Вы здесь
Чехия в посткоммунизме: обыкновенное чудо
Среди стран бывшего «варшавского» семейства Чехия выделяется не только как уникальный пример сохранения и модернизации промышленности и лидер по ВВП на душу населения (по оценкам МВФ –в 2018 -37,3 тыс.долларов). Но и качеством жизни. Она одна из немногих, где на фоне всеобщей депопуляции за годы перехода к рыночной экономике имеется прирост населения, а трудовая эмиграция весьма умеренная. В чем секреты такого успеха – попробуем разобраться.
Начать, полагаю, следует с вопроса, в чем принципиальное различие характера преобразований в странах Центральной Европы и Балтии от стран СНГ? Ответ прост- в том, что в отличии от России и других бывших советских республик, переход к рынку здесь проходил не как модернизация, а как возврат к прошлому, из которого их насильственно вырвали на 45-40 лет.
Отсюда совершенно разный характер реакции на перемены. Если для массового советского человека, особенно российского, они часто носили травматический характер, переживались, как ломка укоренившихся привычек и представлений. То для чехов, словенцев, поляков, прибалтов и пр. – в большей или меньшей степени -«капитализм» означал восстановление привычного, естественного и понятного образа жизни. Ведь самая консервативная возрастная группа, наделенная сильным политическим влияние – люди предпенсионного или пенсионного возраста - обладали совершенно противоположной исторической памятью. Чем старше россиянин – тем по трэнду он более догматичен в канонах социализма, государственничества, империализма, классическим выражением которого был сталинизм. И, напротив, чем старше, к примеру, чех, тем сильней в нем воспоминания о рыночном устройстве бытия и демократии. Ну, а молодежь в обоих случаях куда более открыта для такого рода преобразований.
Степень этого «консерватизма» в разных странах бывшего Варшавского пакта, безусловно, зависела от разных наследственных и преходящих обстоятельств. Чехословакия среди них, не считая Германии, безусловно была на период Первой республики(1918-39) – самой индустриально развитой и интеллектуально продвинутой. Не случайно, поэтому, что именно здесь в период «оттепели» появилась иллюзия реформации социализма с приданием ему «гуманного лица». Такие попытки были и Венгрии, и в ГДР, и в Польше, и в Румынии. Но только в Чехословакии еще в 60-е годы получили системную проработку такие вопросы, как хозрасчет, легализация мелкого частного бизнеса, многопартийность, конвергенция, либерализация внешней торговли, свобода СМИ и т.д. Появилась целая плеяда теоретиков: Ота Шик, Радован Рихта, Вацлав Клаус, Людвиг Вацулик, Милан Кундера и др., которые всесторонне и уже публично рисовали модель, которая по существу своему была социал-демократической. То есть – рыночной.
Как известно, чешская «перестойка» была раздавлена советскими танками в августе 1968 года. Однако результат был совершенно противоположным кремлевским ожиданиям: Москва преподнесла им урок, избавивший от последних иллюзий относительно «идеалов социализма». А сама «Пражская весна» раскрыла умы и души навстречу рыночным отношениям. Так что, реформы начала 90-х, в отличие от жителей России, Белорусии, да и Украины тоже, не стали потрясением ни в позитивном, ни в негативном отношении. Ибо они были желанными, понятными и ожидаемыми.
Возвращение в Европу
Как и в Балтии, в Литве – в частности, для Чехии «бархатная революция» 1989 года происходила не в терминах «новизны», стремления в неизведанному или в подражание Западу, а в терминах возвращения – в Европу и в предвоенное состояние, требущее лишь незначительной модернизации с учетом требований времени. Причем у чехов не было ни малейших комплексов, выражающихся в копировании чужого опыта. Это видно по речам первого президента Вацлава Гавела, который говорил о важности сохранения самобытности и способности предложить оригинальный вклад в мировую политику.
При этом, возвращение в Европу, в отличии от других стран, в частности, от Литвы, для Чехии было не в обобщенном образе (ЕС, НАТО), а обрело конкретный адрес – в лике Германии. По аналогии с Эстонией, для которой Европа локализована в облике Скандинавии, а еще точней – Финляндии.
И это при том, что в лице Германии чехи имели врага, насильника 38-39-го годов, лишивших их независимости в результате позорного для европейской демократии Мюнхенского сговора. Тем не менее, подобно французам, чешская нация проявила прагматичный разум и расчет, уразумев, что в изменившемся мире именно они дают реальные дивиденды. И благодаря тому, что пойдя на сделку с Volkswagen и позволив приватизировать Skoda, Чехия не только сохранила флагман и основу своей высокотехнологической промышленности, но и модернизировала и расширила ее, став вторым в мире производителем автомобилей. И не только: сегодняшняя Skoda – это еще и грузовики, автобусы, авиационные двигатели и др.
Прислонение к самой мощной экономике Европы открыло доступ к передовым технологиям и мировым рынкам и позволило на фоне всеобщей деиндустриализации на полную мощь задействовать промышленное наследие, некогда сосредотачивавшее до 70% промышленности империи Габсбургов. В частности, наряду с автомобильной, сохранить и приумножить свое самолетостроение, обеспечивающее благодаря компании Aero Vodochody примерно две трети мирового производства учебно-тренировочных самолетов ( знаменитых «альбатросов») а также целый ряд заводов по выпуску компонентов для них – моторов, блоков управления, воздушных винтов и т.д.
И сами с усами
Впрочем, ставка на Германию – это все же вторичность, вопрос выбора и стратегии, которому Чехия обязана своим умам, философии и тактике ее лидеров. И, прежде всего, двум главным политическим фигурам - Вацлаву Гавелу, первому президенту страны (1989-2003), и Вацлаву Клаусу, руководившему правительтством в 1992-98, затем парламентом (1998-2002) и перенявшего президентскую эстафету у Гавела на следущее десятилетие (2003-2013). Именно на них упали самые трудные, основополагающие вызовы и решения. Именно при них прошла призатизация и выход на Volkswagen, осуществлялись сложнейшие маневры с конвертированием валюты, кредитами и бюджетом, проводилась налоговая реформа и осуществлялась социальная политика, благодаря которой Чехия оказалась островком, где 90-е отнюдь не оказались «лихими». В доказательство приведу лишь несколько доводов.
- уровень инфляции был самым низким из всех стран, осуществлявших либерализацию цен - даже на самом пике она не поднималась выше 20% годовых и к концу десятилетия упала до 2%;
- в стране не было серьезной проблемы с занятостью – безработица не поднималась выше 5% . Для сравнения в Литве к началу нулевых она выросла до 12,5% , в Польше – до 20%;
- Чехия была единственной страной, где доходы населения росли, о чем свидетельствует динамика ВВП на душу: его поступательный рост начался с уже 1993 года.
- и, пожалуй, самая большая заслуга чешских реформаторов, чего уже точно нигде не было в тот период – происходил рост расходов на научно-исследовательские разработки. И это позволило не только сохранить промышленное производство, но и не допустить его технологической отсталости.
Единство и борьба противоположного
Говоря о благотворном правлении двух Вацлавов, нельзя не отметить различий в их стилистике. И даже определенной борьбы двух концептов. Если грубо их обобщить, то они в плоскости таких различий, как социокультурный подход и технократический. Ориентация на стиль, качество жизни И экономический успех, благостостяние. Торможение в перестройке социальных институтов и традиционных отношений и стремление к быстрым переменам.
Склонность к неспешке и традиционности характерна для подходов философа и литератора Гавела, проповедовавшего этические идеалы и даже некую миссию нации, сформированные первым президентом страны Томашем Масариком, в которых фигурировали такие ценности, как равенство и солидарности граждан, их правдолюбие - «религия правды», которую они призваны нести в окружающий мир. Именно эти консервативные и по характеру – довольно левые представления, а не благосостояние, согласно исторической традиции ставилось у Гавела в основу того, что по нынешней терминологии зовется «качество жизни».
В принципе к традиции Первой республики тяготел и Клаус. И это по большому счету объединяло две яркие личности. Но как экономист, один из учеников Оты Шика и стажер нескольких западных университетов, он в гордом предвоенном наследии, прежде всего, выделял и ценил в нем индустриальную мощь и научный интеллект страны, ища способы его и сохранить, и добавить темпа. В отличие от Гавела, он говорил, что «третий путь ведет в третий мир» ( из его выступления в Давосе в 1993). На посту премьера он вел себя как классический рыночник, и ушел с него под давлением левых. А Гавела сменил в тот период, когда экономический рост сменился стагнаций. И стал во главе курса на рывок. С задачей он справился: в докризисный период (2004-2007) среднегодовой темп роста составил около 6%.
В целом оба политика, безусловно, были ориентированы на Европу. Но при этом сильно различались в подходе. Что, в свою очередь, коррелируют с особенностями их натур. Гавел - философ, мыслитель, Клаус – прагматик. Не случайно, поэтому в ориентации на Запад он, по его же словам, стал «европрактиком». То есть сторонником евроинтеграции, но на основах обширной независимости национальных курсов. Именно Клаус был модератором развода со Словакией и добился от Германии отказа от претензий на счет компенсации выселенным судетским немцам. Тот же прагматизм – и не более - сближает его с нынешним главой Чехии Томашем Земаном и в позитивном (бесконфликтном) отношении к России. Впрочем, как знать, какой была бы его эта позиция, если бы он сегодня оставался у руля власти?
Ну, а по большому счету, борьба и балансирование этих двух курсов родили симбиоз, который позволил войти в рынок с минимальными социальными издержками. Вот и весь секрет.
Вместо резюме
Вместе с тем, конечно, не стоит идеализировать чешские 90-е. Заговорите с аборигеном, и он вспомнит немало негатива о тех годах. Но всякие оценки – субъективные. И имеют смысл лишь в сравнении. А они явно тяготеют в пользу чешского опыта. Впрочем, как, наряду с ним, и словенского, польского...
А в заключении хотел бы отметить следующее. Существует довольно распространное мнение, будто условиями успешности рыночных реформ является значительная финансовая устранненность государства и тот или иной вариант шокотерапии. Однако, это – заблуждение. Статистика утверждает, что доля бюджетных расходов в ведущих центральноевропейских странах в период их проведения не только не сокращалась, но кое-где (например, в Венгрии) даже росла. И уровень этот был весьма высок. В частности, в наиболее успешных странах – Чехии, Словении и Польше – доля государственных расходов была на уровне 50% и практически не менялась. И это позволило самортизировать тяготы переходного периода.