Общественно-политический журнал

 

В России пенсии и социальная справедливость - за гранью безумия

В российском обществе сотрудники силовых структур обладают привилегированным статусом. Этот факт никогда не был тайной за семью печатями, однако самые вопиющие черты сословного уклада до сих пор периодически поражают народное воображение. Последний пример — дискуссии о пенсионерах-досрочниках из силовых и военных ведомств (Минобороны, МВД, ФСБ, ФСО, Росгвардия, ФСИН, МЧС, прокуратура), которые получают выплаты по старости начиная с 35–45 лет и вполне безбедно живут за счет солидных надбавок. Разговоры о необходимости реформировать эту систему ради большей социальной справедливости ведутся уже много лет, но процесс так и не сдвинулся с мертвой точки.

Даже сейчас, когда вопрос о резком повышении пенсионного возраста для обычных граждан практически решен, власти продолжают защищать интересы силовиков.

«Сословные привилегии существуют для того, чтобы покупать и поддерживать лояльность тех социальных страт, которые являются опорой системы», — говорит политолог Екатерина Шульман.

Сегодня пенсии сотрудников силовых структур во много раз превосходят те суммы, которые могут получать обычные гражданские пенсионеры.

«Так было и раньше, все это знали, никакого общественного возмущения этот факт не вызывал. Но сейчас проблема в том, что в случае повышения пенсионного возраста пропасть между досрочниками и теми, кто выходит на пенсию в общем порядке, обнаружится в самой манифестной, как говорят врачи, форме», — предупреждает Шульман.

Увеличивающийся разрыв в возрасте выхода на пенсию может стать серьезным источником социального напряжения, соглашается замдиректора Института социальной политики Высшей школы экономики Оксана Синявская: если повышение пенсионного возраста не затронет силовиков, то они, как и раньше, смогут выходить на пенсию в 40–45 лет, а все остальные граждане — в 65 лет. И получать выплаты от государства привилегированные группы смогут не 13 лет, как среднестатистический россиянин мужского пола, а как минимум на 20 лет дольше. То есть образуется сразу тройная диспропорция: по срокам выхода, по сумме выплат и по длительности получения пенсии.

Сколько денег тратит государство на содержание закрытой пенсионной системы «для своих», толком не могут сказать даже специалисты. Точная информация о количестве силовиков, имеющих право на льготные пенсии, как правило, засекречена. По оценкам Института социальной политики ВШЭ, речь идет о 2,5 млн силовиков, но о размерах их пенсий судить сложно.

«Сотрудники силовых структур получают деньги не из Пенсионного фонда, а из бюджетов отдельных министерств — Минобороны, МЧС и т.д. Поэтому мы не можем сказать, сколько денег идет на выплаты пенсий военным или силовикам», — объясняет Синявская. Глава Научно-исследовательского финансового института при Минфине Владимир Назаров приводит в социальных сетях следующие расчеты: на досрочные пенсии сотрудникам силовых структур сейчас тратится 0,7% ВВП в год (около 700 млрд рублей).

Следующий вопрос состоит в том, чем обусловлено предоставление этим людям льготных условий за счет налогоплательщиков.

В большинстве своем сотрудники силовых ведомств не воюют на передовой, а занимаются рутинной кабинетной работой. В 40 лет они вполне здоровы и не имеют никаких профессиональных заболеваний.

«Есть кто-то, кто участвует в антитеррористических операциях, получает ранения и контузии, но в целом мы не ведем никакой фронтальной войны и не находимся в острой фазе КТО. Поэтому эти люди в большинстве своем — такие же офисные работники, как и все остальные», — говорит Шульман.

Среди миллионов силовиков подавляющее большинство — это обычные бухгалтера и юристы, которые никогда не держали в руках пистолет и не задерживали преступников, подтверждает старший научный сотрудник Института Гайдара Сергей Жаворонков. «То же самое касается и военнослужащих, которых в Минобороны около 800 тысяч человек, и плюс еще около 1 млн человек гражданского персонала. Все эти люди почему-то имеют право на досрочные пенсии», — удивляется эксперт.

Хотя институт досрочных пенсий существует в большинстве стран, щедрость предлагаемых льгот может существенно различаться от места к месту. К примеру, в США полицейский имеет право на пенсию с 57 лет, в то время как общий пенсионный возраст в стране установлен на уровне 67 лет.

«В России для полицейского пенсионный возраст составляет 45 лет, а для сотрудника ФСБ — 35 лет, что является совершенным безумием».

«Я полагаю, что нам нужно увеличивать пенсионный возраст для силовиков до нормальных мировых стандартов», — говорит Жаворонков. Некоторые подвижки в этом направлении все-таки происходят: недавно Минфин выступил с предложением повысить стаж выслуги лет для военных. Кроме того, в госаппарате уже довольно давно идет «распогонивание» очень многих служб — в том числе для сокращения пенсионных обязательств, говорит главный экономист «Эксперт РА» Антон Табах.

Помимо более высокого пенсионного возраста мировые стандарты подразумевают и другое отношение к качеству рабочей силы. «Надо обсуждать, чем заменять досрочные пенсии — платить пособие, переподготавливать, — утверждает Табах. — Просто отменить их нельзя — кому нужны сорокалетние сотрудники, годные только в охрану?» Одно дело, если речь идет о «государевых людях», имеющих востребованное образование и опыт работы. Но невостребованных работников придется переобучать, сохраняя им зарплату на какой-то период. «В тех же США это распространенная практика для отслуживших, которые получают право на несколько лет доплат и финансирования переквалификации за государственный счет. Но это повод для настоящей реформы, а не для сдвижки пенсионного возраста», — говорит Табах.

Впрочем, к идее вкладывать дополнительные ресурсы в переквалификацию силовиков многие относятся настороженно. «Я категорически не понимаю, почему этим людям надо переобучаться. На улицу в 35 лет никого не выгоняют, сотрудник полиции или военнослужащий вполне может остаться работать на своем месте», — комментирует Жаворонков.

Справедливости ради нужно отметить, что далеко не одни силовики имеют преференции в пенсионном обеспечении. В России, отчасти в качестве советского наследия, сохранилось аномальное количество досрочников — примерно каждый третий пенсионер выходит на пенсию до наступления пенсионного возраста (всего около 14 млн человек). Гражданских пенсионеров в трудоспособном возрасте чуть больше, чем силовиков, — примерно 2,8 млн человек. Это существенно искажает параметры пенсионной системы: 10 лет назад, по данным экспертов ВШЭ, средний возраст выхода на досрочную пенсию составлял примерно 49 лет у мужчин и 48 лет у женщин, то есть значительно ниже установленных законом в качестве общего порядка значений. Отдельной категорией считаются пенсионеры по инвалидности — именно на них идет существенная часть трансфертов из федерального бюджета в ПФР, говорит Табах, причем после повышения пенсионного возраста их число резко увеличится.

Государство пытается предпринимать отдельные меры, чтобы сократить пенсионные дисбалансы, но пока что делает это довольно робко. Для вредных производств (металлурги, шахтеры и т.д.) с 2013 года действуют дополнительные страховые взносы в зависимости от класса условий труда, поэтому процесс сокращения таких рабочих мест будет происходить сам собой — по инициативе работодателей, рассказывает Оксана Синявская из Института социальной политики ВШЭ. Но есть ряд профессий из льготного списка, на которые эти меры не распространяются. Наиболее массовые категории — это бюджетники (врачи и педагоги), работники Крайнего Севера и творческие работники (например, балерины).

Сегодня около трети всех досрочников, не считая силовиков, работают во вполне нормальных условиях. Многие из них сохраняют занятость и после назначения пенсии.

«Здесь, в отличие от, например, шахтеров, вопрос утраты трудоспособности крайне спорный: доказать, что работа этих людей более изматывающая, практически невозможно, — объясняет Синявская. — Досрочные пенсии школьным учителям и медикам были введены в 1997 году без связи со стрессовостью профессий, а как компенсация задержек зарплат этим группам. Но это социально активные группы населения, поэтому трогать их государство долгое время боялось».

Необходима аттестация рабочих мест на предмет того, кто имеет право на досрочные пенсии, считает Антон Табах. «Некоторые категоризации устарели и не соответствуют сегодняшним реалиям. Скажем, работа сельским учителем 50 лет назад и сейчас — это совершенно разные вещи, несмотря на сложности жизни на селе». В других случаях нужно повышать требования по стажу — чтобы надо было выслуживать не 20 лет, а 30–35 лет.

Оставлять досрочников в системе, в которой за них платят все остальные, неправильно, соглашается Синявская. Надо либо постепенно повышать пенсионный возраст или требования по выслуге лет, либо вводить аналог страхования от профзаболеваний, либо создавать специальные пенсионные системы — для бюджетников, силовиков.

«Во Франции есть особые профпенсии для педагогов, чтобы они могли получать выплаты раньше. Они все равно финансируются из государственного кармана, но тем не менее это создает некоторую прозрачность и выглядит более справедливо», — объясняет эксперт.

Сейчас из проекта «пенсионной реформы», предложенной правительством, ясно одно: силовики имеют гораздо больше шансов сохранить свои пенсионные привилегии, чем все остальные категории льготников, включая бюджетников.

«Резко пугать своих работников, на которых государство рассчитывает во время выборов — как с точки зрения организации, так и с точки зрения лояльного голосования, — власти опасаются. Но совсем исключить бюджетников из этого процесса, в отличие от силовых структур, которые избавлены от повышения пенсионного возраста, государство не сможет», — говорит Шульман. Так, согласно нынешним планам кабмина, возраст выхода на пенсию для досрочников может быть увеличен на 8 лет.

Эксперты единодушны в том, что серьезной денежной экономии за счет сокращения числа досрочных пенсий добиться не удастся. «Кажется, что 0,7% ВВП — это много, но общие расходы на выплату пенсий составляют 9% ВВП, то есть доля силовиков здесь менее 10%», — пишет Назаров. В сценарии правительства фискальный эффект от общего повышения пенсионного возраста примерно за 15 лет должен составить 1,5–2% ВВП, а реформа института досрочных пенсий принесла бы около 0,2% ВВП, говорит Синявская. «Но это не значит, что такую реформу не надо проводить, потому что это вопрос социальной справедливости. Тем более несколько сотен миллиардов рублей пенсионной системе тоже не помешают», — добавляет эксперт.

Иногда государство даже извлекает для себя пользу, беря на вооружение риторику о социальной справедливости. Почти все удачные пенсионные реформы включали в себя то, что реформаторы урезали пенсионные права госаппарата: как минимум членов парламента и высшего чиновничества. «Дискуссия о пенсионной реформе в США — причем только о распределительной пенсии — это хороший пример: с президента и членов Конгресса начали брать взносы за социальное страхование. Ежу понятно, что это было чисто символическое решение, но нужно было показать населению, что руководство страны тоже понесет тяготы», — объясняет Антон Табах.

Теоретически главным лозунгом пенсионной реформы в России могли бы стать слова «мы повышаем пенсионный возраст, но повышаем его для всех». «Это потенциально сильный месседж. Добровольный отказ от привилегий ради общего блага, почти как в первые месяцы Французской революции».

«Но в современной России этого никто не сделает, потому что силовики — это не просто опора режима, это и есть сам режим. Никто не смеет их тронуть даже в малейшей степени», — уверена Шульман.

Нынешняя Россия представляет собой феодальное государство, которое воспроизводит феодальные институты, и проявляется это не только в устройстве пенсионной системы, считает Сергей Жаворонков. «Во времена Петра I в населении были выделены неподатные сословия, которые могли не платить подоходный налог. Так и сейчас: в России действует закон, по которому близкие к Кремлю бизнесмены, включенные в санкционный список, могут легально не платить налоги», — констатирует эксперт.

Пока в стране действует разделение на людей первого и второго сорта, ни одна серьезная социальная реформа не найдет реальной поддержки в населении. «Я готов согласиться на повышение пенсионного возраста, но давайте начнем с чекистов», — формулирует Жаворонков новую версию принципа «солидарности поколений».

Почем особые заслуги

Минимальный срок выслуги для сотрудников ФСБ составляет 20 лет, но во многих случаях каждый год трудового стажа засчитывается за 1,5 года, что позволяет им де-факто выходить на пенсию в 35 лет.

Пенсионное обеспечение сотрудников силовых структур фактически проходит по разряду «все включено»: силовикам обеспечен и досрочный выход на пенсию, и повышенный размер самих выплат. Но некоторые категории занятых, не являясь досрочниками, в старости все равно получают от государства особо крупные пенсии. К ним относятся сотрудники аппаратов госорганов и лица, занимающие государственные должности (в том числе выборные).

Например, депутаты Госдумы: в 2018 году народный избранник, проработавший хотя бы 10 лет, может претендовать на доплату более чем в 63,5 тысячи рублей в месяц, депутат с 5-летним стажем — на 46,6 тысячи рублей. Эта сумма в 3–5 раз больше, чем среднестатистическая пенсия в России (14 тысяч рублей), и не включает в себя пенсии по другой работе, которые депутаты тоже могут получать. При этом пенсионная реформа для госслужащих разного рода началась еще в прошлом году: возраст выхода на пенсию будет плавно повышаться до 65 лет для мужчин и до 63 лет для женщин. Однако даже паритет в пенсионном возрасте не сможет компенсировать гигантский разрыв в размере пенсий «государственных мужей» и среднего россиянина.

Арнольд Хачатуров