация, мысли, что вот мы видим, что украинцы - наши настоящие враги. Или наоборот: вот мы начали эту войну, теперь сами и страдаем. И мы не видели ни того, ни другого. Мы это наблюдали и в других регионах, но в Курской области это было сильнее - еще большее отстранение от реальности.

То, что россияне в целом не склонны формировать мнение по сложным политическим вопросам, мы знаем. Но казалось бы, что уж здесь это должно проявляться в меньшей степени, а проявляется - в большей. И то же самое с нормализацией военной реальности - казалось бы, тут же вообще война, но нет - люди прилагают еще больше усилий, чтобы жить так, как будто войны нет - вот это было неожиданно.

- Абсолютно. Мы пытались составить список приемов, они очень разные, но работают на один и тот же результат. Многие эти приемы - это усилия по восстановлению нормальности, например, юмористическое проигрывание войны и превращение военных элементов во что-то несерьезное. И активное избегание - когда люди выключают уведомление об опасности на телефоне или переворачивают смартфоны экраном вниз.

Или вот еще интересное - риторическое отодвигание опасности во времени и пространстве. Когда мы говорим, ну это было раньше, месяц назад, а сейчас уже безопасно. Или когда говорят, это вот случилось на окраине города, а значит в центре где я живу - безопасно. Или наоборот - элементы военной реальности представляются как вечные и вездесущие и поэтому не стоящие внимания, то есть войны идут везде, по всему миру. Ничего особенного.

Местные говорят об элементах военной реальности в том же низком регистре, что и о бытовых неурядицах. Это принижает опасность, которую мы со стороны можем воспринимать как экзистенциальную. Конечно, они знают, что летят дроны. Но принижая их до уровня бытовых неурядиц, снова как бы не знают. Они не дураки, они прекрасно знают, что идет российско-украинская война, что летят дроны, что они летят из Украины, и что вообще-то это все началось в 2014 или в 2022 году. Но они так не говорят, не думают, чтобы иметь возможность дальше продолжать нормально жить.

- Они об этом не думают. Это не совсем этично, поэтому исследовательницы этого практически не делали, но если человека "прижать к стенке" и указать ему на противоречие, мы видим, что люди знают. Но они об этом не думают, они эти вопросы себе не задают. Поэтому они как бы и понимают, и не понимают. Люди часто практикуют отрицание чего-то во время опасности, например, войн. Это знание и незнание одновременно, которое каким-то образом сочетается.

- Столкновение с войной, которая радикально меняет жизни людей, заставляет их еще сильнее чувствовать свое бессилие перед сильными мира сего - перед политиками, государствами, политическими решениями, которые все ведут к войне. И усиливают ощущение, что государство и политика - это один мир, мир богов, на который они не имеют вообще никакого влияния. В этой ситуации люди переживают это событие как природную катастрофу - как что-то, о причинах чего даже рассуждать бессмысленно. Это сильный травматический опыт, который усиливает чувство бессилия и разрыв между повседневной жизнью "обычных" людей и политическими решениями.

В результате усиливается отказ от интерпретаций, оценок, обсуждения причин. Например, когда случается наводнение, мы смиряемся с этим и что-то пытаемся сделать с последствиями. Или если мы обсуждаем, почему это случилось, ну вот потому что плотину плохо построили. И точно так же наши собеседники говорили, это все потому что региональные чиновники разворовали деньги, и граница оказалось не укреплена. А все остальное вообще не имеет к этому никакого отношения.

- У меня нет полного ответа на вопрос о том, а собственно почему куряне игнорируют опасность. Казалось бы, как бы ты ни относился к государству, ты же хочешь жить, правильно? И вот это вопрос сложный. Один из факторов, влияющих на это поведение, - непоследовательность действий государства. С одной стороны, оно включает сирены тревоги, оповещения на телефоне. С другой стороны, местные чиновники до последнего говорили жителям приграничья: "Все будет нормально, ребята, не надо никуда уезжать". Государство не сигнализировало о том, что происходит военное обострение и что нужно спасаться.

Жизнь переводится на военный лад частично: убежища построены, но некоторые закрыты, а у кого ключи - непонятно. И вот эти противоречивые сигналы тоже не способствуют тому, чтобы формировалась социальная норма, предписывающая перестраивать жизнь на военный лад, идти в убежище и так далее. А когда есть социальная норма, то одному человеку сложно ее нарушить - ну никто же не идет в убежище. Если я иду - то мне нужно за это оправдываться.

Плюс нет доверия действиям государства, которые направлены на защиту "обычных" людей, а наоборот, усиливается ощущение что "обычным" людям никто не поможет. Тогда включается это чувство - "авось". Что раз ничего нельзя сделать, "авось пронесет". И вот раз с реальностью войны они ничего сделать не могут, то единственное, что они могут - это нормализовать реальность в своих глазах.

- Да. Я бы не сказала, что они становились другими людьми, но менялось их восприятие происходящего. Первые страницы дневника одной из исследовательниц, которая приехала в регион в начале сентября, были постоянным удивлением: "Ого, я вышла на платформу, меня встретила сирена тревоги! Ого, люди не идут в убежище, ничего себе! А я туда зашла и я там одна". Потом это постепенно пропадает, и иногда она даже ловит себя на этом и пишет: "Кстати, звучит сирена тревоги, и я тоже ее не сразу заметила".

Они использовали не включенное и включенное наблюдения. Первый метод, это когда мы не становимся частью сообщества а наблюдаем со стороны, например, в нашем случае исследовательницы ходят по городу, прислушиваются к разговорам, заходят в общественный транспорт, смотрят, что там происходит, о чем говорят люди. Они могут включиться, но в этой ситуации не включаются в разговор. Эта часть в Курской области дала нам очень много.

А включенное наблюдение или через участие - это ситуации, когда исследовательницы становятся частью сообщества. То есть, в данном случае они приходят в волонтерский центр и становятся там волонтерами, они уже не просто наблюдают со стороны, они часть сообщества. И участвуя в том, что там происходит, помогая беженцам, раздавая и сортируя гуманитарную помощь, они тоже ведут наблюдения.

- Нет, нельзя, и не нужно. В социальных науках есть качественные и количественные методы. Количественные методы - это например, опросы. Они часто бывают репрезентативными. Качественные исследования не могут быть репрезентативными. Их фишка в другом - мы не говорим, что так думают 75 процентов населения Курской области, мы ловим доминирующие тенденции и смотрим на механизмы - как именно говорят люди. Мы задаем вопрос о том, почему это так, как люди приходят к таким выводам. 

- Есть сходство между реакциями россиян на войну и реакциями граждан других стран. Это часто адаптация, нормализация, отстранение. Эти элементы свойственны очень разным культурам. Есть политико- исторические предпосылки и причины таких реакций. Тут помогает - а это наши следующие шаги - систематическое сравнение с похожими, но немного другими реакциями в других странах. И объяснение через то, а что специфично для России в отношениях между государством и обществом, как эти отношения формировались. В эту сторону мы начинаем двигаться и искать объяснение, которое может быть связано с политикой государства, со спецификой режима, но не с каким-то там "менталитетом", "характером" и прочими вещами.

- Большинство людей так или иначе нормализуют эти события, но не все. Например, некоторые беженцы в Курской области с трудом встраиваются в эту нормальную жизнь. Они между прочим, несмотря на чрезвычайную ситуацию в регионе, выходили на митинги. И они пытались в августе 2025 года организовать митинг, правда неудачно. Есть наше другое исследование - про жен мобилизованных, это тоже та самая группа, которая тоже живет в таком зазоре, в лимбо, не становится частью общества.

У их недовольства есть какой-то потенциал, хотя это не критика власти, не критика войны или президента Путина. Это не те люди, которые выйдут на антивоенный протест, но это люди, которые не могут нормализовать ситуацию, у которых есть недовольство, и они не могут жить как раньше. Эта группа просто иногда даже будучи видимой напоминает о том, что не все нормально.