Общественно-политический журнал

 

Вероятный крах нефтяных режимов будет значительно болезненнее "арабской весны"

Специалист по проблемам всемирной безопасности Майкл Клэр объясняет: в скором времени нефтяным странам придется под угрозой катастрофы перестраивать свою экономику, но не все из них с этим справятся.

Когда-то они так разбогатели на торговле нефтью, что могли позволить себе финансовые войны, мегапроекты и внутреннюю социальную стабильность одновременно. А теперь, когда нефтяные цены застряли на губительно низком уровне, некоторые из них охвачены внутренними раздорами и уже на грани коллапса. В отличие от других стран, где государственный аппарат финансируют в основном за счет налогов, нефтегосударства рассчитывают на доходы от торговли нефтью и газом.

К примеру, Россия получает таким образом 50% государственного дохода, Нигерия — 60%, а Саудовская Аравия — гигантские 90%. До 2014 года, когда нефть стоила $100 за баррель и выше, эти страны могли финансировать расточительные государственные проекты и поддерживать общественное благосостояние, гарантируя себе широкую поддержку общества. Сейчас, когда нефть дешевле $50 и вряд ли цены поднимутся выше этого уровня, им приходится сокращать социальные расходы и как-то бороться с нарастающим внутренним недовольством или даже зарождающимися восстаниями.

На пике своей славы нефтяные государства играли огромную роль в международных отношениях. Суммарный доход членов ОПЕК от экспорта нефти только за 2013 год оценивается в $821 млрд. При таком избытке денег они могли влиять на другие страны, оказывая им помощь. Например, Венесуэла стремилась противостоять влиянию США в Латинской Америке, создав «Боливарианский альянс для народов нашей Америки» — корпоративную сеть в основном левых правительств. Саудовская Аравия распространяла свое влияние в исламском мире, финансируя создание ультраконсервативными ваххабитами медресе во множестве традиционно исламских стран. Россия при Владимире Путине щедро тратила свои нефтяные богатства на модернизацию и перевооружение своих вооруженных сил, которые после распада Советского Союза были в значительной степени разрушены. Не столь крупные члены клуба нефтяных государств —такие, как Ангола, Азербайджан и Казахстан — привыкли к регулярным почтительным визитам президентов и премьер-министров крупных государств — импортеров нефти.

Так было, но сейчас все иначе. Эти страны еще немало значат в международных отношениях, но сейчас их президентов и премьеров больше всего беспокоит растущая возможность вспышек насилия в обществе или даже распада государств.

Так, Венесуэлу, давнего и яростного противника политики США в Латинской Америке, теперь, возможно, ждет кровавая гражданская война между сторонниками и противниками действующего правительства. Подобные внутренние раздоры и беспорядки вероятны и в других нефтедобывающих странах — таких, как Алжир и Нигерия, — где всегда был высокий потенциал для роста террористического насилия на фоне хаоса.

Некоторые нефтяные государства — такие, как Венесуэла и Ирак — уже на грани распада. Другие, как Россия и Саудовская Аравия, будут вынуждены переориентировать свою экономику, чтобы сохранить надежду избежать подобного исхода. Какой бы ни была степень риска, все они уже испытывают экономические трудности, нарастает давление на их лидеров, которым придется в самой унылой ситуации каким-то образом изменить курс или столкнуться с тяжелыми последствиями.

Нефтяные государства отличаются от остальных тем, что их институты власти теснейшим образом связаны с циклами подъемов и спадов нефтяной экономики. Вызовы, с которыми они сталкиваются, осложнены неестественно близкими связями между их политическим руководством и топ-менеджерами принадлежащих государству или контролируемых им нефтяных и газовых компаний. Правители этих стран уже поставили на ключевые посты в промышленности своих близких союзников или даже членов семей, обеспечив постоянный правительственный контроль, а в некоторых случаях и личное обогащение. К примеру, в России менеджмент контролируемого государством «Газпрома» и принадлежащей государству «Роснефти» почти невозможно отличить от кремлевских руководителей; те и другие подчиняются президенту Путину. Такая же ситуация сложилась в Венесуэле, где правительство держит государственную компанию Petróleos de Venezuela, S.A. (PdVSA) на коротком поводке, и в Саудовской Аравии, где королевская семья контролирует деятельность госкомпании Saudi Aramco.

Но в 2016 году наконец стало очевидно: бизнес-модель таких корпоративных государств лопнула. Основное предположение, на котором базируется вся их деятельность, — что рост мирового спроса на нефть будет опережать предложение и гарантирует высокие цены на обозримое будущее, — больше не работает.

Эту модель сменила противоположная, настоящий кошмар для любого нефтяного государства: вперед вырывается предложение, а не спрос, и ископаемое топливо переполняет рынок.

Большинство аналитиков, в том числе из МВФ, сейчас считают, что увеличение энергоэффективности, распространение недорогих альтернативных источников энергии (в особенности солнечной и ветряной), замедление глобального экономического роста и обеспокоенность изменениями климата будут в ближайшие годы продолжать сдерживать спрос на горючее. Тем не менее нефтяная промышленность, теперь освоившая гидроразрыв пласта и другие продвинутые технологии добычи нефти, будет продолжать наращивать предложение. Это формула поддержания низких цен. Все больше тех аналитиков, которые считают, что в не самом отдаленном будущем мировой спрос на нефть достигнет пика и начнет долговременное снижение, в результате чего большие запасы нефти останутся под землей. Для нефтяных государств это означает постоянные проблемы, если они не смогут найти новую модель бизнеса, рассчитанную на условия низких нефтяных цен.

У этих государств разный уровень готовности и возможностей эффективно ответить на изменение реальности. Некоторые слишком глубоко связаны с существующей моделью бизнеса и соответствующей ей системой государственного руководства, чтобы думать о серьезных переменах; другие, все яснее понимая, что надо что-то делать, находят почти непреодолимыми структурные преграды на пути; третья же группа, осознав отчаянную необходимость перемен, пытается провести полную переориентацию своей экономики. В прошедшие недели примеры всех трех типов — Венесуэла (первый), Нигерия (второй) и Саудовская Аравия (третий) — попадали в первые строчки новостных сводок.

Венесуэла

В Венесуэле самые большие в мире разведанные запасы нефти, их объем оценивается в 298 млрд баррелей. В прошедшие десятилетия эксплуатация гигантских месторождений ископаемого топлива приносила колоссальные богатства и иностранным компаниям, и венесуэльской элите. Однако Уго Чавес, избранный президентом в 1999 году, решил перераспределить основную часть этого богатства в пользу венесуэльских бедняков и работающих классов, заставив иностранные компании работать в партнерстве с государственной PdVSA и перенаправляя прибыль госкомпании на правительственные программы.

 Миллиарды долларов ушли на возглавляемые государством «миссии» помощи бедным, и миллионам венесуэльцев с их помощью удалось выбраться из бедности. В 2002 году, когда давно работающие в компании менеджеры устроили бунт против таких шагов, Чавес попросту заменил их лояльными членами своей партии; политика перераспределения фондов продолжилась.

В результате увольнения прежнего руководства компании добыча нефти в стране стала снижаться. При ценах выше $100 за баррель это поначалу казалось мелочью — деньги продолжали наполнять казну, миссии помощи бедным по-прежнему работали. Но Чавес не сделал одной вещи — не создал никакого резервного фонда на черный день. Очень небольшая часть нефтяных доходов попадала в суверенный фонд, и совсем ничего не инвестировали в другие отрасли промышленности, которые со временем могли бы стать для государства источниками не связанных с нефтью доходов.

В результате осенью 2014 года, когда цены начали падать, преемник Чавеса на президентском посту Николас Мадуро столкнулся с тройным бедствием — сокращением доходов, направляемых на социальные программы, скудостью сбережений и отсутствием альтернативных источников дохода.

Не удивительно, что, когда венесуэльцы снова обеднели, многие бывшие сторонники потеряли веру в режим и на парламентских выборах в прошлом декабре проголосовали за ободренную таким поворотом событий оппозицию.

Сейчас Венесуэла живет в условиях официально объявленного чрезвычайного положения, политически расколотая; в стране то и дело случаются голодные бунты и другие вспышки насилия. Возможно, она на грани распада. По данным МВФ, в 2015 году объем ее экономики сократился на 5,7%, а в этом году ожидается сокращение еще на 8% — больше, чем где-либо еще на планете. Инфляция вышла из-под контроля, безработица и преступность стремительно растут, те небольшие деньги, которые были отложены на черный день, в основном истрачены. Займы на покрытие долгов государства согласен давать только Китай. Если этой осенью, когда придет срок очередных выплат по долгам, Пекин решит не давать очередной кредит, Венесуэлу ждет дефолт. Лидеры оппозиции в Национальной ассамблее добиваются отставки президента Мадуро и предлагают разнообразные реформы, но правительство, контролирующее суды, блокирует эти попытки, и страна остается парализованной.

Нигерия

Нигерия располагает самыми большим в Африке к югу от Сахары запасами нефти и газа. Из эксплуатации месторождений давно извлекают огромные прибыли иностранные компании — такие, как Royal Dutch Shell и Chevron, — а также связанная с ними нигерийская элита. Однако лишь очень небольшая часть этого богатства достается жителям дельты Нигера — региона на юге страны, где добывают большую часть нефти и газа. В Дельте сильна оппозиция центральному правительству страны, находящемуся в столице, Абудже, — ему достается большая часть доходов. Периодически в Дельте вспыхивает насилие. Федеральная администрация пообещала более справедливое перераспределение доходов, но это так и осталось обещанием.

С 2006 по 2009 год Нигерия переживала разрушительный мятеж, устроенный Движением за эмансипацию дельты Нигера — вооруженной группой, стремившейся перенаправить нефтяные доходы в бедные южные штаты. В 2009 году, когда президент Умару Муса Яр-Адуа предложил повстанцам амнистию и ежемесячные денежные выплаты, восстание утихло. Его преемник, южанин Гудлак Джонатан, обещал поддерживать амнистию и направить в регион больше средств.

Некоторое время высокие нефтяные цены позволяли Джонатану выполнять часть обещаний, хотя элита, засевшая в Абудже, по-прежнему прикарманивала значительную часть нефтяных доходов страны. Всеобъемлющая коррупция настроила людей против правительства, многие присоединились к террористическому движению «Боко харам», тогда набиравшему силу в богатых северных регионах страны. Деньги, предназначенные для солдат нигерийской армии, исчезали в карманах военной элиты, из-за чего попытки борьбы с мятежниками были безуспешны. На выборах в прошлом году победил бывший генерал Мухаммаду Бухари, который пообещал победить коррупцию, спасти экономику и разгромить «Боко харам».

Став президентом, Бухари сразу же попробовал справиться со структурными слабыми местами Нигерии, прежде всего с ее полной зависимостью от нефтяных доходов. Как и обещал, он начал серьезную борьбу с коррупцией обычного для нефтяных государств типа и стал увольнять чиновников, обвиненных в воровстве.

В то же время он начал военное давление на «Боко харам», впервые создав препятствия для террористической активности группы. И, что особенно важно, он заявил о планах диверсификации экономики, уделяя больше внимания сельскому хозяйству и отраслям промышленности, не связанным с ископаемым топливом. В случае серьезного подхода к этой программе она могла бы помочь уменьшить катастрофическую зависимость Нигерии от нефти.

Однако же пока доходы от нефти составляют львиную долю дохода страны, а это значит, что при нынешних низких ценах у нее меньше средств для борьбы с «Боко харам», для социальных программ и для разработки схем альтернативных инвестиций. К тому же президента Бухари обвинили в том, что его борьба с коррупцией направлена преимущественно против южан; это не просто подняло новую волну недовольства в Дельте, но и спровоцировало появление новой вооруженной группы — «Мстителей дельты Нигера», — которая представляет угрозу для добычи нефти. 4 мая «Мстители» напали на морскую нефтяную платформу, эксплуатируемую Chevron совместно с Nigerian National Petroleum Corporation и дававшую 90 тысяч баррелей в день, и заставили прекратить добычу. Ожидают, что от этого и других нападений на нефтяную инфраструктуру страны нигерийское правительство только в мае потеряет около миллиарда долларов. Если не удастся вовремя восстановить разрушенное, такой же суммы недосчитаются и в июне. Страна остается на грани, сохраняется опасность опустошительного обнищания населения, и реальных альтернатив не так уж много.

Саудовская Аравия

Саудовская Аравия располагает вторыми в мире запасами нефти, она крупнейший в мире ее производитель, добывающий 10,2 млн баррелей в день: гигантский объем. Первоначально эти огромные энергетические запасы принадлежали консорциуму американских компаний, действовавших под зонтичным брендом Арабо-Американской нефтяной компании (Aramco). Однако в 1970-х годах Aramco была национализирована, и теперь она принадлежит государству, точнее, Саудовской монархии. Сейчас это самая дорогая компания в мире, которая, по некоторым оценкам, стоит около $10 трлн (в десять раз больше, чем Apple) и является источником почти немыслимого богатства королевской семьи.

В течение десятилетий руководство страны придерживалось неизменного политико-экономического бизнес-плана: продавать как можно больше нефти и использовать вырученные деньги для обогащения многочисленных принцев и принцесс, щедро делиться с остальным населением, предотвращая беспорядки в духе «Арабской весны», финансировать ультраконсервативных ваххабитов, чтобы обеспечить их лояльность режиму, финансировать близкие по духу государства региона и откладывать деньги на черный день — на случай падения нефтяных цен.

Недавно саудовские лидеры пришли к заключению, что следовать этому плану уже невозможно. В 2016 году бюджет королевства впервые за долгие годы оказался дефицитным, пришлось сократить ставшие обычными субсидии для населения и социальные программы.

В отличие от Венесуэлы и Нигерии, Саудовское королевство отложило в суверенный фонд достаточное количество денег, чтобы покрыть дефицит бюджета как минимум на пару лет. Но сейчас оно щедро тратит эти деньги, в том числе на финансирование жестокой и бесполезной войны в Йемене. В какой-то момент ему придется резко ограничить правительственные расходы. Учитывая молодость населения страны — 70% ее жителей моложе 30 лет — и его многолетнюю зависимость от государственных субсидий, по мнению многих аналитиков, можно ожидать широкого распространения общественных волнений.

Исторически саудовские лидеры всегда довольно медленно решались на перемены. Но недавно королевская семья вопреки ожиданиям предприняла радикальные шаги по подготовке к переходу страны к так называемой постнефтяной экономике. 25 апреля могущественный заместитель наследного принца Мухаммед ибн Салман представил программу Saudi Vision 2030 — несколько туманный план диверсификации и модернизации королевства. Принц Мухаммед также объявил, что государство скоро начнет продавать акции Saudi Aramco, чтобы получить крупные суммы для инвестиций в создаваемую не связанную с нефтью промышленность. 7 мая монархия неожиданно отправила в отставку прослужившего много лет министра нефти Али аль-Наими и назначила на этот пост главу Saudi Aramco Халида аль-Фалиха, которого считают ставленником принца Мухаммеда. Название должности Фатиха изменили на министра нефти, промышленности и минеральных ресурсов, что, по мнению экспертов, можно рассматривать как сигнал о том, что монархия намерена рассчитывать на доходы не только от нефти.

Все это настолько беспрецедентно, что невозможно предсказать, действительно ли королевская семья способна реализовать план типа Saudi Vision 2030 и в значительной степени избавиться от нефтяной зависимости. Остается множество препятствий, в том числе и возможность того, что ревнивые члены королевской семьи отодвинут принца Мухаммеда, а с ним и его планы, когда его отец, 80-летний король Салман, сойдет со сцены; регулярно возникают слухи, что некоторые из членов семьи недовольны стремительным возвышением 31-летнего принца. Тем не менее его эффектные заявления о диверсификации экономики королевства показывают, что даже Саудовская Аравия — классический пример нефтяного государства — теперь осознает, что кардинальные перемены стали насущной необходимостью.

Болезненное завершение эры ископаемого топлива

Даже если вы не живете в нефтяном государстве, это не значит, что вы никак не заинтересованы в эволюции этой уникальной формы политической жизни. Начиная как минимум с «нефтяного шока» 1973 года, когда арабские страны — члены ОПЕК объявили США «нефтяной бойкот» из-за участия Америки в Войне cудного дня, нефтяные страны играют на мировой сцене очень важную роль, искажая международные отношения и вступая в один ближневосточный конфликт за другим, — от ирано-иракской войны 1980–88 годов до нынешних войн в Йемене и Сирии.

Их пылкая поддержка и финансирование излюбленных проектов — ваххабизма (Саудовская Аравия), противостояния Западу (Россия), выживания сирийского режима Асада (Иран) — провоцирует широко распространяющиеся беспорядки и нищету.

Вряд ли будет трагедией, если из-за недостатка средств они откажутся от подобных попыток. Но, учитывая то центральное место, которое в течение как минимум века занимают в мире горючие ископаемые, хаос в нефтяных странах вследствие низких цен и избыточного предложения, вполне вероятно, создаст новые непредсказуемые кошмарные ситуации.

Но самый большой из всех кошмаров таится не в этом, а в неспособности этих стран и тех, кого они снабжают, достаточно быстро освободиться от нефтегазовой зависимости. В будущем гибель нефтяных стран в том виде, в каком мы их знаем, может оказать глубокое влияние на попытки предотвратить катастрофические изменения климата. Хотя эти страны не несут первоочередной ответственности за сжигание горючих ископаемых — за это должны взять на себя ответственность мы, страны-импортеры нефти, — их центральная роль в поддержании мировой нефтяной экономики сделала их в высшей степени устойчивыми к международным усилиям по ограничению выброса диоксида углерода. Когда они будут пытаться поправить свою потерпевшую крах модель бизнеса или развалятся под тяжестью своих неудач, нам останется только надеяться, что путь, который они выберут, приведет к значительному уменьшению зависимости от нефтяного экспорта и к быстрому завершению эры ископаемого топлива, что уменьшит вероятность климатической катастрофы.

Michael T. Klare