Общественно-политический журнал

 

Самодурство Сталина, обрекшее мир на десятилетия "холодной войны"

14 марта 1946 года все газеты Советского Союза опубликовали на первых страницах ответ И.В. Сталина на речь Черчилля в Фултоне. К этому времени сама эта речь была уже опубликована в изложении и с пространными критическими комментариями. Сам вождь мог бы и промолчать.

Сталин в последнее десятилетие своей жизни выступал в печати крайне редко, каждое его выступление носило характер политического откровения. Совсем недавно, в начале февраля 1946 года Сталин выступил с большой речью в Большом театре, где не нашел ни одного доброго слова для западных союзников по анти-гитлеровской коалиции, а советскому народу, изнемогавшему после неимоверных испытаний войны, предложил героическим трудом утроить объем промышленного производства.

В своем ответе Черчиллю Сталин взял еще более высокий регистр. Он без экивоков сравнил одного из лидеров "Большой Тройки" с Гитлером, расценил его речь как подготовку к развязыванию войны против СССР и обвинил в попытке навязать миру господство "англо-саксонской расы".

"По сути дела", сообщил Сталин, "господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют…нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, - в противном случае неизбежна война". Сталин как бы сбросил с себя личину обаятельного переговорщика, которую носил на встречах с Черчиллем во время войны, а также на конференциях "Большой Тройки". Он решил, что настала пора вещать для мира и для советской аудитории с большевистской прямотой.

В Советском Союзе уже шли толки о новой войне. Некоторые начали опять скупать мыло и спички. Жесткие слова Сталина тревогу усилили многократно. В армии-победительнице, где миллионы офицеров и солдат все еще ждали демобилизации, выступление вождя встретили хмуро, с неодобрением. Зачем задираться перед заведомо более сильными державами, когда своя лежит в руинах?

Писатель Михаил Пришвин, чуткий к глубинным настроениям и в интеллигенции, и в народе, записал в дневнике 16 марта: "В голове кружится речь Черчилля и ответ Сталина: Черчилль выступает как человек со всеми знакомыми нам человеческими личными свойствами. В словах Сталина вовсе нет личного человека… [он ] говорит безлично, как механический робот". Пришвин спрашивал себя: "Будет ли война или нет?". Судя по речи Черчилля, "открытой и честной", войну можно было предотвратить. Но: "По фактам, особенно в Греции, война уже началась".

Страхи и ожидания

Конфронтация между СССР и западными державами и в самом деле уже катилась по налаженным рельсам. Сталин, по словам историка Владимира Печатнова, услышал в речи Черчилля "фундаментальный западный вызов", который он, Сталин, "не мог не принять". Судя по всему, вождь рассматривал эту речь и как опасность, и как возможность.

Из донесений вездесущей тайной полиции и других осведомителей Сталин знал, что страхи новой войны соседствовали в советском обществе с ожиданиями лучшей жизни. В советской верхушке ждали послаблений от самого Хозяина. В народе и интеллигенции надеялись, что Америка, с ее громадной финансовой и военной мощью, "подтолкнет" жестокого кремлевского правителя к послаблениям. В Ленинграде недобитые "бывшие" шептались о том, что американцы, в обмен на экономическую помощь, потребуют от Сталина объявить город "свободным для торговли". Среди крестьян ходили слухи о том, что Сталин будет вынужден под западным давлением распустить колхозы.

Опытнейший властитель, Сталин хотел перевести стрелки народных чаяний с ожиданий сотрудничества и помощи на страх перед новой войной и надежду на его, Сталина, мудрое руководство. После шестнадцати лет фактически неограниченной власти, вождь "стратегически" устал, но тем более его раздражали любые намеки на то, что кто-то из более молодых партийных и военных деятелей может сменить его у руля.

Осенью 1945 года его подозрения пали на В. Молотова и Г. Жукова. Первого Сталин с садистским удовольствием заочно "высек" серией телеграмм с Черного моря, где генералиссимус отдыхал от военного стресса. Он обвинил "железного Молотова" в том, что тому дороже популярность в иностранных кругах, чем "интересы государства и престиж нашего правительства".

Кстати, одним из обвинений было то, что Молотов разрешил опубликовать в советской печати речь Черчилля в британском парламенте, где Черчилль рассыпался в комплиментах Сталину. Генералиссимус отреагировал на это свирепо, написав коллегам по Политбюро в шифротелеграмме. "У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов, и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. …Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня".

Жукова Сталин без шума снял с должности главноначальствующего советских оккупационных сил в Германии и отправил командовать Одесским военным округом. Гнев Сталина коснулся и других маршалов и генералов, которые, по его мнению, слишком много возомнили о себе после победы над Германией и Японией. Кремлевский диктатор как бы давал сигнал всей советской верхушке: никакие боевые заслуги в прошлом не являются достаточной защитой от кар и унижений в будущем.

Теория самосбывающегося пророчества

Поклонники Сталина, а имя им легион (в их число входило и брежневское Политбюро, и организаторы ГКЧП в 1991 году, и входит немало людей в нынешней России) считают, что Сталин реагировал на англо-американское давление. Они же с одобрением отмечают, что Сталин не просто реагировал, а строил "великую державу", передовые рубежи которой проходили к западу от Берлина, Праги, и Будапешта, доходили на Востоке до Порт-Артура, а на юге могли продвинуться чуть ли не до черноморских проливов. В марте 1946 года советские войска еще оккупировали северный Иран, нарушая согласованный с союзниками срок их вывода.

Существует теория начала холодной войны как "самосбывающегося пророчества" (self-fulfilling prophecy). Теория эта говорит о том, что если политические деятели предполагают худшее, то это влияет на их поступки и постепенно становится неизбежной реальностью. Допустим, согласно этой теории, что Сталин не очень-то хотел связываться с США. Но что ему было делать, если администрация Г. Трумэна начала уже отходить от курса на сотрудничество с СССР? Разведка, несмотря на послевоенные провалы, продолжала доносить Сталину о неблагоприятных для его политики шагах Вашингтона – направленных против советского давления на Турцию, на гоминьдановский Китай, и на иранское правительство, у которого Сталин хотел получить важные нефтяные концессии. Разведка также положила на стол Сталину длинную телеграмму из американского посольства в Москве, где Джордж Кеннан говорил о несовместимости советских и западных взглядов на послевоенное мироустройство и призывал к "сдерживанию" СССР. Как можно было не ответить на призыв Черчилля немедленно заключить англо-американский военный союз, направленный против СССР? Сталину было ясно, какую мощную силу представлял бы этот союз – ведь Черчилль говорил об объединении сил всей британской империи и США, о господстве этого союза на всех морских просторах, о многочисленных базах, где могли располагаться американские "летающие крепости", оснащенные атомным оружием.

Поклонники вождя всегда полагали, что Сталин сделал правильный выбор: пришлось морить голодом крестьянство и держать без света города ради создания атомного оружия, "иначе нас бы смяли". И нужно было дать жесткий ответ Черчиллю, чтобы мобилизовать народ. Любые рассуждения такого рода нельзя парировать в рамках той логики, в которой они ведутся – абсолютном примате силы перед всеми другими факторами в международных отношениях. Что ж, если сила - главное, тогда и "щепки летят", и "победителя не судят". Но можно отнестись к "ответам" Сталина и по-другому. Хорошо известно, что фултонская речь Черчилля была вовсе не объявлением "холодной войны", а пробным шаром: общественное мнение ни в США, ни в Великобритании не было готово к конфронтации с СССР, недавним союзником по антигитлеровской коалиции. Фултонская речь вызвала резкую отповедь у многих американцев, которые считали, что "коварный Альбион" опять пытается втянуть США в какие-то разборки за рубежом. Можно было объявить о выводе войск из Ирана чуть раньше, снять международное напряжение еще каким-то образом, в конечном-счете договориться о встрече с Г. Трумэном с целью получения у США крупного послевоенного займа.

Но это грозило поставить Сталина в положение слабейшего, делающего шаги навстречу лидеру более сильной державы. В политическую философию Вождя это никак не вписывалось. Вместо этого Сталин избрал путь накопления силы любой ценой, в режиме "выдержки и стойкости", отказа от любой формы внешней зависимости. Это был с неизбежностью путь опоры на свои собственные силы, закручивания гаек, репрессий, анти-американизма и изоляционизма. На этом пути вождь решал несколько задач – построение "великой державы" силой и давлением на соседей, подготовки к неизбежной (как он считал) конфронтации, и утверждения себя как безальтернативного вождя. Если советским людям вновь грозит война, то кто может ее предотвратить, кроме мудрого кремлевского правителя?

В то же время Черчилль тоже считал, что он многого добился. "Я полностью убедился в том, - писал он руководству Великобритании из США - что здешняя исполнительная власть глубоко уязвлена обращением со стороны русских и не собирается терпеть их нарушения договоров в Иране, проникновение в Маньчжурии и Корее или давление русской экспансии в Турции и Средиземноморье. Я убежден, что определенная демонстрация мощи и силовое сопротивление необходимы для достижения приемлемого урегулирования с Россией. Предсказываю, что в ближайшем будущем к этому сведется и преобладающее мнение в Соединенных Штатах".

Если бы Сталин вдруг умер в конце 1945 года от перегрузок военного времени, и если бы во главе СССР оказался Молотов или кто-то другой, события могли бы развиваться иначе. Вполне возможно, что Кремль не стал бы заниматься построением сверхдержавы любой ценой, крестьяне получили бы поблажки (как они их получили в 1953 году от Г. Маленкова), тяжелая промышленность восстанавливалась бы медленнее, а легкая промышленность – быстрее, атомная бомба была бы создана не в 1949-м, а, скажем, в 1953-м году. А быть может, в Кремле решили бы идти по современному китайскому пути более-менее мирного наращивания сил. Началась бы тогда холодная война?

Но Сталин оставался хозяином в Кремле и в стране, и в этом случае любые "если бы" остаются пустыми спекуляциями. Холодная война имела свои причины в противостоянии идеологий, в невиданной послевоенной мощи США и в страхе, который вызывало усиление СССР у его соседей и у ведущих политиков Запада. Но еще одной важной причиной холодной войны был сам Сталин, его поступки и его выбор целей. Своими действиями Сталин целенаправленно уничтожал всякую возможность для альтернативного развития событий. Разве мог человек, разменявший десятки миллионов жизней крестьян на военно-промышленную мощь в 1930-е годы, не жалевший жизни своих подданных (не исключая и собственного сына) в годы Великой Отечественной войны, поступить иначе на этот раз?

В рамках своей железной логики Сталин в 1946 году получил ровно тот результат, на который и рассчитывал. Ему удалось мобилизовать аппарат, военных, и советский народ на построение ядерной сверхдержавы. Одновременно своей жесткой риторикой, а еще более своими делами Сталин оказал более чем посильную "помощь" Черчиллю в формировании западного военного союза против СССР. В итоге началась жесткая конфронтация, которая затянулась на десятилетия.

Всё очевиднее, что когда произойдет смена политического курса в стране, то первое, что необходимо будет сделать власти (!) - это уничтожить всю связь с советским политическим наследием и попросить прощения у собственного народа (в первую очередь) за злодеяния советской власти. Пока этого не произойдет, пока мы не расквитаемся с этим позорным наследством, шлейфом бесчеловечности, ненависти, боли и страданий, ни одного шанса на светлое будущее у нашей страны нет.

 Сталин - это тот же Гитлер. Нельзя утверждать, что один был лучше или хуже другого. Они оба были хуже. Просто при одном жили наши родители и деды.

 Быть сталинистом — позорно. Каждый, кто гордится тем, что он сталинист, гордится, к примеру, тем, что Сталин расстрелял 300 прославленных в лике святых на Бутовском полигоне (там вообще было расстреляно больше 20 тысяч человек, но 300 сейчас прославлены в лике святых). Я намеренно не пишу о смертях в лагерях, о тех, кто погиб на войне из-за бездарных приказов Сталина, и о прочих позорных страницах нашей истории. Все эти доводы известны и неоспоримы. Просто мне кажется, что если Сталин расстрелял 300 святых, то солидаризироваться с ним может только дьявол.

 Быть коммунистом — стыдно.

 Ничего хорошего в Советском Союзе не было, не нужно рассказывать нам истории о своем счастливом детстве, дешевой колбасе и поездках в санатории.

 То хорошее, что было, — создавалось на крови, на костях, ценой миллионов уничтоженных жизней наших сограждан.

Mitya Aleshkovskiy