Вы здесь
Насколько действенны мирные формы протеста в Беларуси?
Белорусский ОМОН стал более агрессивен по отношению к протестующим. В минувшие выходные задержали рекордное число участников протеста. По информации правозащитного центра "Весна" – более тысячи человек. Участникам акций в Минске мешали собираться, а уже сформированным колоннам преграждали путь и рассеивали их.
"Получился скорее немарш злости, ибо великая тьма насильников, иначе их уже не назовешь, измордовала город. Стянули силы со всей страны… опять ставка на насилие. Волонтеры и редкие свидетели говорят о сотнях избитых в кровь внутри автозаков… Возможно, это часть их плана по дестабилизации обстановки в стране, возможно, им просто хочется крови, чтобы потом "легитимно" пролить ее еще больше. Но смотреть на это спокойно уже просто невозможно. Теперь очевидно, что уличная активность не дает нужного эффекта", – написал в фейсбуке Павел Барковский, уволившийся еще в сентябре в знак протеста с философского факультета БГУ, где он преподавал 15 лет.
В последнее время – наряду с забастовками, маршами, концертами в поддержку участников протестов, отказом покупать продукты, сделанные на заводах, принадлежащих близким к Лукашенко предпринимателям, – белорусы протестуют и более изощренно. Пенсионеры забрасывают яйцами коммунальщиков, закрашивающих красно-белые цвета, нарисованные в городских пространствах, частный бизнес переводит заработки в фонд солидарности, директора предприятий отказываются увольнять работников по идеологическим причинам, рискуя собственными должностями, а врачи выписывают больничные тем, кто решил участвовать в забастовке. Появились и так называемые киберпартизаны. В сентябре на государственном телеканале "Беларусь-1" они прервали интервью министра здравоохранения Дмитрия Пиневича, которое показывали в вечерних новостях, а вместо него зрители увидели избиение протестующих силовиками на митингах против Александра Лукашенко.
Протесты коснулись и железнодорожного сообщения. Железнодорожники практически не выступают открыто с требованиями забастовки, опасаясь дисциплинарного и уголовного преследования, но, видимо, часть из них все же поддерживает протестное движение. По сообщению телеграм-канала "Сообщество железнодорожников Беларуси", начиная с 26 октября каждый день фиксируется до двадцати случаев срабатывания автоматической сигнализации на перегонах, вызванных замыканием рельсовых цепей с помощью металлической проволоки. Из-за этого задержки грузовых и пассажирских поездов составили от 6 до 20 минут. Об этих акциях сразу заговорил Александр Лукашенко, пригрозив жесткой реакцией: "Те, кто сегодня выходит на железную дорогу, те, кто вешает фашистские знамена на линии электропередачи, словом, те, кто сегодня пытается разрушить, дестабилизировать инфраструктуру государства, должны знать: с сегодняшнего дня, особенно в квартирах граждан, куда они прячутся, мы в плен никого не берем. Если кто-то прикоснется к военнослужащему (я уже замечание делал генералам), он должен уйти оттуда как минимум без рук", – сказал Лукашенко на встрече с коллективом МВД 30 октября.
Эти угрозы реализовались не только на белорусских улицах, где ОМОН и милиция стали намного агрессивнее вести себя по отношению к участникам демонстраций, но привели и к арестам. В конце октября на белорусско-украинской границе были задержаны левые активисты Игорь Олиневич, Дмитрий Резанович, Сергей Романов и Дмитрий Дубовский. В белорусском пограничном ведомстве сообщают, что якобы при них обнаружено две единицы огнестрельного оружия, холодное оружие, граната, специальная экипировка и снаряжение, однако, учитывая, что Олиневич в прошлом являлся политзаключенным, есть основания полагать, что истинная причина задержания может иметь политические мотивы. Четверых белорусов теперь обвиняют по статье 289, часть 3 – "Акт терроризма, совершенный организованной группой" за якобы поджоги административных зданий. В мае 2011 года Игорь Олиневич был осужден по статьям "Злостное хулиганство" и "Повреждение имущества общественно опасным способом" и приговорен к восьми годам колонии усиленного режима. Ему и нескольким его товарищам инкриминировали нападения на российское посольство, центр изоляции правонарушителей на улице Окрестина в Минске, офис банка "Москва-Минск" и казино "Шангри Ла". Олиневич вышел на свободу в 2015 году – тогда Александр Лукашенко в стремлении добиться отмены западных санкций помиловал нескольких политзаключенных. Через две недели после этого Олиневич уехал в Польшу, где жил и работал. Никто не знал, что в октябре он оказался на территории Беларуси.
Вместе с Олиневичем в 2015 году освободили и журналиста, левого активиста Николая Дядка. 27 мая 2011 года он был осужден на пять лет лишения свободы в колонии усиленного режима после того, как его задержали по подозрению в нападении на посольство России, но потом предъявили обвинение в участии в несанкционированной акции около Генштаба Беларуси. После выхода из колонии он издал книгу "Цвета параллельного мира" – о том, как устроена белорусская тюрьма и как там выжить. С Николаем Дядком мы беседуем о формах протеста, которые выбирают белорусы, и о том, могут ли действия властей ожесточить и протестующих:
– Наиболее популярны те формы протеста, которые соответствуют национальной политической культуре, менталитету. Насколько я могу судить, у белорусов более всего приживаются безопасные формы. У нас люди не любят собой рисковать. Хотя сейчас и не осталось совсем безопасных форм несогласия, все равно люди стараются протестовать мирно. Порой, когда распространяются какие-то панические слухи или становится понятно, что маршруты маршей опасны, люди идут туда неохотно, как было с маршем на Дрозды (в поселке Дрозды на окраине Минска находится дом Александра Лукашенко и других представителей белорусской властной элиты) или с маршем на Окрестина.
– А вы считаете, что гладить тигра против шерсти – все равно что по шерсти, так что если уж гладить, то лучше против шерсти? Какая инициатива лично вам больше по душе?
– Мне кажется, что исключительно хождения по воскресеньям на марши с плакатиками в руках не могут свергнуть режим. Такова его суть. У нас не демократическая страна, где сто тысяч вышло на улицу – и премьер тут же подал в отставку. Такие акции, будь они даже массовыми, сами по себе не могут демонтировать режим. Мы боремся не против определённых материальных объектов, а за ликвидацию определённого типа политических отношений – авторитаризма. Невозможно сжечь отсутствие честных выборов и закидать "коктейлями Молотова" бесправие. Силовики долго и старательно вырисовывают свой образ всемогущих, всевидящих и всё слышащих карателей. Но они тоже уязвимы. Целью акций является и стремление заставить тех, кто принадлежит к вертикали власти, чтобы в решающий момент они решили "заболеть", не выйти на работу или любым другим путём уклониться от действий против народа. Кого не останавливает совесть, пускай хотя бы останавливает страх.
– Блокировку железнодорожных путей вы считаете радикальной акцией? Она заставила власть сильно нервничать, хотя поезда всего лишь задерживались: ни жертв, ни ущерба.
– Потому что их было много, по нескольку десятков на день. Да, это очень злит Лукашенко, потому что это прямой удар по экономическим связям, задержка грузов – порча связей со стратегическими партнерами. Поэтому он сразу стал кричать про терроризм.
– Что касается экономического бойкота. Призыв не покупать товары и услуги у компаний из черного списка нашел отклик, это работает?
– Пока мы имеем только косвенные признаки эффективности. Например, "Санта-Бремор" (производитель продуктов питания) несколько раз меняли вывески на другие названия. Еще я знаю, что банки, связанные с "Еврооптом", начали стремительно распродавать свои активы. Насколько это все связано с бойкотом, я не берусь судить. В реальности это знают только менеджеры компаний.
– Причинение ущерба госимуществу – очень неоднозначная тема, поскольку речь идет о противоправных действиях.
– Власть сама так всегда поступала, еще до того, как начались нынешние протестные акции. "Советская Белоруссия" публиковала материал про задержания на мирных демонстрациях, а в качестве иллюстрации ставила фотографии с беспорядков в Испании, где реально было хорошо видно подожженные машины и баррикады. Уже давно нет смысла за это переживать, потому что в любом случае нас выставят провокаторами и террористами. Нам стоит этого бояться, только если за властью все информационное поле, но провластные ресурсы смотрят и слушают только их сторонники, которых крайне сложно переубедить, остальные выбирают, где черпать информацию. В протестном движении есть мифология, что мирным путем мы можем всего добиться. Никогда так не было. Абсолютное большинство революций, национально-освободительных движений и свержений авторитарных режимов в реальности не делались только с помощью транспарантов. Они комбинировали формы протеста. Я не призываю к насилию, я не занимаюсь диверсиями, но людей убивают и калечат долго и целенаправленно.
– Однако же акции прямого действия начались задолго до вот этого вопиющего насилия на улицах, следовательно, это была не ответная реакция. С июля их прошло несколько десятков.
– Да, согласен, но и насилие началось не на выборах, оно было всегда. И в этом большая проблема людей, которые проснулись только сейчас, когда силовики стали хватать сидящих на лавочках, запихивать их в автозаки. И они думают, что проблема в фальсификации конкретно вот этих выборов. Избиения, пытки, изнасилования, фальсификации уголовных и административных дел начались не вчера, просто они применялись не против широких масс, как сейчас, а против маргинализованных групп и бесправных слоев населения. Так называемых "экстремистов", всех в одну кучу: анархистов, футбольных фанатов, политических радикалов, цыган, бездомных, ранее судимых людей, проституток, наркозависимых и представителей ЛГБТ-сообщества. Эти люди, в особенности в регионах, чувствуют себя ущербными и крайне бесправными перед насилием милиции.
– Это не нравится не только милиции, но и мирным протестующим…
– Многим не нравится, что сейчас перекрывают метро, отключают интернет из-за протестующих, что выходят и встают в цепи солидарности. 12 часов продолжается шум: бибикают машины, нет мобильной связи, а у кого-то дети маленькие, а кому-то на работу завтра, кто-то не может заснуть, и у него болит голова, кто-то опоздает на день рожденья из-за блокировки дорог. Лес рубят – щепки летят. Речь идет о судьбе страны, о том, чтобы вернуть закон и права человека, кому-то придется поступиться бытовым удобством. Сегодня я потерплю крики под окнами, зато я буду жить в стране, где меня не могут затолкать в бусик и изнасиловать дубинкой.
– А киберпартизаны?
– К деятельности киберпартизан я отношусь положительно, странно, что они появились только сейчас, хотя у них, на мой вкус, много чрезмерно пафосных заявлений. Это ничего, это горячность молодости. Силовики сильно боятся, когда с них срывают маску, – сразу убегают в кусты.
– Я проводила небольшой опрос на мирном марше, и люди склонны считать, что никаких поджигателей нет, их выдумали госканалы и "Советская Белоруссия". Это как раз следствие того, что белорусские события иллюстрировали кадрами беспорядков из Испании.
– Статью "Терроризм" предъявили партизанам, левым активистам, которых задержали на украинской границе. Власти очень долго про них вообще не сообщали, они фактически их игнорировали. В лучшем случае это проскакивало в сводках МЧС, когда горели машины у сотрудников судов и идеологов. МВД игнорировало это, они не хотели показывать, что это вообще возможно, поэтому пытались скрыть, чтобы не подавать дурной пример. Они очень боятся, что люди скажут: "А что, так можно было?"