"У вас ничего не украли. У вас ничего не было"

Передача государственного канала "Россия 1" "Исторический процесс", посвященная судьбе Михаила Ходорковского, преподносилась ее авторами как серьезная дискуссия о постигшей нашу страну нравственной и социальной катастрофе бандитского номенклатурного капитализма.

Понимание того, что мы все живем внутри этой катастрофы и она не только не преодолевается, но, напротив, разрастается, объединяло, казалось бы, непримиримых во всем остальном процессуальных оппонентов.

Перевес Кургиняна оказался на этот раз не столь сокрушительным. Может быть, потому, что часть его поклонников смутило все-таки то обстоятельство, что и так достаточно неразборчивый в средствах для защиты дела, которое он искренне полагает правым, в тот вечер их неистовый кумир перешел некую красную черту и оказался по ту сторону добра и зла.

Он обрушил на приговоренного к медленной и мучительной смерти человека обвинения столь лживые и демагогические, что даже ненавидящее свою жертву официальное следствие десятилетие не осмеливается их предъявить.

В то же время Сванидзе и приглашенные им свидетели подходили несколько раз вплотную к сути конфликта Ходорковского и правящего режима, но каждый раз останавливались перед какой-то незримой стеной.

Впрочем, не только один Сванидзе, но обе телезвезды, несмотря на свое артистичное эмоциональное буйство, великолепно чувствовали тот хозяйский поводок, с которого им ни в коем случае не позволялось соскочить.

Поэтому по-настоящему содержательной дискуссии не получилось. Между тем проблемы, которые они пытались обсуждать, носят фундаментальный характер как для истории последнего двадцатилетия, так и для будущего России.

Мне неоднократно доводилось излагать по ним свою точку зрения. Чтобы напомнить историю вопроса, позволю себе привести несколько выдержек.

2003

— Господин Президент, Ваши чиновники — взяточники и воры.
— Господин Олигарх, Вы хотите, чтобы я напомнил Вам, как Вы приобрели свое состояние?

Таков был исторический обмен репликами двух наших выдающихся современников на февральской встрече президента России с ведущими бизнесменами. Драма ситуации в том, что оба они были правы. Чиновники действительно взяточники и воры. И Михаил Ходорковский привел несколько убедительных примеров, подтверждающих этот тезис. Но тот же Ходорковский был одним из тех, кто в бурные годы первоначального накопления российского капитала был назначен сверхбогатым российской бюрократией. О тех временах с обезоруживающей откровенностью и даже простодушием рассказал в своем письме издалека в редакцию газеты "Коммерсант" Борис Березовский: "В те годы каждый, кто не сидел на печи, за небольшие взятки чиновникам получил громадные куски госсобственности".

Олигарх — это не просто очень богатый человек. Билл Гейтс — самый богатый человек в мире, но никто не называет его олигархом. Олигархия — это бинарное отношение между бизнесом и властью. Олигархический капитализм в его русском исполнении — это такая его модель, в которой крупнейшие бизнесмены могут функционировать и умножать свои состояния только благодаря административному ресурсу, то есть своим связям в коридорах власти, а бюрократия процветает и обогащается, обкладывая данью бизнесменов. Иногда это слияние денег и власти доводилось до своего логического завершения — Владимир Потанин назначался вице-премьером правительства, а Борис Березовский — заместителем секретаря Совета безопасности.

Миллиардер Михаил Ходорковский, так же как и остальные российские олигархи, вырос из этого кровосмесительного союза денег и власти. Во второй половине 90 х годов у него была довольно негативная репутация на Западе. Против него открывались судебные процессы, инициированные западными миноритарными акционерами, которых он вытеснял из своих компаний, используя административный ресурс.

Но на каком-то этапе развития своего бизнеса он первым из российских олигархов осознал, что стать компанией, принятой на равных элитой мирового бизнес-сообщества, "ЮКОС" сможет, только принципиально изменив наработанные им в джунглях российского бандитского капитализма модели поведения.

Он сделал свою компанию транспарентной, внедрил западную систему отчетности и корпоративного управления, открыто показал свои доходы, стал тратить большие суммы на социальные и образовательные проекты. Выход из тени сделал для него ненужной зависимость от бюрократии и власти. Бывший олигарх превратился в современного бизнесмена, играющего по правилам отрытой экономики XXI века. За десять лет Ходорковский прошел путь, который у американских "баронов-грабителей" занял три поколения. Но именно в этой стремительности и таились для него серьезные опасности.

На февральскую встречу Ходорковский пришел убежденный в своей роли лидера в преобразовании системы российского бизнеса. "Ваши бюрократы — взяточники и воры, господин президент", — не было тривиальной российской жалобой батюшке-царю на его нерадивых и плутоватых слуг, снова укравших какую-то нефтяную компанию.

Послание Михаила Ходорковского было гораздо серьезней: я хочу играть по новым правилам открытого, конкурентного, законопослушного, независимого от бюрократии бизнеса. Многие мои коллеги готовы последовать моему примеру. Только так мы сможем вывести экономику из сложившейся при нашем участии системы бандитского капитализма, обрекающей страну на застой и маргинализацию. Но мы одни не можем разорвать эту порочную связь денег и власти. К этой операции должна быть готова и сама власть, и ее бюрократия. И в этом Ваша историческая ответственность, господин президент.

Президент не услышал или не захотел услышать этого смысла. Его личная реакция на слова Ходорковского понятна и естественна. Он обиделся за свою любимую административную вертикаль, за свою бюрократию, за своих приятелей-силовиков.

Но президенты не имеют права на личные реакции. Исторически Михаил Ходорковский был прав. То, что он предлагал, и то, что он делал в последние годы, было направлено на выход страны из ловушки олигархического капитализма.

Выход, который совершенно не устраивает бюрократию и ее вооруженный отряд — силовые структуры. Именно поэтому они с таким сладостным остервенением набросились на свою жертву, почувствовав команду "фас". Путь Ходорковского, путь разделения бизнеса и власти лишал их в перспективе привычной сладкой роли — крышевания всей российской экономики от нефтяных компаний до мебельных магазинов и продуктовых ларьков.

Наступление силовиков на бизнес — это не великий поход за восстановление социальной справедливости, это бунт долларовых миллионеров против долларовых миллиардеров, это не борьба против порочной системы криминального капитализма, это борьба за перераспределение власти и собственности внутри этой системы.

Два собеседника, которые, к сожалению, не поняли друг друга в феврале, смогли бы много сделать вместе для модернизации России. Но оба они оказались заложниками старой системы. Один — в камере СИЗО номер 4 "Матросская тишина". Другой — в Кремле.

2005

Патологическая мелочная злоба власти, проступающая в каждом ее деянии в отношении Михаила Ходорковского, не может быть порождением холодной бездушной бюрократической машины.

Страсть не бывает безличной. У нее должен быть пассионарный носитель. И вы знаете этого носителя, и мы наблюдаем его незатухающую страсть. Даже телевизионный державный карлик, обычно готовый порвать пасть и забрызгать бешеной слюной любого хоть в чем-то несогласного с обожаемым государем, недоуменно разводит ручками.

Столь неадекватная ненависть не может быть реакцией на банальную неуплату налогов или даже на злодейское убийство нескольких конкурентов. Тут нужно какое-то чудовищное преступление, совершенное либо лично против богопомазанника, либо против Отечества. И такие версии предлагались кремлевскими служками — пришел на встречу без галстука, готовил государственный переворот, продавал Кондолизе Райс ракетно-ядерный щит Родины. Однако обилие леденящих душу объяснений скрывало, как всегда в таких случаях, одну подлинную причину неравнодушного отношения президента к олигарху.

Очевидной она стала лишь совсем недавно, через два с половиной года после рокового события. Да, все произошло на той самой встрече, куда Ходорковский пришел без галстука. Но эту дерзость ему бы с трудом, но все таки простили, так же, как и продажу ракетно-ядерного щита. Хуже было другое.

"Господин президент, — сказал Ходорковский, — ваши чиновники — взяточники и воры". И привел чисто конкретный пример, как некий господин Богданчиков (государственный чиновник) купил от имени государства у некоего господина Вавилова (бывшего государственного чиновника) принадлежавшую последнему нефтяную компанию за 600 миллионов долларов. Все присутствующие в зале, включая, разумеется, председательствующего, прекрасно понимали, что господа Богданчиков и Вавилов эти несчастные 600 миллионов распилили.

Тем не менее реакция президента была чрезвычайно эмоциональной, даже яростной, и все, что произошло и еще будет происходить с Михаилом Борисовичем, — это долгое мстительное эхо того высочайшего гнева. Но до последнего времени именно эта длинная месть и казалась неадекватной. Ну кто такие, в конце концов, мелкие жулики Вавилов и Богданчиков, чтобы за них так обиделся президент?

Сделка "Путин — Абрамович" все поставила на свое место. Она стала классическим римейком операции "Вавилов —Богданчиков" с заменой 600 миллионов на 13,7 миллиарда долларов. Сам того не подозревая, Ходорковский ударил тогда в самое больное место власти, раскрыл самую сокровенную тайну режима. Питерская бригада, видимо, уже несколько лет назад разработала схему обналичивания активов "правильных" олигархов и личного фантастического обогащения. Афера с "Северным сиянием" стала первой пробой пера.

И не за шестерку Богданчикова, а за себя и за свои с Ромой кровные 13,7 миллиарда добивает ногами подполковник Путин заключенного Ходорковского.

Инженер Ходорковский дорого заплатил за свою ошибку. Подполковник Путин заплатит за свою еще дороже — любовию народной. Добрый наш, доверчивый русский народ, полюбивший приблатненного подполковника и за то, как он превратил весь Кавказ в грандиозный сортир, в котором он мочит террористов, и за его беспощадную борьбу с ограбившими Россию олигархами некоренной национальности, не поймет сделку своего любимца с Абрамовичем. В глазах своих прежних почитателей он станет таким же вором, как и сам Абрамович. А назначенный им наследник — воренком.

2010

Предчувствие конца ельцинско-путинской эпохи породило в последнее время вал работ, докладов, мемуаров об истории российских реформ и итогах прошедшего двадцатилетия. В большинстве из них роль команды Гайдара — Чубайса в создании постсоветской экономической формации в значительной степени преувеличивается как их хулителями, так и восторженными почитателями.

Гораздо реалистичней оценивает ее сам Анатолий Чубайс в своем недавнем очень интересном интервью об истории российских реформ:

— В чем главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается одним словом: несправедливая. Абсолютно правильная претензия. Наша приватизация была совсем не справедливая… Мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они ее и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы ее все равно взяли. Только они бы ее взяли вообще без каких либо легитимных процедур.

Я заменил бы здесь только слова "они бы ее взяли" на "они ее уже взяли". Первые миллиардные состояния членов ЦК КПСС начали формироваться уже в 1989 м, когда явилось на свет наше национальное достояние концерн "Газпром" и почти никому в СССР еще не были известны имена Гайдара и Чубайса. Вся перестройка была масштабной спецоперацией номенклатуры по конвертации ее абсолютной коллективной политической власти в огромную индивидуальную экономическую власть ее наиболее выдающихся представителей. Но термин "номенклатурная приватизация", впервые возникший еще при анализе центральноевропейских реалий (Польша, Чехия) конца 80 х годов, далеко не отражает всей сути происходивших в России явлений.

Номенклатурная приватизация в Польше или (в меньшей степени) в Чехии заключалась в том, что бывшие партийные чиновники становились, как правило, владельцами той собственности, которую они так или иначе курировали, то есть совершалась "несправедливость" в начальной точке траектории. Несправедливость весьма условная, так как, во первых, справедливость вообще внеэкономическая категория, а во вторых, грамотно выстроенная конкурентная рыночная среда обеспечивала структурную устойчивость процесса, то есть его инвариантность по отношению к начальным условиям. Каково бы ни было первоначальное распределение, эффективно функционирующие новые собственники умножали свое "неправедное" достояние, а бездарные теряли его. В обоих случаях это работало на эффективность экономики в целом, что и привело к относительному успеху экономической реформы в Центральной Европе.

Возможно, на тот же результат рассчитывали и реформаторы в России, но у нас произошло нечто кардинально иное. "Несправедливость" не ограничилась начальной точкой процесса, а континуально воспроизводилась и продолжает воспроизводиться и экспоненциально возрастать (отсюда и безумные значения децильного коэффициента) уже два десятилетия вдоль всей траектории развития. В результате возникла формация-мутант — ни социализм, ни капитализм, а неведома зверушка, описание которой в традиционных экономических терминах затруднительно и требует каких-то новых языковых средств.(полная жопа - ред.)

Абрамовичи, фридманы, дерипаски, потанины, прохоровы, тимченки, чемезовы, ротенберги, ковальчуки никакие не капиталисты в классическом смысле этого слова и никогда ими не были. По своей ролевой макроэкономической функции, по характеру своей деятельности они назначенные высшим руководством страны государственные чиновники, контролирующие бюджетные потоки и перераспределяющие сырьевую ренту. Эти фактические чиновники и виртуальные бизнесмены получили возможность совершенно легально отчуждать в возглавляемые ими и, как правило, хранящиеся за рубежом общаки огромную долю национального богатства.

В то же время они освобождены от ответственности частного собственника. Их "компании" никогда не разорятся, не обанкротятся, как бы высок ни был уровень личного потребления их владельцев и бенефициаров и как бы низок ни был уровень эффективности их управления. Через приватизированное ими государство они поддерживаются государственным бюджетом либо гарантированными государством зарубежными кредитами. Так они продолжают приватизировать страну вновь и вновь.

Номенклатурная пуповина, связывавшая новорожденный российский капитализм с властью, не только осталась неперерезанной, но и выросла в огромную ненасытную кишку.

В нее провалились за двадцать лет и пирамида ГКО, и залоговые аукционы, и госкорпорации друзей, и империи тимченок, абрамовичей, ковальчуков, ротенбергов и повылезавших из каких-то щелей братьев и племянников путиных и шоломовых. Континуальность этой приватизации страшна опять же не абстрактной несправедливостью, а прежде всего неэффективностью такой феодально-бюрократической формы "собственности", ее абсолютной нерыночностью.

Путь "собственника" к успеху в России лежит не через эффективное производство и успешную конкуренцию, а через близость или прямую принадлежность к "властной вертикали", через эксплуатацию своего административного ресурса — маленького или совсем не маленького куска государства — и через абсолютную лояльность правящей бригаде и ее пахану. Как любит повторять самый богатый человек России, "в любой момент я готов отдать все свое состояние по первому требованию Владимира Владимировича Путина".

Смертный грех всех реформаторов двадцатилетия вовсе не в том, что двадцать лет назад они кому-то не тем и как-то не так раздали собственность. (Чубайс прав — это было почти неизбежно и в конце концов не так уж существенно.) Беда в том, что они непрерывно раздают ее вновь и вновь, так и не создав и даже не попытавшись создать базовые инструменты рыночной экономики и прежде всего институт частной собственности с его ответственностью собственника, не говоря уже о трансформации политической и судебной систем. В результате родился мутант континуальной номенклатурной приватизации forever, пожирающий страну и лишающий ее всякой исторической перспективы. (Банальная, но чрезвычайно показательная и символичная иллюстрация механизма континуальной номенклатурной приватизации — сегодняшняя афера отца приватизации двадцатилетней давности Чубайса с его свечным заводиком планшетиков, о которой рассказала недавно Юлия Латынина. Как, впрочем, и вся деятельность "Нанотехнологий" и всех прочих воровских госкорпораций друзей национального лидера.)

Последней точкой невозврата была знаменитая встреча Путина с олигархами весной 2003 года. На ней Михаил Ходорковский, прошедший к тому времени путь от олигархического Савла к модернизационному Павлу, открыто призвал Путина изменить губительные для судьбы страны действующие правила игры.

Путина, уже крепко подсевшего со своей бригадой на континуальную приватизацию, демарш Ходорковского привел в такое бешенство, что он до сих пор не может успокоиться и несет какую-то параноидальную чушь про мОзги, разбрызганные по стенам. И это уже не лечится.

Об абсолютно неадекватном понимании итогов двадцатилетия говорят призывы, доносящиеся сегодня из лагеря "рыдающих от счастья" системных либералов: "В 92 м мы отложили построение демократии ради успеха радикальных либеральных реформ. Теперь, когда мы создали рыночную экономику, давайте займемся демократией".

Или еще одна фраза в духе Марии-Антуанетты, которая, конечно же, войдет во все будущие учебники русской истории конца XX — начала XXI века: "У вас ничего не украли. У вас ничего не было".

За двадцать лет выросло лишенное будущего поколение детей тех, "у кого ничего не украли". И оно только начинает предъявлять свой счет.

* * *

Такова история российского капитализма. Такова роль в ней двух ключевых фигур последнего десятилетия — Михаила Борисовича Ходорковского и Владимира Владимировича Путина. Пытаться ее анализировать, вымарав из нее слово "Путин" как неприличное, по меньшей мере несерьезно. Но именно такой формат дискуссии приняли для себя бесстрашные и беспощадные борцы за истину господа Сванидзе и Кургинян.

В передаче о Ходорковском эта омерта давала огромную фору Кургиняну. Потому что она не позволяла Сванидзе объяснить зрителям простую и фундаментальную вещь. Ходорковский приговорен Путиным к пожизненному заключению не за то, что он был олигархом, а за то, что он перестал быть олигархом, что категорически не устраивало Путина и его бригаду, так как пример Ходорковского угрожал системе бюрократической олигархии в целом. Но сочувствовавший по-человечески Ходорковскому либерал Сванидзе не нарушил этой омерты.

Потому что он подписался на нее еще двенадцать лет назад как ассенизатор и водовоз, путинизмом призванный талантливо пропагандировать с экрана вторую чеченскую и приход ельцинского наследника в Кремль. Так он с тех пор и сочетает органично роли гневного обличителя сталинского тоталитарного режима и Мефисто имперского телевидения путинского авторитарного режима. Да еще взял дополнительно семейный подряд на жизнеописание кремлевского афериста на доверии, дерзновенно объявившего городу и миру, что свобода типа лучше, чем несвобода. Широк, широк русский человек Сванидзе.

Идеологический позвоночник его политического антипода Кургиняна не менее гибок. Пламенный носитель красной идеи социальной справедливости, буквально с пеной у рта оправдывающий все совершенные во имя ее чудовищные ленинско-сталинские злодеяния, беспощадный критик ельцинского режима, он стыдливо и смиренно умолкает перед светлым ликом приблатненного Самца Нации, охранителя системы зоологического капитализма.

Хотя прекрасно понимает, что, говоря его же словами, в России властвует группа, наделенная всеми мыслимыми и немыслимыми пороками. Проводимый ею курс несовместим с жизнью страны.

Но, заметьте, что, во-первых, даже в падучей, ставшей для него рутинным художественным приемом, он так же, как и Сванидзе, никогда не назовет имя пахана этой властной группы, а во-вторых, обязательно оговорится, что если, не дай бог, сместить пахана и всю его бригаду, то Запад в лучшем случае передаст власть группе, еще более губительной для нас, а в худшем просто разрушит страну, лишив нас любых исторических перспектив.

Эта страшилка покруче будет, чем у лауреата Государственной премии РФ Радзиховского, — власть говно, но трогать ее ни в коем случае нельзя, иначе придут ужасные фашисты вроде Кургиняна.

Нет, не фашисты, открывает нам наконец глаза Кургинян, а Запад, оказывается, придет и передаст власть людям, еще более порочным, чем Путин и Медведев. Сванидзе и Радзиховскому наверное.

Подобная постановка вопроса крупным левопатриотическим мыслителем не только охотно принимается, но и щедро поощряется наделенными всеми мыслимыми и немыслимыми пороками мерзавцами, захватившими власть в нашей стране.

Если две звезды Кургиняна — Сванидзе все чаще зажигаются в прайм-тайм на государственных каналах, значит это очень нужно каким-то очень большим людям, которые зовут их спеть свою "Охоту на волков".

Каждый из партнеров в этом страстном танго увлеченно работает со своей целевой аудиторией, на уровне подкорки внушая ей мысль, что есть вполне реальные альтернативы, более опасные для нее и более разрушительные для страны, чем сегодняшняя наделенная всеми мыслимыми и немыслимыми пороками власть.

Их аудитории должны бояться и ненавидеть друг друга и благославлять презирающую их обеих власть как свою единственную защитницу. Чтобы люди палачами стали друг для друга, позабыв о главных палачах. Вот в чем сверхзадача и замысел упрямый поставившего эту пьесу Станиславского-Дубовицкого.

И неотвратим конец пути. Не понимать смысла высочайше доверенной им в финале русской трагедии роли капо преступного режима, несовместимого с жизнью страны, не могут эти два умных, образованных, талантливых, обожающих сцену, камеры и софиты человека.

Андрей Пионтковский

p