«Я не верю в то, что эта власть отсидит 20 лет»

Редкое независимое культурное событие в России обходится без обысков, судебных исков и прокурорских проверок. Как существовать в таких условиях, можно ли брать деньги у государства и как их в таком случае тратить, рассказал режиссер, президент фестиваля документального кино «Артдокфест» Виталий Манский.

 — Конечно, мы постоянно ощущаем давление. Принимая каждое отдельно взятое решение по «Артдокфесту», мы отчетливо понимаем, в какой среде он проходит. Министр культуры РФ развязал настоящую кампанию против него. Было бы абсурдно все это понимать и делать вещи, которые этот человек может использовать против нас. Поэтому «Артдокфест» является самым законопослушным фестивалем на территории РФ. На каждую бумажку у нас есть бумажка, подтверждающая бумажку. Да, это огромный, простите за точность выражения, геморрой. Но мы вынуждены с этим мириться, так как находимся в стадии войны, а без бронежилета и каски глупо выходить на поле боя. Но, исчерпав все находящиеся в юридической плоскости возможности нашего уничтожения, противник переходит к действиям партизанского характера. Я об истории с фильмом «Война ради мира», якобы героизирующим «Правый сектор».

Вбрасывается абсолютно ложная информация в расчете на людей, которые и так имеют пограничное представление о том, как устроен мир. Они могут прийти и совершить нечто, а министр потом скажет: «Я тут ни при чем». А журналист телеканала «Россия» добавит: «Я вообще не это имел в виду, когда говорил в эфире об этом фильме». Все окажутся как бы не при делах. А при делах — люди, которых облили зеленкой. Или кинотеатр, в котором вспороли кресла. На это влиять достаточно сложно. Общество действительно накалено, и могут быть какие-то форс-мажорные вещи, которые от нас не зависят. Но мы знаем, что в программе фестиваля нет ничего противозаконного. Более того, я сожалею, что фильм «Война ради мира» не будет показан по российскому Первому каналу. Война в Украине и то, что мирные люди гуманитарных профессий вынуждены брать в руки оружие, чтобы защищать целостность своей страны, — это аномальное явление. Такую серьезную проблему необходимо выводить в плоскость дискуссии немедленно. И очень странно, что «Артдокфест» это делает, а российское государство — нет.

 — Сравнение с «Матильдой» для меня достаточно щекотливый момент. Я был среди тех, кто не то чтобы поддерживал Алексея Учителя, но выступал за право художника на позицию, на художественное высказывание. И против той вакханалии, которая была вокруг фильма. Кино я, откровенно говоря, еще не видел. Но от людей, которым доверяю, знаю, что оценки близки к скромным. И здесь я вроде бы должен сказать: «Нет, те фильмы, которые мы показываем, — это не «Матильда». И мы действительно показываем кино, сделанное, на наш взгляд, очень авторски емко, интересно. Мы считаем эти картины важными. Но давайте объективно оценивать наши возможности. Программа «После Союза.doc», в которую включен фильм «Война ради мира», идет в залах на 160-200 мест. Одним показом. 160 человек — это меньше статистической погрешности. Это не «Матильда», выходящая на тысячах экранов. Проблема «Артдокфеста» как раз в том, что мы почти не можем оказывать влияния на общественные процессы. Мы можем только инспирировать интерес к некоторым вопросам.

 — Дискуссия должна быть открытой. Сколько бы в министерстве ни отмазывались по поводу списков запрещенных гостей, скажу так: я президент крупнейшего фестиваля документального кино в стране. И я не получал приглашения на Культурный форум. Не хочется якать лишний раз, но в культуре России считаю себя заметной фигурой. По крайней мере, достойной участия в каких-то диалогах. Но если я не получаю приглашения на этот диалог, то его там и нет — это монолог.

 — Сказать есть что. Но люди, приступая к работе над фильмом, подсознательно оценивают шансы на реализацию своего проекта. Приведу в пример мой фильм «В лучах солнца». Могу ответственно сказать, что за последние 20 лет не было другого российского документального кино, к которому был бы такой интерес во всем мире, с прокатом в разных странах, показом по ТВ, прессой, призами. На Netflix он был в топ-10 и, стыдно сказать, серьезные деньги там заработал. Но в России прокатное удостоверение фильму выдали с большим трудом, по телевидению его не показали, на фестивали не берут. Режиссеры следят за этим вольно-невольно и думают: «Если даже Манский не востребован, то что будет с моей историей?» Мои коллеги не слепые, они считывают эти атмосферные колебания в обществе.

 — В США нет министерства культуры. Не стану говорить, что это очень хорошо. Просто там принципиально иная система существования и поддержки культуры. Этим занимается огромное количество независимых фондов. В России таких фондов практически нет. Потому что страна одной ногой стоит в социалистическом прошлом, а другой -  в неокрепшем капиталистическом сегодня. И между этими двумя расходящимися в разные стороны материками ноги раздвигаются до той степени, что скоро задница плюхнется в канаву.

Когда наши мастера культуры говорят, что без денег государства не может быть культуры, они имеют в виду ту социалистическую Россию, которая не отказалась от своего прошлого. Конечно, в переходный период господдержка должна существовать. Но в целом когда все завязано на один фонд — Министерство культуры, особенно с таким одиозным министром, это приводит к перекосу. И это, пожалуй, самое мягкое определение того, что сейчас происходит в культурной политике. Но получение денег у государства на поддержку культуры не тождественно поддержке правительства. Хотя и вводится в сознание людей теза «Путин — это Россия», но все-таки это не так. Поэтому здесь все очень просто. Государство обязано в данном конкретном контексте поддерживать культуру. А художник должен соизмерять со своей совестью то, как он расходует средства.

 — Уже не как художник, а как продюсер я совершенно ответственно заявляю, что в России государственная поддержка устроена таким образом, что реализовать художественный проект, не нарушив финансовую отчетность, нереально. Я сейчас говорю то, что не хотели бы слышать мои коллеги, но это факт. Когда я получал деньги от государства, то тоже нарушал. Но срок давности уже истек, и меня не привлечешь. Вероятно, кто-то из моих коллег слишком уверовал в свою безнаказанность и излишне беспечно относился к полученным средствам.

Но и государству важно иметь совесть и смотреть на результаты деятельности. Если фильмы, спектакли и фестивали действительно реализованы и получают призы, то можно все-таки уважительно отнестись к художнику. Это не значит «получил деньги — и дальше делай что хочешь». Но можно не устраивать «маски-шоу» и показательные порки, а как-то административно наказывать. Совершенно очевидно, что художники, вокруг которых сейчас ломаются копья, живут своим творчеством. Когда я перестал получать господдержку, я же не перестал работать. Напротив, я стал делать еще больше, потому что работа для меня важнее финансирования. Уверен, когда с людей, которых сегодня отлучили от творчества, снимут все обременения, они продолжат свою деятельность, пусть без поддержки государства. Но, по всей вероятности, уже за пределами России.

 — «Артдокфест» показывает людям, что можно быть свободным. Это наше единственное политическое заявление. А как человек я, конечно, буду участвовать, хотя у меня никаких вопросов по итогам так называемых выборов нет. Думаю, в стране никто не сомневается в том, кто будет избран президентом на срок до 2024 года. Вообще события развиваются не по самому благоприятному сценарию. С другой стороны, посмотрите, как все в Зимбабве миленько произошло. Я был в Зимбабве, в том числе и в деревнях очень удаленных от всех, куда даже дороги не проложены, так что более-менее понимаю это страну. Казалось, Мугабе ничто не угрожает. Он уже поменял конституцию и имел право назначать преемника. Потому что человеку за 90 лет, и он почувствовал, что жизнь конечна, а желание власти — бесконечно. С этой точки зрения анализировать перспективы России сложно, потому что все может быть.

 — Ее же никто не исключает. Когда происходит напряжение и насилие, пусть даже над малыми группами общества, то где тонко, там и рвется. Хочу напомнить, что революцию в Каире фактически начал уличный инцидент, который привел к глобальным беспорядкам, противостоянию демонстрантов и полиции, а потом и смене режима. К свержению человека, который с любовью относился к Египту и был всенародно избранным президентом. Арабская страна, особый менталитет, ничто не предвещало. Формально и у нас сейчас не предвещает. Но никогда не знаешь, что будет завтра. На прошлом «Артдокфесте» мы показывали фильм «Событие» Сергея Лозницы о путче 1991 года. Я был участником этих событий как раз в Петербурге. До 17 августа ничто не предвещало. Прекрасно помню, как мы выпивали, я остался ночевать в общежитии на выселках с какими-то немцами. Проснулись — и по радио обо всем услышали.

 — Судьба конкретного человека может измениться, но это зависит от нас, от сформированности наших требований. Власть по своей природе достаточно цинична. Нужно, чтобы она поняла, что ей выгоднее отпустить Сенцова. Как власть поняла перед Олимпиадой в Сочи, что ей проще, правильнее и удобнее выпустить Ходорковского. И мы — общество, кинематографисты — должны это четко и убедительно донести до власти. Я лично не верю, что Олег отсидит 20 лет. Но я не верю и в то, что власть отсидит 20 лет.

Софья Мохова