Запад был вынужден принять для себя решение в отношении России

Главная медийная тема этой недели — острая фаза экономического кризиса в Греции. Пока международные наблюдатели строят прогнозы по развитию ситуации, в России продолжаются поиски источников финансирования бюджета на следующие три года. Всерьез обсуждают возможный отказ от индексирования социальных выплат в условиях высокой инфляции. На совещании в Горках в четверг, 2 июля, глава правительства Медведев заявил: «Есть целый ряд чувствительных тем, включая тему индексации социальных выплат в период с 2016 по 2018 годы. Нам нужно серьезно отнестись к этому вопросу, исходя из финансовых возможностей и исходя из того, что люди ориентируются на определенную социальную политику, на определенные социальные решения».

О российских и мировых проблемах в экономике рассказывает старший научный сотрудник американского Института Катона Андрей Илларионов.

Что вы считаете главным трендом текущего момента?

Андрей Илларионов: Не только для меня, для всей экономики, для всей нашей страны — это рецессия. Рецессия — это научное определение, используемое в просторечье под названием «кризис». Это наличие, как минимум, шести месяцев, в течение которых абсолютные объемы производства сокращаются. Таких крупных кризисов у нас было в последнее время несколько. Самая длинная, большая или великая рецессия — с 1990 по 1998 год. Это та рецессия, которая всем нам очень хорошо знакома под названием «кризис» или «лихие 90-е». Это то, что называлось и имело право называться Великой депрессией. Второй кризис — это кризис 1998 года, его отделяют, но это, на самом деле, продолжение того большого кризиса. Следующий кризис — это кризис 2008–2009 и, наконец, четвертый кризис в этом ряду — 2014–2015 годов. Это экономическая рецессия, и, хотя темпы спада в последние несколько месяцев уменьшились, выхода из долгосрочной рецессии-стагнации пока не видно. Конечно, прекращение спада возможно через месяц, через два, через три. Но переход на траекторию устойчивых и высоких темпов экономического роста пока не просматривается, поэтому, видимо, в ближайшей перспективе, мы будем жить в условиях рецессии.

Сколько политического в этом экономическом кризисе?

Очень хороший вопрос, потому что, судя по всему, сокращение инвестиций у нас началось с осени 2011 года, и, видимо, главным поводом, а, может, и главной причиной, послужила так называемая рокировка, которая была воспринята бизнес-сообществом как-де-факто невозможность и нежелательность новых вложений в экономику России. Это, по сути дела, забастовка, забастовка предпринимателей против вложения в страну до тех пор, пока в стране находится такого рода режим. Это начало этого кризиса. В течение какого-то времени ощущение этого кризиса скрывалось достаточно высокими ценами на нефть, инерцией. Темпы экономического роста регулярно падали, но они не становились нулевыми. А вот уже в прошлом году, когда началась агрессия против Украины, когда произошел захват, а затем и аннексия Крыма, когда даже на этом не успокоились, а продолжили войну против Украины, тут уже началась полномасштабная забастовка, началось массированное бегство капитала, усилилось прекращение инвестиционного процесса. С осени прошлого года Россия погрузилась в эту рецессию. И одна, и вторая причина, которые привели к этому, носит чисто политический характер.

Особенности нынешнего момента этой рецессии: что ее характеризует именно сегодня?

В 2008–2009 годах главной задачей власти являлось недопущение снижения уровня жизни. Экономическая политика в условиях этой рецессии радикально отличается от предыдущей. Сейчас все доходы, так или иначе, связаны с доходами населения. Зарплаты, пенсии, пособия сокращаются, причем сокращаются довольно резко. Сокращаются с помощью отказа от индексации. Одновременно с этим две-три статьи в России не сокращаются: это военные расходы, это расходы на спецслужбы и это расходы на пропаганду. Такой демонстративный разрыв между подходом к гражданам и к силовой части государственного аппараты мы наблюдаем, пожалуй, впервые.

Яркое событие этой недели — греческий кризис. Влияет ли он как-то на положение России?

Пожалуй, нет, за исключением, может быть, тех не очень далеких лиц, которые имели несчастье вложить средства в греческие банки, в греческую финансовую систему. Что касается Греции, то, конечно, это несчастье для страны, потому что при определенных усилиях страна могла выйти из пяти или уже шестилетней рецессии и перейти к экономическому росту, как это сделала Италия, как это сделала Испания, Ирландия. Однако это сознательный выбор в данном случае и части греческого общества, и греческих властей — вместо прекращения рецессии решили продолжить ее, причем в особо циничной и жесткой форме. Кстати, эта история показала, что, несмотря на всю риторику и обещания, несмотря на то, что представители греческого правительства говорили о нежелательности продления санкций, тем не менее, греческое правительство проголосовало по поводу санкций совместно со всеми членами Евросоюза. Ситуация не изменилась. Выясняется, что вопросы безопасности для Европы являются более важными, являются первостепенными по сравнению даже с экономическими вопросами.

Перспективы развития экономического кризиса и экономической ситуации в России, на ваш взгляд.

Трудно прогнозировать. Возможно, что именно состояние рецессии, то есть спада экономической деятельности, может продлиться месяц, два, три. Это может прекратиться достаточно быстро, это может продлиться в течение длительного времени. Но даже в том случае, если это прекратится достаточно быстро, перехода к стадии устойчивого и достаточно высокого экономического роста не наблюдается. Нет ни одного фактора, который бы предсказывал или допускал возможным такое развитие ситуации, поэтому перед нами либо продолжение рецессии, скорее всего, не очень глубокой, тем не менее, рецессии с каждым месяцем, с каждым годом, либо чередование периодов спада со стагнацией. Это может продолжаться достаточно долго.

Еще одна историческая аналогия: в начале 2000-х монетизация льгот, которая вывела достаточно широкие социальные массы, если не прямиком на улицы, то довольно близко к этому. Приведет ли дальнейшее развитие экономической ситуации России к некоему социальному движению?

Да, такое возможно. Но, мне кажется, в настоящее время маловероятно. Дело в том, что российское общество образца января 2006 года и июля 2015 года — это уже довольно сильно различающиеся общества. Между этими событиями лежит почти 10 лет. За эти 10 лет общество существенно изменилось. Это примерно то же самое, если сравнивать германское общество 1932 года и германское общество 1942 года. В 1932 году мы видели массовое движение и коммунистов, и социал-демократов, и нацистов, и столкновения, и борьбу между ними. В 1942 году ничего подобного не было видно.

Глобальное видение ситуации в мире. Есть мощные экономические державы, есть БРИКС, есть Россия среди этих стран БРИКС. На ваш взгляд, как цивилизационно Россия будет развиваться в мировом контексте?

Строго говоря, БРИКС – это нелепая организация, потому что у стран в составе этой организации нет ничего общего. Это страны, которые имеют разные политические и внешнеполитические устремления, имеют разную социальную базу. Это оказалось легитимацией дипломатического туризма: ездить друг к другу, говорить бессмысленные фразы, сидеть за хорошо сервированным столом и наблюдать пляски народных ансамблей. На цивилизационный выбор России это никак не влияет. В цивилизационном отношении Россия относится к западному миру, особой части западного мира. В какой-то степени она может быть сопоставлена с Латинской Америкой, но ментально, культурно, идеологически, религиозно — это, конечно, западный мир и таким будет. Попытки это переделать, конечно, предпринимаются, в течение какого-то срока они дают формально какие-то результаты, но глубинные пласты сознания и культуры, которые заложены столетиями тому назад, не меняются.

И еще короткий прогноз на это лето.

Самое главное, на что имеет смысл обратить внимание, это на то, что война, про которую говорили в качестве некоего отвлеченного понятия, сейчас становится абсолютно реальным событием. Это связано не только с действиями на востоке Украины, но и с постепенно просыпающимся Западом, который для себя принял решение. Когда я говорю Запад, я имею в виду руководителей крупнейших западных государств, которые долго не хотели принимать это решение, которые долго предпочитали делать вид, что ничего особенного не происходит, и многократно предлагали: достаточно прекратить откровенные военные действия на востоке Украины, и даже в этом случае не будем возвращаться к Крыму. Убедившись, что это не работает, что ни на какие предложения нет ответа, Запад постепенно принял решение взять этот вызов и начать реальную конфронтацию. Реальная конфронтация в этих условиях имеет название войны, но война может быть разной: война может быть горячей, холодной, гибридной, война точно является информационной. То, что Запад принял решение вести войну, сейчас является неоспоримым. Еще несколько месяцев тому назад этого не было — сейчас о войне заговорили публично на всех крупных мероприятиях, что дает нам полагать, на каком уровне эти вопросы обсуждаются за закрытыми дверями.

Воскресный референдум в Греции, возможно, даст ответ на вопрос о будущем этой южноевропейской страны и европейской интеграции в целом, а России так или иначе предстоит поиск оптимальных решений для своей экономики.