Общественно-политический журнал

 

Россия сейчас не живет, а пытается выжить

Подавляющее большинство россиян, живущих в больших городах,— так называемый средний класс — понимают, что Россия оказалась в глубокой дыре. Еще в начале 2015 года 60 % российских граждан говорили, что санкции на них не влияют, но уже к концу 2015 года каждый четвертый россиянин признался, что влияют и сильно, особенно антисанкции. Более 40 % россиян вошли в полосу жизни ниже черты бедности. В результате комбинированного воздействия санкций и падения цен на нефть мы потеряли в прошлом году 1,5 % ВВП, это достаточно много. Россия сейчас не живет, а пытается выжить. Страна вошла не только в этап рецессии, рецессия переходит в затяжной, мучительный, драматический экономический и социальный кризис.

Санкции больнее всего кусают в трех сферах. Прежде всего — российские банки и предприятия, государственные и частные, не могут рефинансировать долг за счет внешних заимствований, а это именно тот рынок, благодаря которому выживала российская экономика. Второе — сильно страдает военно-промышленный комплекс, который держался за счет импорта западных технологий. Третье — нет возможности закупать западные технологии для газовой и нефтяной промышленности, а это то, на чем построен российский бюджет: на 60–70 % он наполняется за счет этих поступлений.
 

Эта парадигма выживания характерна не только для российского населения, но и для российской политической элиты. Судя по всему, Путин перестал быть для политической элиты и для правящей команды гарантом выживания и обеспечения их интересов: испортив отношения с Западом, Путин подвергает угрозе коренные интересы политического класса.
 

Если санкции продержатся еще год, их последствия для жизненного уровня граждан и для экономического развития страны будут катастрофическими.

Внутри власти есть понимание того, что внутренние ресурсы поддержания и воспроизводства режима начинают иссякать, и в этой ситуации внешняя политика, а также военно-патриотическая легитимация стали основным средством выживания.

Это говорит о том, что, скорее всего, и система, и режим перешли в стадию агонии, хотя она может продолжаться долго. И год, и два, и 10, и 20 лет. Тем более для такой медленно трансформируемой страны, как Россия.

 

Важно осознавать, что проблема не в самом Путине, мы слишком часто говорим о Путине, по сути дела, создав путиниану. А между прочим, Путин — это просто человек, который символизирует режим и систему, и не исключено, что является таким же заложником этой системы, как и мы. Да, он предпринял немалые усилия для создания этого режима, но на определенной стадии авторитарные лидеры, несмотря на обилие ресурсов контроля над обществом, теряют возможность контроля. Есть такой термин impotent omnipotent, то есть бессилие всесилия. Вот я думаю, что президент Путин вошел в стадию бессилия всесилия.

 

Несмотря на аннексию Крыма и кровавую войну за Донбасс, Кремль явно проиграл Украине. Путину пришлось снять лозунг Новороссии, а также отказаться от других явно экспансионистских планов по осуществлению прорыва — на Днепропетровск, Харьков, города, где находятся предприятия, которые являются частью российского военно-промышленного комплекса. Тот факт, что Москва и Кремль решили идти в Сирию, означает отчаянное стремление закончить украинскую главу открытой конфронтации с Украиной, выйти из изоляции и маргинализации и вернуться к business as usual [привычному ведению дел] с западным миром.

Украина стала российской ловушкой. Потому что аннексия Крыма и война с Украиной бросила Россию в ситуацию бобслея: без потери лица выскочить из “боба” уже невозможно, а военно-патриотический наркотик стал иссякать. Сейчас уже сложно контролировать российское общество за счет ненависти к Украине. Россияне этого не воспринимают.
 

Вы можете спросить меня: а почему у Путина рейтинг поддержки 85–87 %? Этому рейтингу, мне кажется, сам Путин не верит. И очевидно, в Кремле есть более достоверные знания о настроениях населения. Иначе если такой высокий рейтинг, зачем ему создавать национальную российскую гвардию? Личная армия президента, личная армия преторианцев, 400 тыс. человек с танками. Во имя чего? Конечно, для защиты власти.
 

К сожалению, мы проскочили ту фазу, когда возможно было изменение политической системы мирным трансформационным путем посредством выборов. Ситуация развивается спонтанно: явно происходят тектонические сдвиги внутри, под коркой, но непонятно, когда будет выброс газа. Пожалуй, самым мучительным для нас будет сценарий медленного и мучительного загнивания, который не дает возможности для открытия окон.

Если верить независимым источникам, то 2016 год для России — последний более или менее спокойный. Поэтому Путин и Кремль пытаются найти любые способы для того, чтобы выскользнуть из санкций.

Все 25 лет после распада СССР правящий класс России интегрировался в западный мир. Поэтому прежняя политика холодной войны и конфронтации с Россией не работает. Как можно конфронтировать со страной, когда ее элита является элементом западного общества? Когда значительная часть правящего класса живет в Лондон-граде, отдыхает в Куршевеле? Даже если игнорировать некоторые общие интересы в Афганистане и интересы, связанные с контролем над ядерным вооружением, само присутствие России внутри западного тела, причем в качестве инородного элемента, делает конфронтацию невозможной.
 

Отягощенный собственной головной болью Запад не может предложить цельной стратегической политики в отношении России, Украины и вообще мира. Была одна удачная попытка — формирование Европой и Америкой санкционного режима, но дальше этой попытки дело не идет. Запад оказался в параличе, прострации: с одной стороны, он не может изолировать Россию, с другой — надо каким‑то образом реагировать на то, что Кремль бросает камни, живя в доме из стекла. Сейчас Запад мучительно ищет, где провести красную черту на песке, чтобы хотя бы каким‑то образом сотрудничать с Москвой по тем вопросам, которые необходимы (энергетическая безопасность, борьба с терроризмом, Сирия, Ближний Восток, контроль над ядерным вооружением), и в то же время предотвратить агрессивное поведение России.
 

В отношении Украины Кремль будет продолжать политику “принуждения к любви”. Она пока работает. Примером такой политики является Минск-2. Для того, чтобы добиться Минска-2, было Дебальцево, то есть жесткое принуждение Украины и Запада к миру на российских условиях. Чтобы достигнуть временного прекращения широкомасштабных действий в Сирии, российские военные участвовали в осаде Алеппо, и военным прессингом Кремль заставил Америку пойти на определенные компромиссы по сирийскому вопросу.

Но это принуждение может иметь самые разные формы. Мы слишком злоупотребляем термином гибридность, хотя он не отражает реальной политики Кремля. Речь идет о различных измерениях прессинга: подкупе украинской политической элиты, компромиссах с украинскими олигархами, которые имеют свои интересы в России, а почти все они их имеют, информационной войне и просто тактике выжидания, что Украина, не успев стабилизировать экономику, упадет, как гнилое яблоко.
 

Драматическая ирония кроется в том, что Кремль, президент Путин и Россия, в том числе и российские либералы, которые до сих пор не могут определиться в своем отношении к Украине, очень помогают украинцам формировать свой собственный генетический код и свой вектор развития. И этот вектор, очевидно, будет пролегать так, как он пролегал в Польше, балтийских государствах,— это путь на Запад. Украинцы пытаются найти решение своих проблем через воздействие на власть. А россияне в значительной степени ожидают решения своих проблем от власти. Это уже две разные политические и исторические традиции.

Лилия Шевцова